Отнимающие надежду

Приблизительное время чтения: 5 мин.

-

100%

+

Код для вставки

Код скопирован

Спасутся ли хорошие люди вне Церкви? Спасутся ли неверующие? Спасутся ли католики и протестанты? Спасутся ли аборигены Австралии, никогда не слыхавшие о Христе? Спасутся ли индейцы майя, умершие в XIII веке? Спасется ли ваша покойная бабушка?

Такие вопросы часто обсуждаются в православных блогах и СМИ. И у нас на сайте «Фомы» было несколько публикаций, и на портале «Православие и мир». Иногда меня тянет высказать свои «пять копеек», но останавливает недостаток богословских знаний. Ведь чтобы отвечать на эти вопросы всерьез, по существу, нужно профессионально знать православное догматическое богословие, нужно досконально знать труды святых отцов... и всем этим я похвастаться не могу. Да, где-то что-то когда-то читал... но моей нахватанности совершенно недостаточно для разговора на равных с теми, кто получил систематическое духовное образование.

Тем не менее, рискну поделиться некоторыми мыслями, которые читателю вовсе не обязательно принимать.

Начну с того, что наши православные публицисты или проповедники, рассуждая на эту тему, давая ответы на вопрошания людей, очень часто не учитывают контекст разговора, не учитывают мотивацию вопрошающих. Например, им кажется, что вопрошающих интересует прежде всего собственное спасение. «Спасусь ли я, если не приму крещения, не войду в Церковь?» Интерпретируя слова собеседника именно таким образом, они затем раскатывают его в блин. В ход идут и прямые евангельские цитаты, прямые слова Христа, и цитаты святоотеческие, и вполне логичные, рациональные выводы из этих цитат. Действительно, если ты не нуждаешься во Христе как в Спасителе от греха (а значит, и от являющихся прямым последствием греха вечных мук) — значит, Он и не будет тебя спасать — потому что не станет нарушать твою свободную волю. Если ты считаешь, что тебе вообще не от чего спасаться, если полагаешь, будто душа твоя здорова, и потому отвергаешь предлагаемое лекарство — значит, ты сам себе злобный буратино. Это абсолютно логично, тут возразить нечего.

Проблема, однако, в том, что подобная мотивация вопрошаний встречается редко. Гораздо чаще людей волнует не собственная посмертная судьба, а судьба их покойных родственников, друзей, наставников... словом, всех, кто им близок и дорог. Вопрошающими движет не шкурный интерес, а любовь — любовь, которая не прекращается после похорон. Люди ведь не от нечего делать задают свои вопросы, а потому, что уже сталкивались с весьма распространенным ответом: все некрещеные автоматически идут в ад, на вечную погибель, без вариантов. «Как же так? — возражают они. — А где же милосердие Божие, о котором вы, христиане, столько твердите?»

Вопросы, которые задают такие люди — действительно душераздирающие. Как совместить любовь Божию (которую, вполне возможно, они уже ощутили в своей жизни) — и такую догматическую жестокость? Возникает «когнитивный диссонанс», и именно в таком смятенном состоянии ума и духа люди спрашивают нас — «профессиональных православных».

А что делаем мы? А мы смотрим на них скучающе-снисходительно и начинаем разговаривать как с бездельниками, которым нечем заняться и оттого они развлекаются досужими рассуждениями на религиозную тему. Да, мы вслух такого не скажем, мы общаемся вежливо, но внутренне воспринимаем вопрощающих как «праздно болтающих». Да, мы ответим им — обязаны же, по слову апостола, давать ответ «с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3:15), но всерьез ни к ним, ни к их вопросам не относимся.

Поэтому если уж отвечать — то отвечать надо не зуду в мозгу, а боли в душе. Вообще, бывают «вопросы ума», а бывают «вопросы сердца». Нельзя их путать.

Второе, что я заметил — у вопрошающих иногда душа болит не только за близких родственников и знакомых, но и «за весь мир». Такие люди мучаются карамазовскими вопросами, но речь идет не только о слезинке невинного ребенка, а вообще о любом варианте Мировой Гармонии, оплаченном гибелью невиновного человека. Они рассуждают примерно так: «если иракский юноша, родившийся в нищей и безграмотной мусульманской семье, объективно не имеющий никаких возможностей узнать правду о Христе, умрет и по причине своей некрещенности попадет в ад — так зачем мне, знающему о Христе, рай? Что я буду там делать, в раю? Наслаждаться любовью Божией — и в щелочку поглядывать, как мучается в адском пламени этот парень? А смогу ли я наслаждаться при виде его страданий? Пусть даже это не мой близкий, пусть меня не связывает с ним любовь, пусть он для меня посторонний человек — но ведь все-таки он человек! Человек, у которого не по его вине отняли шанс!»

Вот тут уже сложнее сказать, вопрос ли это ума, или все-таки сердца. То ли беспокойный ум возбуждается и начинает будоражить сердце, то ли наоборот. Но очевидно, что это не досужие измышлизмы, имеющие целью посмеяться над христианским учением.

Такое, кстати, тоже случается: когда спрашивают, чтобы поиздеваться, чтобы пообличать, и за этими обличениями не стоит никакой внутренней драмы. Но, по-моему, чаще бывает иначе. Для вопрошающих это крайне важно, душа их напряжена, от ответа для них зависит всё.

И вот тут — третий момент: наши «отвечальщики», прекрасно знающие богословие, патристику, логику и изрекающие истину от лица Церкви, редко задумываются о последствиях своего ответа. «Да! — твердо говорят они. — Твой отец мучается в аду и будет мучаться вечно! И 99% человечества будет так мучаться. И в этом как раз и заключается высшая любовь!»

Ну ладно, если они говорят такое человеку, не первый год пребывающему в Церкви и имеющему некоторый иммунитет от слепого доверия к подобным речам. А что будет с неофитом? А что будет с тем, кто еще только тянется к Православию, но пока не сделал свой выбор? В большинстве случаев человек развернется и уйдет. В конфликте между любовью к близким и православной догматикой (а точнее, таким вот ее практическим применением) победит, разумеется, любовь.

Когда Благая Весть интерпретируется как всякое отсутствие надежды — у человека закрадывается мысль, что, может, не такая уж она и благая...

Впрочем, как показывает опыт интернет-дискуссий, отвечальщиков это ничуть не пугает. «Ну и что? — говорят они. — Пусть эти сомневающиеся уходят. Наше дело — не утешать их, а твердо возвещать истину Христову! Много званных, да мало избранных. Они сами виноваты!»

Вот такие соображения. Повторю: я не готов дать содержательный ответ по поводу спасения некрещеных, по поводу индейцев майя, по поводу католиков и вашей бабушки. Но скажу только одно: мой отец умер десять лет назад. Умер некрещеным. Он задумывался о Боге, о Церкви, пробовал читать Библию... может, поживи он подольше, принял бы крещение. Но — не успел. Я каждый день молюсь за упокоение его души. У меня нет стопроцентной уверенности, что он спасен — но есть твердая надежда. И надежду эту никто у меня не отнимет.