От редакции: Мы продолжаем дискуссию, начатую в статье Владислава Головина «Бесполезная вера».
Великолепный Козьма Прутков некогда советовал вдумчивому читателю – «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою». Несмотря на комизм этой наивной рекомендации, в ней содержится очень серьезная мысль: любое действие должно иметь свою цель, иначе оно перестает быть осмысленным. В свою очередь, эта цель обязательно должна предполагать в себе некую пользу, чтобы не оказаться подобной целеустремленному разглядыванию кругов на воде, к которому призывал Козьма Прутков.
Но вот вопрос – является ли полезной вера в Бога? Ведь в христианском понимании вера, это не просто элемент мировоззрения человека, но, прежде всего – сильнейшая мотивация к действию.
Апостол Иаков считал, что вера содействует добрым делам, а дела эти в свою очередь доводят веру до совершенства (Иак 2:22). О соотношении же мировоззрения и деятельности в вопросах веры он писал с оттенком грустной иронии: Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?
Итак, вера христианина может быть выражена только в конкретном действии. Оно может быть физическим (добрые дела), или умственным (молитва), и о соотношении в христианском благочестии двух этих видов деятельности можно очень долго спорить. Бесспорно лишь то, что верить в Бога без вообще хоть какого-либо деятельного выражения этой своей веры способен лишь неосновательный человек.
Но, как уже было сказано, любое действие должно иметь в себе предполагаемую цель и пользу. И если мы сами посчитаем нашу веру бесполезной, тогда и себя нам следует без ложной скромности уподобить Прутковскому наблюдателю за кругами от камешков на водной глади.
Правда, тезис «Вера в Бога должна быть бескорыстной» звучит благородно и красиво, но – лишь до тех пор, пока не вспомнишь, что
«корысть» это устаревший синоним ко все той же «пользе». А слова «бесполезная вера», применительно к христианству, как их ни поворачивай – очевидный абсурд.
Речь может идти лишь о характере этой пользы.
И вот тут уже с полным основанием можно говорить об очень существенном расхождении представлений верующих людей насчет того, какой же пользы нам следует просить у Бога в молитве.
Евангельская максима в этом отношении известна всем: …не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. (Мф 6:31-33). Но что же означают эти слова – искать Царства Божия? Если говорить очень кратко, то речь здесь идет о восстановлении связи человеческого духа с Духом Божьим, которая была разрушена в грехопадении, об исцелении самой нашей природы, существенно поврежденной вследствие разрыва этой связи. В христианском предании Церковь часто сравнивают с лечебницей, а Христа – с врачом. Но получить исцеление в этой лечебнице возможно только одним способом – через веру в Божество Христа.
Вера твоя спасла тебя - слова Господа, повторяющиеся в Евангелии несколько раз. Их услышал слепой Вартимей перед тем, как прозреть (Мк 10:52); они звучали над исцеленной кровоточивой женой (Мф 9:22); ими напутствовал Христос прокаженного самаритянина, очищенного от этой страшной болезни (Лк 17:19). В этих словах содержится исчерпывающий ответ на все вопросы о «пользе веры»: вера – спасает.
А
настоящий христианин – лишь тот, кто увидал себя больным, погибающим, нуждающимся в спасении. И польза, которую он желает извлечь из своей веры, достаточно проста и очевидна: вернуть здоровье,
Исцеление расслабленного в Капернауме. Мозаика. VI в.
избавиться от болезни, прекратить мучения. Если же этого стремления нет, тогда вера человека действительно – некий вариант мировоззрения, не предполагающий обращения к Богу с просьбой о чем-либо, а лишь – пассивное приятие всего, что посылает жизнь, с убежденностью, что все происходящее с ним – от Бога. Но это уже не христианство, а скорее – вера древнегреческих философов-стоиков, считавших, что действия людей отличаются не по тому, свободно или не свободно они совершаются (для стоиков все они происходят и могут происходить только по необходимости), а лишь по тому, каким образом — добровольно или по принуждению — сбывается и исполняется неотвратимая во всех случаях и безусловно предназначенная нам необходимость. Как говорил Сенека «Кто согласен с судьбой, того она ведет. Кто не согласен, того она тащит». Но, к слову сказать, даже в такой стоической вере тоже можно усмотреть определенную пользу: она помогает человеку оказаться «ведомым», а не «тащимым». Что, безусловно, куда более приятно и куда менее травматично.
В христианстве же польза от веры определяется делами веры, и прежде всего – молитвой, в которой мы просим у Бога то, в чем испытываем потребность. Однако и здесь есть свои подводные камни.
Тех, кто просит у Бога земных благ, святитель Григорий Нисский называет ни много, ни мало – «несовершенными умом»: «…Во время молитвы не следует подвергаться тому же, что, например, происходит в детском уме. Ибо несовершенные умом не о том думают, что могло бы действительно быть исполнено по их мысли, но самовластно строят себе какую-то счастливую судьбу, предполагая сокровища, супружество, царства, большие города, называемые их именами, представляют себя обладателями того, что изобразила им суетность помыслов, а иные еще смелее предаются такой суетности, и преступив меру естества, или делаются мысленно птицами, или сияют подобно звездам, или носят в руке горы, или небо представляют для себя удобопроходимым, или предполагают прожить тысячи лет, из стариков делаясь молодыми, или иные подобные сим похожие на пузыри и пустые представления порождает сердце в юных умом; посему, как в делах обыкновенных не рассуждающий о том, чем достигается какое либо из благих желаний, но осуетившийся не исполнимыми пожеланиями, как человек неразумный и жалкий, в этих грезах тратит время, в которое мог бы подумать, как сделать для себя что либо полезное: так и тот, кто во время молитвы устремлен не к тому, что полезно душе, но просит Бога оказать благоволение к страстным движениям его ума, как человек нелепый, есть действительно лишь говорливый, молящийся о том, чтобы Бог стал содейственником и служителем его суетностей».
Тем не менее, и для таких людей святитель Григорий все же усматривает возможность получения пользы от их веры, выраженной хоть и в суетной, но все же – молитве. Правда, обусловлена эта польза отнюдь не их христианскими добродетелями, а милосердием Божьим: «…Но говорят: иные удостоились уже начальства, почестей, богатства, употребив к сему молитву, и такой благоуспешностию подали о себе мысль, что они боголюбивы. Поэтому скажет кто-нибудь: как же запрещаешь нам возносить Богу моления о чем либо подобном? - Всякому, правда, известно, что все зависит от Божией воли, и настоящая жизнь устрояется свыше, никто не станет и противоречить сему учению: однако же выясним и другие причины таковой успешности молитвы: без сомнения, не как благое, уделяет сие Бог просящим; но чтобы в людях поверхностных утверждалась этим вера в Бога, и чтобы, познавая на опыте, как Бог внемлет нашим молениям, прошением маловажного мало помалу возвысились мы со временем да пожелания даров высших и боголепных, как усматриваем это на детях своих. Пока они при матерних сосцах, сколько может вместить их природа, столько и требуют от родившей. Если же младенец возмужает, и получит при этом некоторую способность говорить, то не глядит уже на сосцы, а смотрит у матери на что либо такое, как например или на волосы на голове, или на одежду, или на иное сему подобное, чем увеселяется детский глаз. Когда же придет в возраст, вместе с телом получит приращение и ум; тогда, оставив все детские пожелания, будет просить у родителей служащего к жизни совершенной. Так и Бог, всеми мерами приучая человека обращать взоры к Нему, для сего самого бывает нередко внимателен и к маловажным прошениям, чтобы благодеянием в малом получивший сию милость вызван был на пожелание высшего. Посему и ты, если такой-то человек, по Божию Промыслу, из невидных сделался известным и знаменитым, или приобрел что-либо другое, чего домогаются люди в этой жизни, начальство, или богатство, или блистательное положение, представляй себе цель этого, а именно, что Божие в этом человеколюбие служит для тебя доказательством великого Божия могущества, чтобы ты, получив детские игрушки, воссылал к Отцу прошения о важнейшем и совершеннейшем. А таково все, что приносит пользу душе».
Конечно же, стремление к меркантильной пользе для верующего человека – проявление духовного детства, признак несовершенства ума и сердца в молитве и в делах веры,
подобное Прутковскому разглядыванию кругов на воде от бросаемых камешков. Но даже такая детская и несовершенная вера может оказаться полезной человеку, давая ему опыт исполнения Богом просимых мелочей и через это побуждая к поискам единственной настоящей пользы – исцеления души, наследования Царства Божия.
