Можно ли определенно сказать, что язык влияет на сознание, на внутреннюю жизнь человека? И да, и нет, поскольку влияние это вторично. И сознание, и язык наших соотечественников находятся под очень сильным влияние окружающей нас жизни. В ней слишком много жесткого, бессмысленного, уродующего человеческую душу. И, полагаю, именно это заставляет кого-то говорить об этой жизни на адекватном ее реалиям языке. Таким образом в результате сам язык постепенно пополняет массу «бессмысленного и иррационального» и тогда уже он также начинает действовать на внутренний мир человека. В первую очередь – в отношении тех, кто на этом языке говорит, затем – в отношении тех, кто вынужден его слушать.
Думаю, практически бесполезно говорить о проблеме языковой деградации в отрыве от всего комплекса проблем, перед которыми стоит сегодня вся наша страна. Давайте рассудим: если человек вырос в доме с прекрасным садом, его впечатлениями были красота цветов и их аромат, то разве не будет он искать средства для того, чтобы выразить свое восхищение этой красотой? И, наоборот, если вырос он где-нибудь на помойке – возникнет ли потребность говорить о помойке на языке поэзии? Впрочем, если и возникнет, то поэзия будет очень своеобразной, примеров таких сегодня немало.
Но, конечно, все это не значит, что нельзя противостоять тому снижению уровня в разговорной, да и в письменной речи, которое мы наблюдаем. Можно, только противостояние это, как и вообще все, реально прежде всего на личном, частном уровне. Есть у человека уважение к себе, есть желание тянуться вверх, развиваться, расти – это обязательно отразится и на его языке. При этом далеко не всегда язык, на котором человек говорит, определяется лишь его интеллектуальным развитием. Более важную роль играет тут развитие душевное – глубина, богатство внутренней жизни. Есть это – и даже при самом скромном словарном запасе человек говорит так, что его можно слушать.
Плохо то, что современный человек становится все менее и менее требовательным к себе: все примитивизируется. И пресловутое «и так сойдет», переходящее в «и так поймут», делает речь более примитивной, скорее даже убогой. Так что выстраивается такая схема: сознание становится более примитивным, человек начинает более примитивно говорить, это отучает от труда над подыскиванием необходимых слов, которые соответствовали бы определенным явлениям, событиям, фактам, и в итоге сознание делается еще более примитивным.
В дискуссии звучит вопрос о том, может ли помочь в складывающейся ситуации Церковь и, если да, то как именно. Этот вопрос очень характерен для наших дней. С одной стороны – отрадно, что взоры людей обращаются к Церкви, когда возникает ощущение тупика, с другой – горько, потому что Церковь бьется в своих тупиках (разумеются тупики материальные, чисто земные), и когда она, в свою очередь, обращает слово о помощи к обществу, то ее голос часто остается не услышанным. А потом звучит: «Церковь должна», «это ее дело», «ее задача»… Что ж, и «долгов», и «задач» у нас сегодня оказывается много, как никогда. Но не потому, что мы правда кому-то должны, а оттого, что зачастую тот, кто на самом деле должен, забывает об этом. Однако и нам нельзя забывать одну очень простую и в то же время крайне важную вещь. Среди всех прочих задач у нас есть одна центральная, собственно наша задача. Церковь должна дать возможность узнать о христианстве, воцерковить как можно больше людей. И если кто-то хочет помощи от Церкви, то пусть задаст вначале самый элементарный вопрос: «А какая помощь нужна ей, чтобы она могла помогать затем?». Странная постановка вопроса? – Единственно верная, обусловленная реальным положением вещей. Как, например, привить детям любовь к хорошему русскому языку и к традиционной для России – православной – культуре, если до сих пор не решен вопрос о преподавании в школах ОПК? Подобных примеров можно привести немало.
Поэтому нам остается сегодня делать, как писал когда-то игумен Никон (Воробьев), «свое маленькое и очень нужное дело»: стараться на своем месте являться тем, чем мы должны быть. Чтобы, придя в храм, люди слышали тот язык, красота и величие которого покоряют ум и сердце, чтобы здесь становилось понятно, что примитивно, тем более на жаргоне, о самом важном не скажешь. И дело тут даже не в том, насколько преуспел в ораторском искусстве священник. Первостепенно иное: научить человека молиться. Тогда постепенно становится ясно: слово – средство общения не только с людьми, но и с Богом. И так же постепенно зарождается и крепнет новое отношение и к слову, и к языку – бережное, благоговейное.
