По ссылке – первая реакция Украинской Православной Церкви Московского Патриархата в связи с назначением Константинопольским Патриархатом экзархов в Киев.
Оно краткое, цитировать не стану.
Меня несколько человек уже спросило: это что – новая война? Много букв в качестве комментария:
Я знаю, по крайней мере, некоторых членов Украинской православной церкви Московского патриархата. Они часто могут иметь своё мнение о Путине, Донбассе, даже наверняка и о Крыме. Но для большинства из них по-прежнему мы – единая Церковь. Для большинства из них раскольники и расколоучители – это раскольники и расколоучители. Русь – это для большинства из них и Киев, и Запорожье, и Муром, и даже (о, ужас!) та самая Москва. Они (это большинство тамошней Церкви) знают и понимают, что совершенно самостоятельны и свободны.
Все решения по жизни Украинской церкви принимаются на/в Украине, без всякого давления, а при этом ещё сохраняется и полное право участвовать в решении всех вопросов жизни "большой" Русской Церкви. Полное представительство в ней. И выбор поминать Патриарха Кирилла и сознавать духовное родство с Москвой — это свободный выбор. Это проявление свободной воли, каковой не было, пожалуй, никогда. Всё время людей "нагибали", включая и Российскую империю, и другие церковные и политические силы. А сейчас — нет.
Это положение неприемлемо вовсе не для большинства членов Украинской Церкви: оно бесит тех, кто видит, что остаётся хоть какое-то поле для независимого и свободного выбора, который не совпадает с интересами власти и с политической волей союзников этой новой власти. Больше никаких причин для происходящего не просматривается. А поскольку людей, о которых я пишу, верных идее товарищества (вспомните Гоголя и речь Тараса Бульбы о чувстве товарищества!), остается по-прежнему очень много, то пока варианта два.
Первый: всё идёт к некоторому усилению того раскола, который и так уже есть. И второй, очень страшный, но и сейчас уже присутствующий "под ковром" – это репрессии. Прямые гонения против Церкви. С лишением составляющих её людей свободы выбора, нарушением принципа свободы совести, возможно, рейдерскими акциями или уголовными преследованиями по надуманным статьям. Как далеко это может завести, не знаю. Нам тут остаётся лишь молиться и просить Бога, чтобы Господь благословил и уберёг наших сестёр и братьев. Среди которых — те, кого лично знаю, любил и люблю. Поэтому не могу происходящее воспринимать равнодушно.
* Речь Тараса Бульбы о чувстве товарищества!
"Полковники… готовились дать сражение. Тарас уже видел то по движенью и шуму в городе и расторопно хлопотал, строил, раздавал приказы и наказы (…). И когда все было сделано как нужно, сказал речь козакам, не для того, чтобы ободрить и освежить их, - знал, что и без того крепки они духом, – а просто самому хотелось высказать все, что было на сердце.
– Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и там люди! также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, – видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а... – сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: – Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, – так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Так говорил атаман и, когда кончил речь, все еще потрясал посеребрившеюся в козацких делах головою. Всех, кто ни стоял, разобрала сильно такая речь, дошед далеко, до самого сердца. Самые старейшие в рядах стали неподвижны, потупив седые головы в землю; слеза тихо накатывалася в старых очах; медленно отирали они ее рукавом. (…) Знать, видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью и всяким невзгодьем жизни, или хотя и не познавшего их, но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость старцам родителям, родившим их.
А из города уже выступало неприятельское войско, гремя в литавры и трубы…"
На заставке: Всеукраинский крестный ход, 2018 год. Фото Юрия Жарикова/"Фома" в Украине
