В советском литературном пантеоне этот человек был легендой. Для тех, кто понимает, конечно. Я видел его трижды и отчего-то запомнил эти странные «полувстречи».
Впервые — более тридцати лет тому назад, когда, будучи абитуриентом журфака, я оказался на стажировке в газете «Московский комсомолец» (где с 1966 года и до конца своих дней Александр Яковлевич Аронов непрерывно работал в разных жанрах — что и сегодня трудно вообразить)… Итак, стайка будущих «акул пера» бодро неслась по длинному коридору редакции, ведомая одним из маститых сотрудников «МК». Мы почти пробежали мимо какого-то человека, одиноко стоящего у окна, как наш вергилий притормозил и воскликнул: «Легенда! Знаменитый журналист и поэт, автор песни…»
Человек растянул в добродушной улыбке африканские губы и хрипло пробурчал: «Если у вас нету тёти — её не отравит сосед…» (уж не ведаю, была ли эта хулиганская переделка куплета его песни из «Иронии судьбы…» заготовкой или экспромтом).
Потом я узрел Аронова в эпизоде фильма Евгения Евтушенко «Похороны Сталина», где он стирал в тазу, стоя на переполненной жильцами кухне московской коммуналки.
И — в самый последний раз — на вечере легендарного же поэта Александра Ерёменко, написавшего по случаю выхода первой ароновской книги (1987) поэтическую «Рецензию», в которой Аронов был назван последним романтиком. «…Свернёт он налево-направо, / зайдёт на проезжую часть. / И слава, тупая, как лава, / его огибает, стыдясь…»
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
Это было стихотворение о самом что ни на есть московском человеке, содержащем в себе таинственное вещество
неотмирности.
После его ухода многие известные литераторы и журналисты подписали свои газетные поминания словами «ученик Александра Аронова». Его любили. Он, автор и по сей день крылатой строки «Остановиться, оглянуться», помогал многим.
Александр Яковлевич был чутким и благодарным читателем чужих стихов и никогда не рвался ни на какие «олимпы». В его, как правило, беспокойных, даже и ироничных, произведениях живут сострадание, благородство и честность.
* * *
...Так открыться и так состояться,
Быть с мильонами наедине
И в истории не затеряться,
Как на этой огромной стене.
Под одними живем небесами,
Из одной вырастаем Земли...
Что мы видим такого, что сами
Вроде знали — сказать не могли?
Удалился твой мастер смущенный,
Ничего не добавят слова.
Что стыдливей и незащищенней
Твоего среди нас торжества?
Никуда нам от взгляда не деться,
Хоть уйдешь, хоть поднимешь ладонь.
Эти взрослые лики младенцев,
Эти детские лики мадонн.
Завещание
Приготовляясь складывать слова,
Зачем всё это нужно, знал я твердо.
Вот научусь — заговорит трава.
Вернется женщина.
Воскреснет мертвый.
Похоже, что не выйдет
в этот раз.
Но цель сама не слишком
беспокоит.
Возможно, у кого-нибудь
из вас —
На меньшее рассчитывать
не стоит.
1973
* * *
Валентину Берестову
Так это море, значит?
Гляжу из-под руки.
Там маяки маячат,
Рыбачат рыбаки.
И отблеск дали нежной,
И краешек зари —
Не главное, конечно,
Кто что ни говори.
Ищи оттенки смело,
Найди их сотен семь —
Совсем не в этом дело.
Вы знаете — совсем.
Пусть волны скалы рушат —
И это всё не в счет.
...Но, значит, кроме суши, —
Спасите наши души! —
Есть кое-что еще.
1977
* * *
Перетекает в слова
Трогая крыши и листья
Не отказавшийся литься
С неба туда, где трава
Перебирает секунд
Лопающиеся бусы
Бос или только обулся
Тихо сходя по листку
Не оставляя зато
Здания без выраженья
Перекрывая движенье
Наших машин и зонтов
Из отдаленных морей
Вдоль прилегающих улиц
Посередине июля
Строчек и жизни моей
1978
* * *
Тане
Любимая, молю влюбленный:
Переходите на зеленый,
На красный стойте в стороне;
Скафандр наденьте на Луне,
А в сорок первом, Бога ради,
Не оставайтесь в Ленинграде...
Вот всё, что в мире нужно мне.
1982
* * *
В Марьине тоже расцветают вишни.
Бабочка села на мою собачку.
Как это случилось, что я тут лишний?
Как это вышло, что вот я сейчас заплачу?
Не в Палестине. Не в Риме. И не в Египте –
В Марьине мне помирать придется,
Тоже неплохо. В Небесном лифте
Место и для меня найдется.
Я стою на балконе. Одет не слишком.
Не снедаемый горечью и тоскою.
А вокруг пруда бегут и бегут мальчишки.
А я им машу и машу рукою.
1999
Завещание
Отсвет имени на строчке
В сотни раз прекрасней слова.
Я ничем вам не помог, мои слова.
Чтобы вам не сгинуть снова,
Не пропасть поодиночке,
Друг за друга вы держитесь, как трава.
