Оглядываюсь на домашние книги, высматриваю среди них смирновские. Вот они, на полках, такие удивительно разные и близкородственные. Более пёструю палитру и вообразить трудно. Тут проза и поэзия, детское и взрослое, филология и стиховедение, переводы и переложения, мемуары и песни. Вот – жизнеописание более чем исторической персоны: основателя Музея изящных искусств на Волхонке Ивана Цветаева. А рядом – биография фантастического персонажа, стихотворца и моралиста Кузьмы Пруткова.
Когда я вспоминаю, что Алексей Евгеньевич Смирнов – изначально – ещё и физик-кристаллограф, автор научных трудов и академик, то вообще голова кругом идёт.
И успеваю подсчитать, что уже четверть века он руководит легендарной литературной студией «Магистраль» в Доме-музее Марины Цветаевой.
А необыкновенно бережно переведённая им с церковнославянского Псалтирь…
Родственность этих деяний – не только в объединяющем их имени автора, но и в том, что они скреплены важнейшими для Алексея Смирнова понятиями: вечность и время, неспешное созерцание и целодневный труд. Откроем его эссе «Ангел в Салониках».
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
«Вечность достигается не разбуханием времён, а сжатием их в одну точку. Только временное может быть огромным: с чугунными истуканами вождей, с глобальными преобразованиями природы… А вечность – сухой остаток от испарившихся рек времени. Булавочная головка, где они, обращенные в пар, кристаллизуясь, выпадают крупинкою соли. Значит, вечность можно мыслить, слышать, лицезреть. Она дается нам в образах, идеях, звуках, ликах. Ее можно переживать. Она тревожит, обнадеживает, обескураживает, заставляет восхищаться, смиряться, благоговеть перед собой или неосязаемо, как дух, взлетает под купол церкви святого Георгия…»
Это, конечно, слова поэта. Сердечно благодарим его за новые стихи (часть которых, как видим, изящно тронута стилизаторской краской). Особо – за последнее, которое родилось после участия автора во всемирной христианской молитве по соглашению…
В молитве во спасение от пандемии.
Пространство
От старого мира явилась мне весть,
Доступна лишь разуму старца:
Пространство внушаемо, как оно есть.
Злоречью не выдай пространства!
Сулите удачи, желайте добра,
Всех благ и семейного лада,
Спокойного моря под солнечным бра.
Без мрака, без мора, без глада.
Космическая пирамида
Земля подчиняется Солнцу –
Заложница солнечных драм,
А Солнце — Большому посольству
Миров, не раскрывшихся нам.
Миры в их громаде блескучей
Несут свой вселенский оброк.
Вселенной же властвует случай,
А случаем ведает Бог.
Мать-электричка
Мы родились от трёх матерей –
Я и Лиза, меньшáя сестричка.
Мать Мария качала детей,
Мать-Россия и мать-электричка.
Ветер дул из разбитых окон,
Даль окрасило цветом пожара,
И нужда — за вагоном вагон –
Через тамбуры нас провожала.
Пассажиры! Взгляните на нас,
На меня и сестру мою Лизу.
Как чужих, нас уволил Кавказ,
И прибалты с нас требуют визу.
Мать лежит у церковных ворот,
А Россия — на койке больничной.
Не найдется ль у вас для сирот
Что-нибудь от душевности личной?
Шью гвоздём!
Вместо иголки — молоток.
Вместо нитки — гвоздь.
Шью гвоздём!
Вбиваю по шляпку в мягкую древесину.
Обратите внимание на кучность попаданий.
Все пальцы целы.
Отличный глазомер.
А строчка какая!
Шью гвоздём.
Приколачиваю штакетины к слеге горбатой.
С маху. В три удара.
Где-то между Восточным и Западным Берлином.
Чтобы ни одна мышь… шь…шь…
Шью гвоздём.
Приколачиваю штакетины к слеге корявой.
Где-то между Северной и Южной Кореей.
Чтобы ни одна мышь… шь…
В локоть — отдаёт. Плечо —
ноет.
Уже криво, но шью гвоздём.
Приколачиваю штакетины к слеге не ошкуренной.
Где-то между Америкой и Мексикой.
Да не сойти мне с места!
Гвоздей до страсти. Еще ящик подтащили.
Чтобы ни одна мышь…
Шью гвоздём.
Приколачиваю штакетины к слеге треснувшей.
Где-то между Россией и Украиной.
По шляпке попадаю через раз.
Ладонь в мозолях. Кисть затекла.
Локоть гудит. Стонет плечо.
Чтобы ни одна…
А чо, хлопци, цэ за такэ?..
А потом топаю вдоль заборов с обратной стороны
И отбиваю приколоченное…
И отбиваю… Отбиваю…
Штуку за штукой,
Штуку за штукой…
Расшиваю.
Подныривайте под слеги!
Шныряйте между!
Спешите, пока не отдохнула рука
Шьющего гвоздём.
Желание
Раз водичка, надо бечь.
Ну, хотя б разочек
Проберись, попробуй втечь
В кругленький глазочек.
Как-нибудь похлопочи
И прорвешься — о-па!
Что-нибудь полопочи
Из времен Потопа.
Ты же тоже там была,
Заливала хворост.
Не ссылайся, сдав дела,
На почтенный возраст,
Что уж нету силы бечь,
Орошая страны,
Что одно желанье — лечь
И забыть про краны.
Святой Харлампий
О, пречудный Харлампий, страдалец непреодолённый,
О, священниче Божий, пред Богом смиренно склонённый,
За вину, что до дна нами выпита грешная чаша,
Испроси нам у Господа Бога прощение наше.
Да одарит в несчастьях Господь благодатью селенья.
Да избавит от брани, нашествий, утрат, нестроенья.
Утверди, о, священниче, веру в колеблемых чадах,
Упаси их от хворей и глада, от ересей ярых.
Помолись Ты за нас перед
Господа праведным Ликом,
Да подаст нам Господь в доброхотстве Своём превеликом
Умножение живности, всяких плодов изобилье.
По молитвам Твоим воздадутся сторицей усилья.
Милосердною Троицей живы, и присно, и ныне
И вовеки веков не лишимся Её благостыни.
