Осень 1830 года. Москва оцеплена военными частями, все учреждения закрыты, люди выходят на улицу крайне неохотно, а дома расставляют по всем комнатам тарелки с хлоркой — средством дезинфекции. Дважды в день издается бюллетень со свежей статистикой: сколько в городе новых заболевших, сколько смертей, сколько выздоровевших. У всех на устах одно слово: холера! В это время московскую святительскую кафедру занимал митрополит Филарет (Дроздов). Его имя часто вспоминают сегодня те, кто категорически не приемлет «чрезмерных», как им кажется, карантинных мер, ведь при святителе Филарете и храмы были открыты, и молебны служились ежедневно. Но они сильно удивятся, если узнают, как действовал и какими принципами руководствовался московский святитель на самом деле.
Как вести себя Церкви во время эпидемий? В какой мере координировать действия с гражданской властью? Любым ли санитарным предписаниям подчиняться? В уходящем году эти вопросы встали перед Русской Церковью в полную силу — впервые за сто с лишним лет.
Последняя массовая эпидемия — испанский грипп, или «испанка», — прокатилась по России в 1918–1920 годы. Но тогда Церкви было, можно сказать, не до нее — было неясно, переживет ли она вообще атеистические гонения. А в поздние советские годы эпидемии в СССР если и вспыхивали, то в ограниченном, региональном масштабе.
Этот недостаток опыта сильно ощущается сегодня, когда на Церковь нападают не только снаружи (те, кто хотели бы закрыть все храмы на бессрочный карантин), но и изнутри (часть православных, недовольных карантином и мерами по дезинфекции богослужебных принадлежностей и икон). И здесь может сильно помочь изучение опыта, накопленного Церковью в середине XIX века, когда Россия пережила по меньшей мере три серьезные холерные эпидемии.
Для Москвы это время было связано с именем митрополита Филарета (Дроздова), автора знаменитого Пространного катехизиса, инициатора перевода Библии на современный для его эпохи русский язык, иерарха, без совета с которым не решали важные дела ни Александр I, ни Николай I, ни Александр II. Действия святителя Филарета во время первой вспышки холеры в Москве подробно описал полвека спустя профессор Московской духовной академии Иван Корсунский. Как же отвечал на вызовы того времени московский святитель, один из самых авторитетных иерархов Русской Церкви за всю ее историю, ныне прославленный в лике святых?
Тезис 1.
Святитель Филарет не отрицал эпидемию и необходимость борьбы с ней и жестко противостоял отрицателям болезни
Самым действенным средством задержать распространение эпидемии в те времена был строгий карантин — изоляция заболевших по домам. В дом, где обнаруживался заболевший, приходила полиция и всем, кто в нем проживал, раздавала карантинные билеты — письменные запреты выходить из дома в течение установленного срока. Реакция на эти меры во времена святителя Филарета не сильно отличалась от нынешней. Если москвичи еще могли скрепя сердце согласиться посидеть взаперти, то за пределами городской черты возмущению порой не было предела. Какой такой карантин, когда урожай на поле не убран и сено для скотины не заготовлено!
Кто-то прятал заболевших по домам, ни под каким предлогом не допуская врачей. А кто-то вообще «не верил» в холеру, все разговоры об эпидемии называя «страшилками», запущенными не то коварными докторами, не то вовсе поляками. (Как раз осенью 1830 года в Польше, входившей тогда в состав Российской империи, вспыхнуло восстание, и поляки находились у всех под подозрением). И здесь, как нигде, гражданским властям требовалось содействие духовенства — городских и сельских батюшек, к которым «не верящие» в эпидемию обычно все-таки прислушивались и авторитету которых доверяли.
Сам святитель Филарет быстро убедился в том, что холера не миф. Когда генерал-губернатор Москвы Дмитрий Голицын разделил весь город на несколько санитарных участков, поставив над каждым своего начальника, московский святитель немедленно назначил в каждый из этих участков по ответственному священнику. Их задачи были содействовать местному начальству и «наблюдать, чтобы болящим подаваемы были… пособия религии», то есть церковные таинства, и прежде всего — Причастие.
Специально для больных холерой в Москве учредили 30 больниц, в которые московский святитель определил ежедневно ходить, сменяя друг друга, примерно сотню московских священников. Они исповедовали и причащали больных, напутствовали умиравших и, несомненно, постоянно информировали святителя об обстановке. Он прекрасно знал, что холера не просто не «страшилка», но и очень опасная болезнь. И поручил приходским священникам проводить работу с людьми, «не верившими» в эпидемию и боявшимися довериться медицине.
Что они должны были делать? Приводить свидетельства московского духовенства, ходившего в холерные больницы. Напоминать строки Священного Писания, призывающие не пренебрегать врачебной помощью: Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание… Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими (Сир 38:1–2, 4). Предупреждать тех, кто игнорирует санитарные предписания: подвергающий односельчан риску заражения будет виновен в нарушении сразу двух заповедей: апостольской — о повиновении начальству, и Господней — о любви к ближнему. Пусть даже «начальство найдет нужным окружить стражею дом, в котором оказался больной, или умерший холерою», — священник обязан растолковать его обитателям, что иначе никак нельзя, писал святитель Филарет.
Особенно строго он реагировал на случаи, когда к бунтарям присоединялись сами же священники. Бывало и такое. «Воля ваша, а, по моему мнению, эта холера не что иное, как повторение 14 декабря14 декабря 1825 года декабристы вывели войска на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.», — делился, к примеру, с известным литератором и государственным деятелем того времени Петром Андреевичем Вяземским один батюшка.
Много шума наделала «акция протеста» в подмосковном Карачарове, где заболел холерой и умер один из жителей. При попытке властей ввести в селе карантин его жители взбунтовались и объявили холеру несуществующей. Их поддержал и местный священник. Едва узнав об этом, святитель Филарет учинил строгое разбирательство, священника отстранил от службы, а во избежание повторения подобных инцидентов разослал всему духовенству Московской епархии послание, которое мы приведем здесь, ввиду его важности, почти целиком:
«Некоторые из простого народа… не верят, что есть в настоящее время болезнь, называемая холерою, и что болезнь сия опасна и заразительна... По таковым обстоятельствам… духовенству Московской епархии… предписывается…
- Сомневающихся из народа, при всяком удобном случае, удостоверять, что болезнь, называемая холерою, точно в настоящее время в Москве и в некоторых других местах есть, и что она заразительна… В доказательство и в пример сего можно, между прочим, поставить градское Московское духовенство… Благодатию Божиею и силою веры и святых таинств, при употреблении предохранительных средств, большая часть Московских священников не заразились болезнью; некоторые, не многие, заразясь, излечились и выздоровели, а некоторые, или по недостатку осторожности, или по неисповедимым судьбам Божиим, заразясь, скончались, именно: один строитель монастыря (Сретенского), один протоиерей (при Воспитательном доме), восемь священников приходских и один священник домовой церкви…
- Вразумлять народ, что предписываемые начальством предосторожности против заразительной болезни употреблять дóлжно послушливо и верно. Ибо если кто, поступив в противность сим предосторожностям, внесет заразу в селение, где он живет, таковой даст Богу ответ, как за нарушение заповеди повиновения начальству, так и за то, что сделался виною беды для своих собратий. (В другом документе святитель писал: «кто нарушением сих мер внесет в селение заразу, тот будет виновен в бедствии своих собратий, и согрешит против любви к ближнему, и против заповеди послушания». — Прим. ред.)
- В церковных поучениях, с соблюдением приличия, упоминая, что праведный Бог послал сию губительную болезнь в наказание за грехи наши, возбуждать народ к молитве, покаянно, исправлению жития и к укреплению и освящению себя причащением Святых Христовых Таин...
- Если где в селах можно иметь ведомости, издаваемые в Москве, о ходе заразительной болезни, и об относящихся к сему предмету обстоятельствах, то из сих ведомостей прочитывать народу статьи, нужнейшие для вразумления о истине и для опровержения ложных мнений...
- Самое сие предписание можно прочитать в сельских церквах при народе, где то, по местным обстоятельствам, для вразумления народа нужным окажется».
Тезис 2.
Не отрицая эпидемию, святитель Филарет одновременно видел в ней Божий Промысл и определенное обращение к людям
За всеми заботами, связанными с необходимостью противостоять холере, святитель Филарет не забывал о духовных причинах болезни, постигшей Москву. Во всех его проповедях того времени звучит мысль, впервые высказанная еще в середине сентября: «Война, голод, мор и подобные бедствия … суть орудия правосудия Божия», которые требуют от народа покаяния и усиленной молитвы. Участие в церковной молитве и постоянное обращение к благодати Божией, преподаваемой в Его таинствах, владыка считал делом абсолютно необходимым и безотлагательным.
Не случайно в первые же дни эпидемии он лично отслужил в Успенском соборе московского Кремля несколько молебнов об избавлении от холеры. А затем обязал духовенство служить такие молебны по всей Москве «в воскресные дни, а по усердию и в другие» — до тех пор, пока болезнь не отступит.
Святитель, принимая болезнь как вполне объективное событие, воспринимал ее также как обращение Бога к людям и считал, что в этот момент требуется усиленная молитва и народное покаяние. Поэтому, самостоятельно инициируя карантинные мероприятия во многих духовных заведениях, одновременно он призывал людей здоровых на молитву и крестные ходы.
Владыка стремился к тому, «чтобы, по возможности, всякое место ознаменовано было молитвою, присутствием святыни и благословением Церкви». Информируя Синод о своей инициативе, он писал: «Если в продолжение войны за границеюРусско-турецкой войны 1828–1829 годов. — Прим. ред. по всему государству приносимы были Господу Богу особенные молебствия, то при открытии губительной болезни… никак не излишне быть особенным молитвам по всему государству. Молитвы… должны быть благовременные и не поздние».
Риск, на который шел при этом владыка, был абсолютно осознанный. Он ждал, чтобы люди обратились к Богу, услышали призыв стать христианами на деле, а не только на словах. И люди услышали. В тяжелое время, когда в городе прибавилось сирот, бедных, вдов и вдовцов, резко увеличились и благотворительные взносы: случалось, жертвовали даже дома! «Да спасет Господь хотя страхом души рабов своих», — на это надеялся и об этом молился святитель Филарет.
Тезис 3.
Все действия в период эпидемии святитель предпринимал, согласовывая их с властями
Святитель Филарет застал самый расцвет эпохи, которую историки Церкви именуют синодальной. Это название несколько обманчиво. Главным органом управления Русской Церковью в эту эпоху действительно был Синод — совет церковных иерархов, но состав его поименно утверждался императором. Огромный вес имела фигура обер-прокурора Святейшего Синода — государственного чиновника в ранге министра, мимо которого не могло пройти ни одно значимое решение, касающееся Церкви. Вся система церковного управления в это время было прочно встроена в государственный бюрократический аппарат. И конечно, государственная власть тогда имела полное право распространить карантин на храмы и монастыри и полностью их закрыть — святитель Филарет это прекрасно понимал. Кроме того, в начальственной среде по отношению к эпидемии существовали разные мнения. В конечном итоге диалог с властями пришлось выносить не только на синодальный уровень, но и на уровень самого императора.
Правивший в это время император Николай I был человек религиозный и прекрасно осознавал, как важно в периоды испытаний молиться и приступать к Причастию. Был даже такой случай. В самый разгар эпидемии учащиеся одного кадетского корпуса захотели причаститься Святых Таин, а начальство им не позволяло. Личное ходатайство святителя Филарета не подействовало. Тогда он обратился к самому Николаю I — и кадеты получили самое высочайшее разрешение, какое только могли представить. Николай I им причаститься «не только дозволил, но перекрестился от удовольствия о расположении кадетов», вспоминал позже святитель Филарет.
Это не значит, что у Николая не было вопросов к московскому митрополиту — особенно, когда он услышал, что в Москве проводятся молебны и многочасовые крестные ходы, во время которых верующие молятся на коленях. И это — в сентябре, когда легко простудиться и сделать организм более восприимчивым к холере! В конце сентября Николай I на две недели приехал в Москву, пожелав лично поддержать усилия городских властей по борьбе с эпидемией. Однажды он даже сам прошелся по московским рынкам и попросил торговцев отказаться от продажи тех овощей и фруктов, которые могут быть заражены.
Николай поинтересовался у московского митрополита, не считает ли тот опасным собирать народ в одном месте и водить людей молиться на холоде. Ответ святителя Филарета убедил царя, что тот подходит к делу абсолютно трезво и взвешенно: «число заболевающих после крестных ходов не больше, а несколько меньше, нежели во дни прежде крестных ходов». Сам Господь показывает, что Церковь действует верно, добавил владыка.
Был и политический аспект диалога: злые языки донесли Николаю, что в одной из недавних своих проповедей святитель Филарет якобы намекнул на связь московского бедствия с нечестием российской власти — он вспомнил о моровой язве, постигшей некогда Израиль в наказание за проступок царя Давида (См. 2 Цар 24:1–16). Но аргументы московского святителя императора успокоили. Святитель Филарет заверил государя, что никаких антигосударственных смыслов в его проповеди не было. И Николай его объяснение принял. Коленопреклоненные молитвы вне храма святитель Филарет вскоре отменил сам, но общественная молитва продолжалась и двери храмов остались открытыми.
Всякий раз, когда дело касалось борьбы с холерой, московский митрополит прежде всего соотносился с гражданскими властями — и не воспринимал это как досадную обязанность. Во-первых, святитель знал: организация мер по борьбе с эпидемией — это прерогатива государственной власти. Во-вторых, он и сам часто цитировал апостольскую заповедь: Всякая душа да будет покорна высшим властям (Рим 13:1). Потому и московское духовенство побуждал «внушать народу… долг повиновения начальству в предохранительных и врачевательных мерах: ибо как повиновение начальству во всем, что не противно Богу, словом Божиим предписывается, так и употребление врачебных пособий словом Божиим одобряется, хотя, без сомнения, всего паче уповать дóлжно на Бога».
В случаях, если святитель не получал инструкций от государства и вынужден был действовать сам, он действовал, но немедленно информировал об этом власти. Характерный пример: в начале эпидемии руководители духовных училищ и Московской духовной семинарии предложили владыке распустить по домам тех учеников, чьи родители или родственники живут поблизости. А приехавшим издалека, если и они пожелают уехать, оплатить дорогу до дома. От гражданского начальства никакого ответа не поступило, и святитель Филарет принял решение о роспуске учеников самостоятельно, но тут же направил в Синод особый рапорт, где указал причины, почему вынужден был действовать по собственной инициативе. «Избыток осторожности лучше избытка неосторожности», — рассудил он, приняв во внимание, что светские училища к тому времени уже были закрыты на карантин, а в одном из училищ духовных — Петровском — как раз занемогло пятеро учеников. И оказался абсолютно прав: распространение болезни в семинарии и училищах удалось предотвратить.
Тезис 4.
Святитель понимал значение санитарных мер, советовал их принимать, но при этом не впадать в отчаяние и страх перед болезнью
Через всю переписку святителя Филарета в это время проходит красной нитью мысль, особенно ясно сформулированная в письме наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандриту Афанасию (Федорову): «От болезни берегитесь… Но не пугайтесь и не унывайте. Воля Божия во всем». Сам владыка проявлял полное доверие Богу и других тоже призывал не унывать, не паниковать и учиться уповать на Промысл Божий. «Холера увещевает, чтоб уповали на Бога», — писал он епископу Калужскому Гавриилу (Городкову).
Вместе с тем московский святитель полностью отдавал себе отчет, что смерть от холеры может стать следствием неосторожности и недооценки опасности — человеческого произвола, а вовсе не Божьего Промысла. Некоторые из священников, ходивших исполнять свой пастырский долг в больницы, заразились и умерли — кто «по неисповедимым судьбам Божиим», а иные «по недостатку осторожности», писал он. И всюду, где мог, внедрял меры предосторожности. Московским монастырям, например, он строго наказал использовать все санитарные средства, которые предписала гражданская власть (мытье полов хлоркой и т. д.). Монахов и богомольцев на территории обителей предписывал держать на расстоянии друг от друга, чтобы избежать взаимных заражений. Если кто-то из монахов заболевал с подозрением на холеру, — вся обитель переводилась на «особое положение»: ворота закрывали и без нужды никого в монастырь не впускали.
А священникам, ходившим в больницы, святитель предписал в обязательном порядке иметь с собой средства для обеззараживания — в то время это были, как правило, мешочки с хлорной известью.
Осторожность и организованность дали результаты. В одном из писем владыка писал: «В тридцать холерных больниц… ходили у меня по чреде, ежедневно, всего до ста священников, и шесть недель холера не трогала ни одного из них». Впрочем, одиннадцать священнослужителей впоследствии все-таки заболели и скончались. Подмосковных батюшек святитель призывал не молчать и об этом – чтобы слышали те, кто «не верит» в болезнь.
Самого святителя Филарета холера обошла стороной. Но это не значит, что ему не угрожала опасность. Например, в 1866 году один из духовных воспитанников святителя Филарета, архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский), талантливый богослов и историк Церкви, заразился холерой во время очередной эпидемии, объезжая епархию, и скончался. Впоследствии архиепископ Филарет был причислен к лику местночтимых святых Черниговской епархии.
Сравнительно легкие потери среди духовенства московский святитель объяснял действием «благодати Божией, силой веры и святых таинств», но отнюдь не бравировал этим. И никогда не пренебрегал обеззараживающими средствами, всем так же советуя беречь себя и окружающих. «Не любит она (холера) ни излишней дерзости, ни излишней робости, — писал святитель. — Следственно, учит осторожности, воздержанию, упованию на Провидение Божие».
Матери, жившей в Коломне, владыка советовал смешивать толченый марганец с солью и добавлять в получившуюся смесь разведенное в воде «купоросное масло» — говоря на современном языке, серную кислоту. Возникающая химическая реакция высвобождает газ, уничтожающий холерные бактерии, но крайне вредный для здоровья, инструктировал он свою пожилую матушку, поэтому на время обеззараживания помещения из него необходимо вынести всю мебель, а потом еще несколько часов проветривать.
А о себе писал: «Вот еще мой опыт, когда в городе холера. Когда вечером почувствую боль в голове, или тягость в теле: ложусь, хотя ранее обыкновенного, в постелю, покрываюсь довольно тепло: покой и сон дают облегчение и укрепление, и предохраняют от увеличения немощи».
Какой вывод мы можем сделать из всего рассказанного? Святитель Филарет явно не считал, что церковному человеку необходимо делать выбор между признанием наличия смертельно опасной болезни и реальностью духовного Божьего Промысла: «или — или». Будучи убежденным сторонником народной молитвы и усиленного богослужения в момент бедствия, святитель тем не менее не являлся ни «революционером», ни «диссидентом». Во всех своих действиях он стремился заручиться пониманием и согласием со стороны властей. В условиях эпидемии, как и в любой обстановке, он руководствовался двумя заповедями: Господней — о любви к Богу и ближнему, и апостольской — о послушании властям. И не противопоставлял санитарные меры христианской молитве и совершению таинств.
Опыт, накопленный за XIX век, был отражен в одном из важнейших для духовенства церковных руководств — «Настольной книге для священно-церковно-служителей», которая регулярно переиздавалась вплоть до начала Первой мировой войны.
К сожалению, при столкновении с первой в XXI веке эпидемией оказалось, что этот опыт большинством людей прочно забыт. А такие прецеденты советского времени, как, например, запрет на причащение и целование священных предметов в храмах во время эпидемии лета 1970 года на юге СССР, широкого распространения не имели.
Безусловно, будет еще много споров по поводу того, что произошло в 2020 году и как это повлияло на церковную жизнь. Но ясно одно: сам исторический опыт жизни Церкви в условиях эпидемий еще ждет своих исследователей.