Так уж случилось, что вот уже почти двести лет — спасибо классику — царь Борис для нас не столько историческая фигура или даже литературный персонаж, сколько ключ к загадке: как, не впадая в крайности и оставаясь человеком православным и церковным, совместить в собственной душе апостольское «несть бо власть аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть» (Рим.13, 1) и пушкинское «нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит»?
Меня еще в школе удивляло: а почему, собственно, так проштрафился именно Борис Годунов? Он что, был плохим царем? Да нет, скорее, даже хорошим. А уж фактическим правителем при своем зяте и предшественнике царе Федоре Иоанновиче — вообще отличным. Этот тендем практически идеален: на престоле блаженный, начальник-мечта, который ни во что житейское не мешается, зато молится и предстательствует перед Богом за народ, а за ним — сильный политик, укрепляющий и развивающий государство.
Первые 12 лет фактического правления Годунова — это избрание митрополита Московского Иова первым русским патриархом. Это небывалый размах строительства городов и крепостей — Воронеж, Ливны, Самара, Царицын, Саратов, Елец, Белгород, Томск, непреступные крепостные стены Смоленска и Белого города в Москве, которые вместе с укреплениями Земляного вала так и не решился штурмовать крымский хан Казы-Гирей. Это мирный договор со Швецией, по которому Россия вернула себе все земли, которые потеряла во время Ливонской войны…
И все это под сенью праведника на престоле, воплощенного идеала воцерковления жизни и власти, который — и это главное — был в глазах всех абсолютно легитимным ее носителем, Рюриковичем, прямым наследником Ивана Грозного.
Беда Бориса Годунова не в том, что он был плохим царем. Его беда в том, что он был незаконным царем. Хотя его и избрал Земский собор. Да и что это за избрание? Так, боярские игры. Во всяком случае, по версии Пушкина: «О чем там плачут? — А как нам знать? То ведают бояре, нам не чета».
Борис Годунов — прагматик, популист, политтехнолог, но предлагаемые им «правила игры» до поры до времени всех вполне устраивали, до 1602 года он был довольно популярен во всех классах общества, и его падения ничто не предвещало.
А потом разразился кризис. Весной 1601 года двенадцать недель шли холодные дожди, а в июле выпал первый снег. В конце августа по Днепру ездили на санях. Урожая, понятно, в том году не было. Весна 1602 года была ранняя, теплая, но только взошли озими — снова грянули морозы, а летом урожай сгубила засуха. Начался голод. Продавали пироги с человечиной, выкапывали покойников, резали и ели постояльцев на постоялых дворах. Погибла чуть не треть населения страны. В Москве из двухсот пятидесяти тысяч жителей умерло сто двадцать семь.
А между тем в Курской и Владимирской земле, на черноземных окраинах урожай был такой, что хватило бы на всю Московию.
Но чтобы преодолеть кризис, нужны были, во-первых, авторитетный лидер, имеющий бесспорные права на власть, и, во-вторых, хотя бы относительно нормальное общество. А за годы правления Ивана Грозного что-то «поломалось» в людях. Спасаться от общей беды можно только вместе, но никто ни о чем и ни о ком, кроме самого себя не думал. Общество пережило уже столько жестокостей, что стало равнодушным к смерти и страданиям. Всем было на все наплевать.
Царь Борис требовал отправлять хлеб в голодающие районы — а его за взятки не отправляли или отправляли гнилье, а владельцы ждали «настоящей цены» (при том, что стоимость хлеба и без того подскочила уже в 25 раз). Хозяева выгоняли со двора холопов, обрекая их на смерть, а сами продавали сэкономленное зерно. Пекарям приказывали выпекать ковриги определенной величины, а они продавали хлеб непропеченным и добавляли в него воды для веса. Царь велел раздавать хлеб из госзапасов, но чиновники делили его между своими друзьями и родственниками.
Нельзя сказать, что Борис Годунов так уж ничего не делал. Делал, и вполне разумно: строил каменные палаты в Кремле, давая работу и пропитание тысячам людей, издал указ, что брошенные хозяевами холопы тут же автоматически получают свободу, боролся с разбойниками, как мог. Будь он Рюриковичем и не переживи страна всего ужаса правления Ивана Грозного, что-то еще можно было сделать. В реальности же правительство только все больше теряло контроль над ситуацией.
В таких ситуациях чаще всего берет верх логика Николо Макиавелли: «Если уж выбирать между страхом и любовью, то надежнее выбирать страх. Ибо о людях можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, но когда у тебя явится в них нужда, то они тотчас от тебя отвернутся».
У Пушкина же народ просто отчетливо осознает безблагодатность власти Бориса — «Вот ужо им будет, безбожникам» — и бедствия, обрушивающиеся на Русь, воспринимает как наказание за избрание безблагодатного, преступного «царя Ирода». Ведь Ирод не только детоубийца, он — гонитель Христа. И Борис Годунов это отношение к себе чувствовал и отвечал на него террором в духе Ивана Грозного.
Насильно постригали в монахи, душили в тюрьмах, ссылали в Сибирь, отбирали имущество. Богдану Вельскому велели выщипать по волоску бороду, которой боярин очень гордился. Знатные и богатые кабалили людей «беспредельно» — слово это, оказывается, уже было в ходу у наших предков: хватали на дорогах бродяг, объявляли холопами тех, кто нанялся на временную работу, и даже дворян, отбирая у них поместья. «Колдунов» и «ведьм» страшно пытали, и они или умирали под пытками, или оказывались повешенными за упрямство.
Но если от Грозного, законного, «природного» царя, народ был готов терпеть все, то от царя из опричников Бориса — нет.
Наверное, в обычной спокойной обстановке он мог бы и дальше править и даже проводить реформы. Но от общества потребовались сверхусилия, самоограничение и дисциплина, и общество развалилось. «И сталось у Бориса в царстве великая смута; доносили и попы, и чернецы, и проскурницы; жены на мужей, дети на отцов, отцы на детей доносили». Это — из летописи.
А тут еще самозванец на горизонте замоячил… Семь лет безблагодатного царствования обвалили страну в десятилетнюю смуту, после которой ей потребовалось еще полвека, чтобы прийти в себя.
***
Странная штука — генетическая память. Вот уже скоро сто лет, как нет в России стопроцентно легитимной власти — ни с православной, ни с общечеловеческой точки зрения, — а нас по-прежнему мучает вопрос: можно ли молиться за безблагодатную власть?
В советские времена, как ни странно, было проще: патриарх Тихон еще в 1918 году заявил, что «Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение», и призвал подчиняться велениям советской власти, если они «не противоречат вере и благочестию». И не важно было, кто оказался в тот или иной момент в роли лидера антихристианского государства — для верующего человека это по сути ничего не меняло.
А как быть теперь? Кто они, наши меняющиеся правители? Вроде бы все они лояльны Церкви, некоторые даже исповедуют себя православными христианами… Так ведь Борис Годунов тоже был православным, и на царство его сам патриарх венчал.
А может, мы и впрямь получаем ту власть, какую заслужили? Ведь сами по себе выборы никого счастливыми сделать не могут — ни в Америке, ни в России. Но если источник всякого блага — Царство Божие — нужно искать внутри себя, и это все приложится, то, может, если о наших правителях искренне сердечно молиться, Господь услышит и…
«Дальше — тишина».
