Язык наш, великий и прекрасный русский язык, таит в себе множество чудных открытий. Особенно для тех, кто не занят его изучением профессионально. Те, конечно, скажут: это давно известно. А если ты профан, то периодически можешь чувствовать себя первооткрывателем.
Совсем недавно в словосочетании «оскорбление чувств верующих» я расслышал древний славянский корень первого слова. «Скорбь» в разных написаниях есть во множестве славянских и иных языков. И везде почти она связана с горем и страданием. Не со злобой. Не с раздражением. Не с желанием мстить. Ты оскорбился – ты опечалился. Ты страдешь. У тебя горе.
Думал я об этом, примая участие в одном ток-шоу, где журналист и правозащитница Алла Гербер, не желая придать оскорблению чувств верующих излишне расширенного толкования, в пылу полемики заявила: «Вот академик Гинзбург, нобелевский лауреат, был атеист. И всегда выступал против религии, иногда язвительно. Так что же – и он оскорблял?»
Странно, подумал я. Неужели Алла Ефремовна не видит разницы между, скажем, пляшущими на солее девками и интеллектуалом, избравшим по доброй воле путь богоборчества (сам он, кстати, термин этот отрицал, как огрубляющий)? Я вижу. Мне интересны и важны размышления академика Гинзбурга, согласен я с ними или нет, и в современном смысле слова я ими не оскорблен. То есть в суд подавать не побегу. Поскольку Гинзбург не ставил своей целью оскорбление, когда писал свои статьи и высказывался в интервью, громя астрологию и прочее мракобесие. В старинном же, исконном смысле я, возможно, и оскорблен, в смысле опечален —его излишне легким уравниванием предрассудков и веры. Но приравнять его к тем, кто спиливает кресты, мне не приходило в голову.
Надо сказать, что на том ток-шоу мы спорили о судьбе закона, который уточнил бы в действующем законодательстве понятие оскорбления тех самых чувств. Алла Гербер и ее сторонники (а в том формате ходят сторонники с противниками стенка на стенку, что не мешает им потом мило беседовать в гримерке), всячески напирала, что и существующих статей вполне достаточно. К примеру, собрались граждане, приуготовились, купили балаклавы, выучили какую-никакую песенку про Путина и Богородицу, пришли в Божий храм, не забыв пригласить сочувствующих журналистов. Да и позадирали там ноги. Что это такое? Хулиганство, твердо отвечали наши противники. А по-моему не хулиганство это. Простите не юридическую доказательную логику, но психология и поведенческий стандарт хулигана описана в «Дяде Степе» Сергеем Михалковым: «он хотел созорничать, но не знал, с чего начать». Очень похоже, верно?
Я против того, чтобы провокаторов судили по той же статье, что и озорников. Пьяный недоросль, вырывающий у батюшки кадило из рук, может, и хулиган. Но статья эта – не резинка, чтобы тянуть ее на всякое предполагаемое преступление. Как раз тут я вижу расширенное толкование, посмертно опасное даже для Виталия Лазаревича Гинзбурга. Ибо, если уж кому придет в голову «расширено толковать», тот не вспомнит мудрые слова академика: «Мы не богоборцы. Более того, мы понимаем, что вера в Бога способна многим людям облегчить жизнь, помочь в трудные минуты. Уже поэтому свобода религии должна быть обеспечена”.
По мне чем яснее и подробнее закон – тем лучше. И для тех, кто вознамерится совершить преступление – да будет знать не только с чего начать, но и чем кончится. Где физическая граница перфоманса и оскорбления? Закон дает точный ответ: на пороге храма. Места, священного для миллионов людей. Закон ничем и никак не влияет на оскорбление, понимаемое как “опечаливание”: хулители веры и святынь отлично знают, что опечалят верующих, как им и того и хочется, даже если произнесут богохульство в ночном клубе. Но на это статьи нет – только нравственный суд, мера образованности и постоянная величина порядочности.
Но в храме, мечети и синагоге… У вечного огня… Перед местом упокоения… Те, кто на все отвечает “Хулиганство, за то и судите”, сам не замечая, поддерживает, к примеру, недалеких полицейских, что не желают видеть разжигания национальной розни там, где она несомненна: что вы, это так, бытовуха! Прекраснодушных добряков, что не желают видеть в потухшем Вечном огне издевательства над памятью павших воинов – что вы, это глупая молодежь, перебесятся.
Жалею, печалюсь, оскорблен – в незлобивом, но изначальном смысле этого слова.
