Недавно случилась очередная гадость: в прямом эфире радиостанции «Маяк» ведущие жестоко издевались над людьми, страдающими страшной болезнью — муковосцидозом. Высмеивали, паясничали, глумились. Разумеется, и родители больных детей, и помогающие им волонтеры устроили шум. Разгорелся скандал, в итоге ведущие программы «болячки» уволены, сама программа закрыта.
Но я сейчас не о том, какая это мерзость — высмеивать неизлечимо больных. И не о том, что такое муковосцидоз и как помогать таким людям — об этом у нас напишут люди, гораздо лучше знающие проблему.
Есть, однако же, вопрос, прозвучавший в ходе сетевых дискуссий. Вопрос, который я вынес в заголовок: почему молчит Церковь? То есть люди, абсолютно справедливо возмутившиеся выходкой циничных журналистов, адресовали частицу своего возмущения и Церкви. Почему Церковь не осудила? Почему не выступила с официальным заявлением, что подобные вещи недопустимы?
Люди неслучайно задали этот вопрос. Ведь Церковь уже двадцать лет — и особенно в последние годы — настаивает на своем праве и, более того, на своем долге давать нравственную оценку всему, что происходит в обществе. Кто-то категорически не желает признавать за ней такое право, а кто-то убежден, что только Церковь может сейчас выступать как коллективная совесть народа. Но именно потому ее и обвиняют в избирательности, в том, что она реагирует лишь на те поводы, которые задевают ее непосредственно — вроде «панк-молебна» или крестоповала.
Упреки эти мне кажутся натянутыми — но тут я вижу сразу несколько серьезнейших проблем.
Начну с того, что в массовом представлении Церковь — это Патриарх, это Священный Синод, это Синодальные отделы и их руководители. Только они могут транслировать позицию Церкви, а мнения отдельных священников и мирян — не более чем их личные взгляды и позицией Церкви считаться не могут.
Так ли это? Определенная правда здесь есть — действительно, не каждый человек имеет право высказываться от лица Церкви. Иначе кто угодно, формально являющийся православным христианином, может нести дичайшую чушь — и что, прикажете воспринимать ее как общецерковную позицию? Но здесь есть и ложь — потому что хоть и не каждый из нас вправе вещать от имени Церкви, но Церковь — это все мы, православные христиане. И общее мнение Церкви появляется не вдруг, не из ничего, а благодаря нашим частным высказываниям, нашим мнениям, нашим спорам. Да, я не могу делать официальные заявления от лица Церкви, у меня нет таких полномочий — но мнение Церкви складывается, в том числе, и благодаря моим высказываниям. То же касается и всех остальных христиан.
В случае скандала с эфиром «Маяка» высказались очень многие православные люди — и миряне, и священники. Все они назвали мерзость мерзостью, свинство — свинством.
Но с точки зрения «внешних» — Церковь промолчала, потому что не прозвучало официальной ее реакции. И вот это отсутствие официального заявления тут же было воспринято как безразличие к выходке радиоведущих, а то и как ее одобрение.
Здесь мы попадаем в информационную ловушку. Скандалов в стране много. Безумно много. Свинцовые мерзости так и произрастают на каждом шагу. То одна, то другая, то сразу несколько ежедневно оказываются в фокусе общественного внимания. Совершенно очевидно, что на каждый чих не наздравствуешься, что у Церкви — понимаемой как аппарат! — чисто физически нет сил и возможностей делать заявления по каждому поводу. Тем более что далеко не каждая скандальная история столь очевидна, как эта, с муковосцидозом — а выяснение всех обстоятельств занимает массу времени. Но получается, что во многих — а точнее, в большинстве случаев мы молчим. И это молчание воспринимается людьми как отказ выполнять ту обязанность, которую мы же сами на себя взяли — обличать нравственные язвы.
На самом деле мы не отказываемся, мы это делаем — если, конечно, под словом «Церковь» понимать то, чем она действительно является — сообществом верующих во Христа. По любому поводу, привлекшему к себе хоть какое-то общественное внимание, высказываются в том числе и православные христиане. Но что мы можем поделать с убеждением, что христиане — это не Церковь, что Церковь — это Чистый переулок, дом пять? Только объяснять вновь и вновь, спокойно и терпеливо. Но все равно многие не захотят нас услышать.
Но есть и другая ловушка. Подчас мы действительно боимся высказываться — потому что боимся подставиться под антиклерикальные наезды. Боимся, что сказанное нами извратят, переиначат, перенесут в совершенно не тот контекст и черное представят как белое, а белое как черное. Например, в этой же скандальной истории с «Маяком» мне приходилось слышать от церковных людей такой аргумент: а вот, представь, Церковь выступила с официальным заявлением, что журналисты «Маяка» поступили отвратительно. А потом случилось бы то, что и так случилось: программу закрыли, ведущих уволили, теперь еще и пытаются заставить их перечислить месячную зарплату в помощь больным детям. Тут же раздались бы визги, что Церковь душит свободную прессу, вводит цензуру в СМИ, увольняет людей за их взгляды, выбивает из них деньги. Нам оно надо? Может, и хорошо, что промолчали?
Я считаю, нельзя вестись на эти страхи. Да, идет информационная война и в этой войне мы чаще терпим поражения, нежели побеждаем. Но, боясь поражений, мы можем перестать делать то, к чему призваны. Перестать свидетельствовать о Христе, перестать называть вещи своими именами. Спрятаться в скорлупку церковной среды и не высовываться. Именно этого, кстати, от нас и хотят наши противники в информационной войне.
Да, пусть мы проиграем в данном конкретном случае. И в других конкретных случаях. Потому что такие уж это игры, так уж они устроены. У наперсточников, как известно, выиграть нельзя. Так что пускай нас в стомиллионный раз вываляют в грязи — не привыкать. Но мы, тем не менее, будем говорить то, что обязаны говорить. Да, мы все равно в итоге проиграем, о том и апостол Иоанн Богослов предупреждал в Апокалипсисе.
Мы проиграем. А Христос — победит.
