«Но зачем же тогда нужна Церковь, если люди не могут быть лучше»? — спросил писатель и публицист Дмитрий Быков, когда в редакции портала «Православие и мир» обсуждалась его нашумевшая статья «Толоконные лбы». Я не собираюсь сейчас полемизировать с быковской статьёй, но вот эта его фраза показалась мне знаковой. Тут есть о чём поговорить.
Во-первых, а что здесь понимается под Церковью? Мистическое единство верующих во Христа? Тело Христово? Или всё же вполне посюсторонняя человеческая организация, имеющая целью решать вполне посюсторонние задачи? Не берусь судить о том, что конкретно имел в виду Дмитрий Львович, но уверен, что очень и очень многие его сторонники видят в Церкви именно такое «министерство нравственности». Причём подобный взгляд возник отнюдь не сейчас.
Помнится, в советские времена ходило в самиздате стихотворение Евгения Аграновича об отце Александре Мене, написанное в 1962 году.
И финал его таков:
Еврей мораль читает на амвоне,
Из душ заблудших выметая сор. ...
Падение преступности в районе
Себе в заслугу ставит прокурор.
Агранович исходил из самых светлых побуждений, был полон симпатии и к отцу Александру, и вообще к христианской проповеди, но блистательно воспроизвёл стереотип: дело Церкви — улучшать уровень нравственности в обществе, и чем лучше она, в лице своих служителей, сие исполняет, тем лучшего отношения к себе заслуживает. Уточню: отношения со стороны неверующей интеллектуальной элиты. А сказать, как оно есть на самом деле — это значит шокировать многих таких «сочувствующих». Потому что главное дело Церкви — это спасать человеческие души, готовить их к Вечности, чтобы, после всеобщего воскресения, люди могли «дать добрый ответ на страшном судище Христовом».
Церковь спасает души разными средствами, главные из которых — церковные таинства, молитва, участие в богослужении. Всё остальное — социальная работа, образовательная деятельность, заступничество за обиженных и проч. — не то что бы неважно, но всё-таки это второй план. Понятно, что если всего этого нет, если жизнь Церкви ограничивается только богослужением и душепопечением, то что-то в ней идёт не так — потому что чем успешнее христиане борются со своими грехами и страстями, тем больше в них становится любви, а любовь проявляется в делах милосердия. Но всё-таки дела милосердия — это следствие, а не исходная причина.
Если поменять местами причину и следствие, если поставить телегу впереди лошади — ничего хорошего не выйдет. Таким путём не раз уже пытались идти в церковной истории, и всегда это кончалось либо ничем, либо большой кровью (вспомнить хотя бы гуситские войны в Чехии XV века). Да, в глобальной исторической перспективе Церковь улучшает общественные нравы. То, что в европейской цивилизации давно отменено рабство, что запрещены жестокие казни и пытки, что женщины уравнены в правах с мужчинами, что вообще появилось представление о неотъемлемых человеческих правах — всё это результат многовековой христианской проповеди.
Конечно, механизм воздействия тут сложный, нелинейный, но в целом без Церкви никакого современного гуманизма не случилось бы. Но даже и это улучшение нравов в исторической перспективе — вовсе не главное дело Церкви. Более того, Церковь никогда не заблуждалась по поводу нравственного прогресса. За взлётами следуют спады, и мировая история кончится глобальным нравственным падением — то есть воцарением антихриста. Однако в любой социальной, культурной, политической ситуации Церковь занимается одним и тем же делом: врачеванием душ, проповедью Евангелия. Делом, которое очевидно находящимся внутри, но практически незаметно для тех, кто смотрит на Церковь со стороны. Во-вторых, а что понимают глядящие со стороны под словами «делать людей лучше»? Опять же, не берусь утверждать, что Быков имел в виду именно это, но с достаточной вероятностью предполагаю — речь идёт именно о социальном поведении людей.
О том самом «падении преступности», которое полвека назад Агранович приписал проповеди отца Александра Меня. То есть люди становятся лучше, когда они меньше грабят, меньше убивают, меньше воруют, меньше насилуют. Нравственность общества, таким образом, можно отслеживать по статистике МВД. Но Церковь, как бы это ни расстраивало светских «попутчиков», иначе понимает слова «делать людей лучше». Потому что социальные язвы — это лишь самый поверхностный слой зла. Люди могут губить свои души, будучи вполне добропорядочными гражданами, ни нарушая ни законы, ни даже общественные приличия.
Мстительность, зависть, похоть, равнодушие, осуждение — всё это Уголовному кодексу перпендикулярно. Более того: подчас явный преступник, чей грех очевиден, имеет бОльшие шансы на покаяние, чем так называемые «приличные люди». Тут, знаете, как с гнилой картошкой: бывает, что гнилое место снаружи, вырезал его, и остаётся чистая картофелина. А бывает, что снаружи всё чисто, а гниль внутри, и после её вырезания от картофелины остаются только ошмётки. Далее: Церковь не занимается спасением общества, народа, государства, человечества... то есть она спасает не ту или иную общность, а конкретных Диму, Таню, Жан-Клода или Линь Чжао.
Тех, кто приходит в неё, желая избавиться от власти греха, желая в вечной жизни быть в любви Христовой. Каждому, кто в неё приходит, Церковь открыта. Но кто не приходит — тем она мало чем способна помочь. Поэтому ставить в вину Церкви общий уровень безнравственности — это по меньшей мере наивно. Но ведь именно в этом единомышленники Быкова упрекают Церковь — почему, мол, вы не делаете нас лучше? Нас, нецерковных людей. Что тут сказать? Приходите и попробуйте. Кстати, а почему вы решили, что на протяжении своей жизни человек должен становиться лучше? Это ведь на самом деле аксиома безрелигиозного гуманизма — что человек по природе своей добр и потому добро в нём рано или поздно возобладает, если, конечно, в жизни не случится какого-то особого экстрима. Но Церковь смотрит на человека иначе.
В нём есть образ Божий (то, что неверующие интуитивно чувствуют и называют «добрым началом»), но есть и повреждённость, есть склонность к злу (в одной из церковных молитв это весьма поэтически называется «семя тли»). И весь опыт человечества доказывает, что люди, предоставленные своей природе, гораздо легче склоняются к злу, нежели к добру. Добро высоко, к нему надо тянуться, надо подниматься, преодолевая гравитацию. А впасть во зло — тут вообще стараться не надо, само собой получится. Церковь-то как раз учит человека, как надо подниматься к добру, и даёт ему для этого необходимые инструменты. Да, это сложно, да, результат заметен не сразу, если вообще заметен. Вам кажется, что Церковь не сделала вот этого человека лучше? А вам не приходило в голову, что без Церкви он стал бы гораздо хуже, чем есть сейчас?
У Клайва Льюиса в книге «Просто христианство» приводится такой пример — некая верующая сварливая старуха, привыкшая скандалить по десять раз на дню, начала бороться со своими грехами, следить за собой — и поэтому теперь ругается только восемь раз на дню. А некий неверующий молодой человек, здоровый телесно и душевно, получивший хорошее воспитание, вообще ни разу в день не ругается. С точки зрения общества он — молодец и образец, а бабка — старая злобная грымза. С точки зрения же Бога молодец как раз бабка — она, находясь в гораздо худших стартовых условиях, всё-таки борется с грехом, напрягает волю, и что-то даже получается, пускай со стороны и незаметно. А воспитанный юноша — дальше от Бога, потому что не видит в себе греха и не пытается стать лучше.
Разумеется, это не дословная цитата из Льюиса, а мой пересказ, но смысл, надеюсь, не искажён. Только Бог, видящий сокровенную жизнь человека, все его потаённые мысли, надежды, переживания, знает, меняется ли человек к лучшему. Мы этого знать не можем, и поэтому, кстати, никого не должны осуждать. Вот этот воцерковленный дядя Вася пьёт и лупит жену — значит ли это, что он зря ходит в храм? Значит ли это, что он никогда не бросит пить и не перестанет лупить близких? Значит ли это, что душа его не спасётся и после смерти ему уготован ад? Да совершенно не значит!
Да, ещё: во фразе «...если люди не могут быть лучше» неявно содержится слово «никогда». В математике это называется «квантор общности». То есть, следуя логике Быкова, люди никогда не могут стать лучше, ни одного человека за всю свою двухтысячелетнюю историю Церковь не исправила. Никто не покаялся в грехах по-настоящему, никто не переменил свою жизнь... в общем, «все умерли». Во грехах. Но люди, почти мёртвые — не в физическом, а в духовном смысле, приходят в Церковь и оживают. Примеров тому не счесть — достаточно лишь оглянуться вокруг.
