Скажу банальность: самое страшное — это не «Единая» и не «Другая» Россия, не Путин и не Навальный, не кавказский криминал и не происки госдепа США. Самое страшное — это мы. Нетерпимые, уверенные в абсолютной собственной правоте и в полном ничтожестве оппонентов.
Политическая активность сейчас набирает обороты. Этого следовало ожидать: невозможно вечно делать вид, что «всё хорошо, прекрасная маркиза», надувать щёки и зачищать легальное политическое поле до лунного пейзажа. Рано или поздно должно было рвануть, и наш вулкан уже пускает газы.
Никого, конечно, не прельщают перспективы кровавой анархии, гражданской войны, иностранной оккупации и прочих прелестей жизни. Но мало кто понимает, благодаря чему такие ужастики могут реализоваться. Люди говорят о мировом кризисе, о кознях США, о кровавых вожделениях инородцев, о чём угодно — но только не о самом простом и очевидном. То есть о том, что любой кошмарный сценарий способен осуществиться лишь при непременном условии: взаимном ожесточении масс. Когда мир сужается до нуля и единицы, когда всякий встречный — либо безусловно свой, либо безусловно чужой, когда врагов уничтожают превентивно.
Такое ожесточение нам не в новинку. Было оно и в Смутное время, и в начале XX века, и на рубеже 80-90 годов — то есть накануне краха СССР. Понятно, что о Смутном времени и о 1917 годе мы знаем лишь из книжек, но уж распад советской империи моё поколение должно помнить. Как молоды мы были, как искренне... ненавидели. Этих омерзительных коммуняк, этих подлых национал-патриотов, эту «красно-коричневую» сволочь... или, если помните, был ещё оборотец «агрессивно-послушное большинство». «Совков», короче. Ну, или, глядя с другой стороны, этих горлопанов, антисоветчиков, наймитов Пентагона и Тель-Авива, «дерьмократов» и «демокрадов».
Уточню: это не о политиках и не о медийных фигурах — это об обычных людях, не чуждых высоких идеалов, которые и хотели бы воздвигнуть вокруг себя «город-сад», но по-разному видят его устройство. Мы — и «демократы», и «патриоты» — не увидели и не услышали друг друга, мы использовали свободу слова исключительно для того, чтобы обзываться пообиднее. И пока мы обзывались, другие — расчётливые, прагматичные циники — присваивали себе нашу страну.
Сейчас происходит ровно то же самое. Вроде бы все мы недовольны происходящим в России, все хотим лучшего... но каждый точно знает, как надо, и не хочет слушать другого... потому что другой — или враг, или дурак.
А ещё нам кажется, что если мы попробуем услышать другого — то падём в собственных глазах, лишимся моральной чистоты. Мы ведь непонятно с какого перепугу считаем, что услышать и понять оппонента — это то же самое, что во всём с ним согласиться. Нами движет принцип «всё или ничего». Мы не умеем соглашаться частично — поскольку никак не хотим признать, что даже у людей, лично нам неприятных могут быть здравые аргументы, они могут ставить важные вопросы, ими может двигать не злоба и жадность, а столь же искреннее, как и наше, стремление к добру.
Слишком уж нам тяжко увидеть в своём «супостате» живого человека. Отрешиться на миг от мировых проблем, вглядеться в него — и понять, что ему, как и нам, бывает больно, страшно, тоскливо, что его позиция, сколь бы ни была она нам отвратна, не исключает его из числа людей. Для него, этого мерзкого националиста — или либерала — или чеченца — или атеиста — или начальника — или, простите за грубость, интеллигента — тоже светит солнце, его тоже любит Господь Бог.
Был такой мультяшный персонаж кот Леопольд. Говорил агрессивным мышам «ребята, давайте жить дружно». Сейчас его слова выглядят по меньшей мере наивными, а то и вредными. Сейчас куда актуальнее призыв товарища Ленина — про то, чтобы хорошенько размежеваться. Но мне приятнее вспоминать именно Леопольда, сколь бы смешон тот ни казался.
Да, мы все слишком разные. Да, у нас не получится «жить дружно» — в том смысле, чтобы стать настоящими близкими друзьями, слиться в радостном экстазе и мыслить в унисон. Но фразу наивного кота можно истолковать и в более мягком варианте: ребята, давайте друг друга слушать и слышать. Давайте не считать друг друга чудовищами. Давайте признавать за оппонентом хотя бы частичную правоту.
Пускай мы не способны резко возлюбить ближних и дальних — но давайте начнём с малого: перестанем их презирать и ненавидеть. Давайте разглядим в них людей: сложных, противоречивых, обиженных и обижающих одновременно... короче, точно таких же, как и мы сами.
Собственно, это и есть новогоднее пожелание.
