«Мы не знаем, где и когда она родилась. … Мы не знаем, действительно ли обломки дерева, которые нашла Елена, были Истинным Крестом. То, что они могли сохраниться, не должно вызывать особых сомнений… Однако если считать эти остатки подлинными, то придется, мне кажется, допустить, что в их обретении и опознании присутствовал некий элемент чуда».
Так писал Ивлин Во в предисловии к своему роману «Елена» (1950).

Евгений Абдуллаев (псевдоним - Сухбат Афлатуни) — писатель, историк, литературный критик.
Почему равноапостольная императрица Елена?
Разговор о ней на Крестопоклонной Неделе может показаться странным. По традиции, Елена связана с праздником Крестоводвижения; в службе Крестопоклонной она даже не упоминается.
И в этом есть своя логика. На Крестовоздвижении прославляется обретение Креста как победа над язычеством, как превращение христианства из гонимой веры в признанную.
На Крестопоклонной же Церковь славит Сам Крест. Как в прямом смысле — Крест, на котором был распят Христос, так и — в контексте Великого Поста — более широком, символическом. «Поскольку сорокадневным постом и мы неким образом распинаемся… — говорится в Синаксаре на Крестопоклонную неделю, — то и предлагается Честной Животворящий Крест, как освежающий и укрепляющий нас…»

И все же. Пусть связь Елены с Крестопоклонной неделей не так очевидна, она не менее важна.
Дело даже не в том, что память равноапостольной Елены и воспоминание об обретении ею Креста совершается 6 (19) марта, очень близко к Крестопоклонной, в некоторые годы — даже в тот же день. И что, скорее всего, первоначально Крестовоздвижение праздновалось именно в третье воскресенье поста и лишь затем выделилось в отдельный праздник, соединившись с Обновлением (освящением) храма Воскресения в Иерусалиме. История церковных праздников вообще отдельный и долгий разговор.
Речь о другом. Елена не просто нашла Крест. Не просто, как сказали бы сегодня, использовала ресурс власти, организовав масштабные археологические работы.
Елена первая поклонилась Кресту.
Это было сложно, это было страшно. Она была римской матроной, а у римлян крест был грязным, ненавистным, проклятым. Орудие пытки, орудие казни. Синоним тяжкого несчастья, беды, безумия…
«Что за крест тобой овладел? (quae te mala crux agitat?)» — кричит герой комедии Плавта «Вакхиды» в ответ на безудержный стук в ворота. (В переводе А. В. Артюшкова: «Взбесился, что ль, ты, право?»). А уж ругательству «да пошел ты на крест!» (i in crucem!) вообще затрудняешься найти в современном русском языке приличный эквивалент.

И вот это презираемое орудие казни Елена не только всеми силами разыскивала, но и поклонилась ему — при всех.
И снова — трудно найти аналоги. Царь, целующий окровавленный топор и плаху? Президент, почтительно встающий на колени перед электрическим стулом?
Царица Елена сделала это. Это могло бы считаться позорным для любой римлянки, тем более матери императора.
Став христианкой уже в очень зрелом возрасте, она, возможно, не могла усвоить все тонкости и глубины вероучения. Но главное поняла точно. Кто унижает себя, тот возвысится (Мф 23:12).
Где она родилась?
Одни утверждали, что в городке Дрепане недалеко от Константинополя. Другие — что была уроженкой Британии.
В своем «Слове на смерть Феодосия Великого» святитель Амвросий Медиоланский, рассказывая о том, как Елена нашла Крест, упоминает, что в молодости она была «стабулярией» (stabularia).
Что означало «стабулярия»? Работница на конюшне или скотном дворе. Трактирщица. Владелица или служительница гостиницы, обслуживавшая гостей и развлекавшая их. Причем гостиницы, что называется, низшего класса, где постояльцы зачастую спали в одном помещении с лошадьми (в холодное время так было теплее).
Там Елена и познакомилась с будущим императором Констанцием, или, как его еще будут называть, Константином Старшим.
В русском переводе «Слова на смерть Феодосия Великого» искать это сообщение, впрочем, бесполезно.
«Слово…» до сих пор публикуется в переводе протоиерея Иоанна Харламова, вышедшем в 1776 году; весь отрывок, в котором упомянуто «стабулярное» прошлое Елены, в нем пропущен. Или самим отцом Иоанном, или, скорее, вычеркнут духовной цензурой. Негоже сообщать о святой, да еще и царственной особе, такие «компрометирующие» сведения.
Вот этот пропущенный отрывок из Амвросия (перевод мой. — С. А.)
«Утверждают, что изначально она была гостиничной прислужницей (stabulariam) и так стала известна Константину Старшему, который впоследствии стяжал царство.
О благая гостиничница, столь усердно искавшая ясли Господа (выделено мной. - С.А.)! О благая гостиничница, памятовавшая о гостиничнике, что уврачевал раны уязвленного разбойниками! О благая гостиничница, которая предпочла почесть себя за навоз (выделено мной. - С.А.), чтобы приобрести Христа! Потому Христос воздвиг ее из сора на царство, по написанному: ибо Он из праха поднимает бедного, из брения возвышает нищего (Пс. 112:7)».
Тут, наверное, нужен небольшой комментарий. Почти в каждом предложении Амвросий обыгрывает двойное значение stabularia:
- Говоря, что Елена «усердно искала ясли Господа» (с намеком на Книгу Исаии: знает… осел ясли господина своего, Ис 1:3), Амвросий имеет в виду первое значение — работница на скотном дворе (но при этом и посещение Еленой Вифлеемской пещеры, которая использовалась для укрытия скота в непогоду).
- В следующем предложении («О благая гостиничница, памятовавшая о гостиничнике, что уврачевал раны уязвленного разбойниками!») дается отсылка к притче о милосердном самарянине. Здесь стабулярия уже именно служительница в гостинице.
- Далее снова возникает тема скотного двора. Амвросий вставляет скрытую цитату из Послания апостола Павла к Филиппийцам (3:8). Синодальный перевод этого Послания, как обычно, смягчает лексику: «все почитаю за сор (выделено мной. - С.А.), чтобы приобрести Христа». В оригинале сказано жестче: «все почитаю за навоз, испражнения (выделено мной. - С.А.) (скивалон)». Так это передано и в Вульгате (stercora), да и в церковнославянском переводе: «вменяю всяуметы(помет) быти». И у Амвросия Елена «предпочла почесть себя за навоз (stercora), чтобы приобрести Христа»; впрочем, прислужникам в гостиницах приходилось иметь дело и с навозом, и с нечистотами.
- Наконец, звучит финальный аккорд из 112-го псалма: Господь из праха поднимает бедного, из брения (из навоза, испражнений — de stercore) возвышает нищего.
Да, она знала и возвышения, и унижения. Знакомство с молодым честолюбивым офицером Констанцием и быстрое возвышение — с его возвышением. Была ли она его супругой или наложницей? Римское семейное право отличалось большой терпимостью, римские нравы — тем более. Главное, что от этого союза рождается первенец, Константин.

Livioandronico2013/CC BY-SA 4.0/Wikipedia и Daderot/Wikipedia
Затем — снова падение. Нет, Констанций продолжал любить ее; но власть этот воин с крупным тяжелым подбородком любил больше. И когда ради нее, власти, понадобилось жениться на падчерице императора, Констанций оставил Елену. Назначил ей содержание; возможно даже, продолжал у нее бывать. Римское право и римские нравы это позволяли.
Но это было все равно падением.
Елене оставалось только наблюдать, как в новом браке у Констанция один за другим рождаются дети. А самой — стареть и угасать. Единственной надеждой оставался сын, Константин, унаследовавший от отца волевой подбородок и горячую жажду власти.
И эта надежда сбылась. Победив всех конкурентов, Константин становится императором.
Когда она крестилась?
Неизвестно. Скорее всего, после воцарения Константина. Если бы она была христианкой, пусть даже тайной, до прекращения гонений, первые историки Церкви не преминули бы это отметить. Но о ее тайном христианстве они молчат.
«Никто не знает, когда и где это произошло. Никаких записей об этом событии не осталось. <…> Скромно, без шума, как и тысячи других, вступила она в купель и вышла из нее другим человеком. Испытывала ли она сожаление, расставаясь с прежними верованиями? Пришлось ли убеждать ее шаг за шагом? Или она, просто решив последовать моде, открыла свою душу Божественной Благодати и, сама об этом не догадываясь, стала ее щедрым источником?» (Ивлин Во. «Елена»).
Да, возможно это решение было следованием «моде».
После того, как Константин не только прекратил гонения на христиан, но и взял их под свое покровительство, быть христианином стало не только безопасно, но и «модно». Многими, кто крестился, двигал простой расчет. Возможно, и ею, матерью императора.
Но последствия этого шага уже никаким «расчетом» и «модой» объяснить нельзя.
Елена не просто принимает новую веру. Она желает побывать там, где произошли те события, о которых говорится в священных книгах христиан. Ее сын, Константин, увидел знак Креста, начертанный на небе; она желает увидеть Крест, скрытый в земле. Будучи уже в преклонных годах (ей было под восемьдесят), она отправляется в Иерусалим.
Первая неделя (воскресенье) Великого поста, Торжества Православия, связана с Константинополем, где произошло восстановление почитания икон. Вторая неделя, памяти святителя Григория Паламы — с Афоном. Третья неделя, Крестопоклонная, приводит нас в Иерусалим. Туда, где накануне иудейской пасхи на Голгофе был поставлен Крест. Туда, где этот Крест после Распятия был спрятан. Туда, где почти через три столетия Крест снова был обретен и стал святыней.
Иерусалим, в который предстал перед Еленой, выглядел, разумеется, иначе, чем во дни Христа. Храм, где Он проповедовал, давно разрушен; на Голгофе воздвигнуто святилище Венеры. Город жил — но был внутренне мертв.
Немного отдохнув с дороги и осмотревшись, Елена приступила к поискам.
Многие историки, впрочем, сомневаются в подлинности того, что Крест был найден именно Еленой. Что это был тот самый Крест, а не благочестивая фальсификация. Что поиски Креста не были всего лишь красивой легендой, придуманной позже.
Есть ли основания для сомнений?
Да, наиболее ранний церковный историк, Евсевий Кесарийский, не упоминает о нахождении Креста Еленой. Почему? Историки объясняют его молчание по-разному.
Важнее другое: об этом событии, как уже говорилось, подробно рассказывает Амвросий Медиоланский всего через несколько десятилетий после посещения Иерусалима Еленой. Амвросий жил при императорском дворе и наверняка основывался на каких-то официальных хрониках. И отбрасывать ради вящей «научности» его рассказ о пребывании Елены в Иерусалиме вряд ли лучше, чем ради вящего «благочестия» — его свидетельство о гостиничном прошлом Елены… Основания для сомнений, впрочем, остаются всегда; было бы только желание усомниться.
В обретении Креста, действительно, было много «элементов чуда» (снова процитирую Ивлина Во). Чудом было то, что Крест не исчез после казни. Дерево можно было использовать на другие нужды; еще для одной казни, например. Так обычно практичные римляне и поступали: зачем добру пропадать?

Но тут была Иудея, а по иудейским законам все, связанное с казнью, считалось нечистым. От этого требовалось быстро и желательно незаметно избавиться. Как? Сожжение не подходило: костер бы привлек внимание. Оставалось закопать; это предписывала и традиция. Так поступил Иаков с идолами и талисманами, которым тайно поклонялись некоторые из его домочадцев: изъял их и закопал под дубом близ Сихема (Быт 35:4). Так поступали иудеи с другими нечистыми или священными, но пришедшими в ветхость, предметами. (Кстати, и в православной традиции обветшавший деревянный крест на могиле при замене на новый тоже закапывается).
Но каменистая почва Иерусалима не слишком удобна для рытья. И брусья Креста, скорее всего, спрятали в ближайшей заброшенной каменоломне. Иерусалим вечно строился, строительный камень вечно был нужен, и каменоломен в городе хватало… В них, учитывая сухой иерусалимский климат, дерево могло сохраняться очень долго.
Да, требовалось бы произвести значительные раскопки. Для этого нужно было снести храм Венеры. Местные власти вряд ли бы решились на такое; эпоха сноса языческих святилищ наступит позже. Но мать императора такой властью обладала.
Елена стояла и смотрела, как разрушают храм. Слышались удары железом по камню и голоса рабочих.
Она разрушала не только храм Венеры, она разрушала всю свою прежнюю жизнь. Она помнила известную историю о том, как юноша Парис вручил Венере яблоко с надписью «Красивейшей». Как Венера, в благодарность, помогла Парису добиться любви Елены Прекрасной. Как Амур, сын Венеры, пронзил сердце Елены стрелой, и Елена бежала с Парисом…
Все это было теперь для нее в прошлом.
И Венера, которой она приносила жертвы в молодости. И стрелы любви, которые метал в нее, лукаво прищурясь, Амур. И Парис, он же — Констанций, горячий и честолюбивый, с которым она когда-то ушла.
Если бы кто-то сказал ей тогда, что, достигнув вершины земной славы, она будет желать одного: найти древо, на котором была совершена чья-то казнь, она бы рассмеялась. А теперь ничего другого ей уже не было нужно. Ради этого она готова тратить любые средства; стоять на солнце, дыша пылью; беседовать с местными жителями, снова и снова задавая им один и тот же вопрос. Только чтобы найти Крест, хотя бы кусочек Креста.
«О благая гостиничница, которая предпочла почесть себя за навоз, чтобы приобрести Христа!»
Поиски Креста, его обретение и поклонение ему наполнили ее редким, небывалым покоем. Покоем смирения. Духом смиренномудрия, испрашиваемом в молитве Ефрема Сирина.
Из властной матроны она превращалась в тихую старицу. Стояла в церкви вместе со всеми женщинами, а после службы приглашала их к своему столу. И сама подавала на стол еду, как, верно, делала это когда-то в гостинице. Тогда это было унижением; теперь лицо ее светилось радостью.

Прежняя жизнь казалась тяжелым, давящим крестом, который она несла, задыхаясь и не понимая, куда, зачем, для чего… Поклонившись Кресту, она вдруг почувствовала, как этот старый крест, орудие ее повседневной казни, исчез. И на плечи лег другой. Не давящий, но влекущий вверх, придающий силы.

Как писал святитель Иннокентий Московский: «Нести кресты не есть удел или участь одних только христиан: нет! их несет и христианин, и нехристианин, верующий и неверующий; но только та разность между ними, что одному кресты служат врачевством и средством к наследию Царства небесного, а другому они делаются наказанием, карою и казнью. Для одних время от времени становятся легче, сладостнее и наконец превратятся в венцы вечной славы, а для других становятся тяжелее и горестнее — и наконец все кресты мира сольются в одно величайшее адское бремя... Но отчего же такая разность? Оттого, что один несет их с верою и преданностью к Богу, а другой — с ропотом и хулами».
Великий пост предваряется неделей об Адамовом изгнании — и подходит в своей середине к Крестопоклонной. Древо познания, послужившее началу падения человека, расцветает Крестом — Древом смирения и веры. Древом спасения «первозданной двоицы», Адама и Евы.
«Гряди, первозданная двоице, — поется на великой вечерне на Крестопоклонной, — лика отпадшая горних, завистию человекоубийцы, горькою сластию древа, древле вкушением — се, всечестное воистинну Древо предгрядет!»
Так, через смирение, святая Елена смогла обрести Крест. Так, через смирение, это «всечестное воистину Древо» на пути Великого поста обретаем и все мы. И, приняв на себя его легкую и спасительную тяжесть, движемся дальше.