Юлия Стоногина, культуролог и японовед, живет в Токио
Много раз повторялось, что Великий Пост – это, в первую очередь, борьба со своими страстями, стяжание братской любви и кротости духа. И всё же, всё же – режим пищевой дисциплины имеет непосредственное отношение к тому духу «целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви», который просит себе христианин. Дореволюционная российская индустрия постных продуктов, о которых так вкусно писал Иван Шмелёв, ушла в небытие, а для работающего человека полный отказ от белковых продуктов, или скудость выбора углеводных чревата потерей энергии и ослаблением иммунитета. Попытки строгого соблюдения Великого Поста в его пищевой части могут обернуться как финансовыми, так и гастроэнтерологическими проблемами.
В этом смысле Япония – благодатная земля для постника. Рис и рыбу как базовые элементы питания не потеснила пищевая глобализация в виде вездесущего «Макудонарудо» (Макдональдса). Даже «забыв» на 7 великопостных недель несколько десятков сортов как морской, так и океанической рыбы, можно разнообразить свой рацион множеством злаковых и овощных культур, а также их производными.
«В буфете остались самые расхожие ованы, с бурыми пятнышками-щербинками, — великопостные. В передней стоят миски с разноцветными цукэмоно – солеными огурцами, с дайконом и такуаном, и с рубленым хакусаем, кислым, густо посыпанным анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить мугитя – пшеничный чай, делать картофельные короккэ с овощами, сэмбеи, завернутые в сушеную морскую капусту, сакура-моти и мидзу-моти, каринто… дайдзу в сладком мисо, натто, сэки-хан и тофу; вяленая хурма «хосигаки»; данго под карамельным соусом; постный сахар — куродзато и сладкая бобовая паста…
А жареная соба с капустой, запить амадзакэ! А постные пирожки с сиитакэ, а окономиякэ с луком по субботам… а о-хаги, густо обмазанные фасолью с сахаром, какая-то «о-каю»! А соевое молоко с осируко, а маття с кинцуба, а… сасими мориавасэ на Благовещение, с аваби и сладкой креветкой, с тремя сортами тунца! А мисосиру, необыкновенный мисосиру, с хидака-комбу, с икрой летучей рыбы, с маринованным имбирем «гари»… а моченый корень лотоса по воскресеньям, а кинкан и умэбоси в меду… а мандзю с кунжутовым маслом, с хрустящей корочкой, с адзуки или кинтоном внутри!.. Неужели и т а м, куда все уходят из этой жизни, будет такое постное! И почему все такие скучные? Ведь все — другое, и много, так много радостного. Поедем на «постный рынок» Цукидзи, где стон стоит, великий рыбный рынок, где я никогда не был…»
(В переработке автора)
Рис и гречка (которую японцы употребляют не в зернах, а виде лапши соба), семейство дайдзу – соевых бобов – составляет основу многих японских продуктов. Сюда, например, относятся поистине великий продукт тофу (соевый сыр), а также соевое молоко, которое продается так же широко, как и коровье. Соевый йогурт – тоже в обычном ассортименте, в иных магазинах можно встретить даже соевый чизкейк. Великое множество грибов, которые отличаются не только вкусом, но и формой, подходящей к тому или иному блюду, или даже способу сервировки: с мацутакэ готовят грибной плов, маленькие желтые намеко кладут в суп мисосиру, гроздья белых эноки составляют важный декоративный и вкусовой элемент похлебки сябу-сябу, знаменитые сиитакэ же непременно включают в набэмоно – зимнее варево, японский вариант рагу.
Далее картофель. В России картофель, несмотря на разные сорта, все же один и тот же корнеплод – по виду, форме, и по основному цвету. Да-да, помню из детства, что мама ценила картофель с мякотью «пожелтее». Но не более того. В Японии картофель (имо) - минимум пять наиболее популярных разновидностей, а затем пара-тройка прочих. Обычный среднерусский картофель здесь называется дзягаимо. За ним следует сацума-имо (известный нам как батат) – картофель, похожий по форме на баклажан; с розовой шкуркой и желтой плотью, которая становится еще желтее при варке. Есть также сато-имо, небольшие и низкокалорийные волосатые клубни. Есть длинный и рябой яма-имо (горный картофель) и ямато-имо, по поводу сходства и различия которых спорят сами японцы. Все они используются для гарниров, в темпуре, входят как важный компонент в «нимоно» - ассорти из вареных овощей. Сацума-имо к тому же служит для приготовления традиционных сладостей, похожих на пирожные «картошка» в японском варианте, радостных желтых и элегантных лиловых.
Да и в целом японские сладости не замешаны на молочно-сливочных ингредиентах – они готовятся, если не из картофеля, то из растертой в пасту сладкой фасоли, желейные – из агар-агара с разными наполнителями; наконец, их делают просто из живых фруктов.
Что касается неисчислимых морских гадов, ежедневно извлекаемых из Японского моря и Тихого океана на потребу внутреннего рынка, то перепробовать их все по силам или профессиональному малакологу, или фанатичному ресторанному критику.
Возможно, благословение таким разнообразием флоры и фауны, и, соответственно, пищевой культуры – компенсация за отсутствие у страны практически всех других ресурсов. Но даже при подобном «постном» изобилии, знакомые японцы с тревогой и состраданием встречают мои слова об очередном ежегодном ограничении в еде. Впрочем, короткий срок – неделю или две, они, пожалуй, смогли бы понять. Но услышав про семь постных недель, про отвергнутые мясо, рыбу, яйца, сыр и прочее – не делают даже попытки вникнуть в смысл такого поведения, поскольку, с точки зрения японца, оно практически и есть смертный грех. Единственная реакция японца-нехристианина – «Невозможно!», «Это опасно для здоровья!» Следует ли из этого вывод, что Япония – страна чревоугодников? И да, и нет.
У японцев восприятие мира совершается не столько умом или сознанием, сколько животом. Объяснить это довольно сложно, надо принять как культурологический факт, что живот – хара – считается средоточием жизненной энергии. Толкование понятия «хара» включает в себя, наряду с переводами «желудок» и «брюхо», также переводы «душа», «намерение», «тайные мысли», «настроение», «мужество». Понятия «великодушный», «злой», или выражения «сердиться», «говорить по душам» тоже пишутся с использованием компонента «хара». С животом связано множество поговорок и фразеологизмов. В частности, русский вариант «читать в душе» (или в сердце), по-японски будет звучать как «читать в животе». Вот почему, не к Посту будь сказано, и завершали японцы жизнь, разрубая именно этот энергетический узел.
Соответственно, еда, чью прямую связь с животом доказывать не надо, – не просто основная радость жизни; это сама жизнь, «иноти», как скажет любой японец. Именно еда, ее разнообразие и полезность, ведут японца к желанному долголетию.
Преимущественное большинство современных японцев с бессознательной тщательностью следит за разнообразием ежедневного рациона: он должен включать всю возможную линейку продуктов – дары моря, лесов и полей. При подаче на стол важен не только вкус, и не только внешний вид (кулинарная декоративность свойственна любой культуре), но также сочетание цветов и формы, обусловленных сезоном. Как стихотворение хайку обязано содержать сезонное слово киго, так и трапеза должна включать сезонный продукт, знаменующий только данное время года, или даже только текущий месяц.
Трепетное отношение японцев к еде сложено из двух равновеликих частей: традиционно-крестьянского и художественного. Поливное рисоводство – культура более изобильная, чем пшенично-хлебная. Никогда всерьез не голодавшие японцы, тем не менее, в массе своей постоянно недоедали. Практически до 20-го века! А женщинам так и вовсе не полагалось много есть, чувствовать голод или любить сладкое. Дзэн-буддизм и чайное действо превратили в 16 веке процесс приготовления, сервировки и поглощения пищи в один из видов искусства. Блюдам – небольшим, но тонко приготовленным, соответствовала особая сезонная посуда и общая изысканная сервировка. Тогда же было положено начало «высокой японской кухни» – «кайсэки-рёри». Современная кайсэки-рёри включает в себя два таких популярных направления как «тофу кайсэки» и «соба кайсэки» - то есть, с основными блюдами совершенно постного свойства.
Уверовав в исключительность собственных вкусовых пупырышков и эстетического восприятия еды, японцы подали заявку на придание своей национальной кухне статуса «мирового культурного наследия». И добились этого в 2013 году!
Вышесказанное, надеюсь, хоть немного объясняет, отчего японцам наименее близка идея самоограничения в еде – до возмущения, до легкого шока. Даже японцы-христиане признают, что их Великий Пост не так строг, как, например, в России, – или у русских, живущих в Японии. Они могут отказаться от мяса или яиц, или даже от какого-то любимого блюда на этот период: «Например, я прекращаю покупать и есть большие дорогие креветки – ем в это время только мелкие», - трогательно ответила на мой вопрос японская прихожанка токийского храма Вознесения (Николай-до). Но убрать из рациона все скоромное было бы не по силам японцам, чья душа есть живот.
Но дело в том, что, помимо Поста, в Японии и в японской культуре присутствует многое, что слишком хорошо выражается в терминах христианства: продиктованные самим климатом и природой смирение и самоограничение, традиционное внимание к ближнему и долг перед родителями, самурайские принципы нестяжания и коллективизм как вид соборности. Врата японской культуры такие узкие, что, думаю, по трудности их вполне можно было бы сравнить с христианскими.
Фото: Юлия Стоногина
