кандидат философских наук,
Наверно, многие верующие слышали выражение «Ки́рие эле́исон (или эле́йсон)». Это молитвенное призывание в качестве песнопения часто используется при богослужениях в Греческой, а порой и в других Поместных Православных Церквях. С греческого оно переводится как «Господи, помилуй»: Κύριε ἐλέησον. Так по-гречески и звучит эта самая короткая и в то же время очень емкая молитва.
Второе слово в этом обращении к Богу — древнегреческий глагол ἐλεέω (eleeō), который означает «иметь сострадание», «сочувствовать», «жалеть». Однокоренное с ним слово — существительное ὁ ἔλεος (eleos), которое означает «сострадание», «сочувствие», «жалость». Между прочим, это слово ὁ ἔλεος обладает богатой историей. Например, оно употребляется в знаменитом фрагменте «Поэтики» великого древнегреческого философа Аристотеля про трагедию и катарсис: трагедия совершает «посредством сострадания (ὁ ἔλεος) и страха очищение (κάθαρσις) подобных страстей».
Обратите внимание, что Аристотель здесь ставит в один ряд страх и сострадание. Дело в том, что античные философы (как греки, так и римляне) к состраданию и жалости относились, как это ни странно, скорее негативно. И в этом смысле античность представляет яркий контраст с христианством.
Для Аристотеля или Сенеки, или Цицерона сострадание было страстью, в принципе такой же как, например, гнев, а любая страсть по их представлениям искажает разум и препятствует правильному восприятию действительности. Вот в какой ряд страстей ставит сострадание Аристотель в другом своем трактате, в «Риторике»:
«Страсти — все то, под влиянием чего люди изменяют свои решения, с чем сопряжено чувство удовольствия или неудовольствия, как, например, гнев, сострадание, страх и все этим подобные и противоположные им чувства».
Rhet. II 1, 1378 а 22,
Кроме того, сострадание часто противоречит справедливости, а в общественных отношениях, как считали древние философы, только справедливость и можно брать в качестве исходного принципа. Милосердие же, если оно вступает с ним в противоречие, следует отбрасывать. Действительно, Аристотель, например, считал, что некоторые люди рабы «по природе», и поэтому держать их в рабстве справедливо и законно. Какое уж тут тогда милосердие или сострадание к этим несчастным?
Да и вообще, со-страдание — это вот именно что страдание, а всякое страдание — это ведь зло. Поэтому, говорили также некоторые мыслители, сострадание или милосердие не является добродетелью, а лишь увеличивает количество зла в мире. Кстати, гораздо позже похожие мысли о сострадании как лишь увеличении зла в мире будет высказывать другой великий философ — Иммануил Кант, который тоже упрекал сострадание за его неразумность (как ему это казалось) и ставил его в целом очень невысоко.
Мне представляется, что в этом вопросе очень ярко видно отличие христианства как от античности и ее духа, так и от множества различных философских систем. Ведь в христианстве, напротив, милосердие стоит выше справедливости. Как говорит в своем Послании брат Господень апостол Иаков, «суд без милости не оказавшему милости (ἔλεος). Милость торжествует над судом» (Иак. 2,13).
Милосердие или сострадание, деятельная любовь к ближнему — это те самые дела, без которых по апостолу Иакову будет мертва вера:
«Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: „Идите с миром, грейтесь и питайтесь“, но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. Но скажет кто-нибудь: „Ты имеешь веру, а я имею дела“: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих. Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?»
Иак. 2, 14-20
Впрочем, мне кажется, в этих широко известных словах нужно обратить внимание и на то, что обычно остается «за кадром». На то, что в начале дел любви и милосердия, о которых говорит апостол Иаков, стоит все-таки вера. Дела скорее вытекают из истинной веры и ее дополняют, увенчивают. Однако без веры, без страха Божия и истинной любви к Богу одни только отдельно взятые поступки, которые другим приносят те или иные блага, легко могут превратиться (да и превращаются с неизбежностью) в повод для тщеславия, самомнения и гордости. Тогда парадоксальным образом то, что может послужить к верному спасению, напротив, оказывается путем к гибели души. Деятельное добро, добрые поступки — это словно крона дерева, которое имеет свои корни в почве веры. Но эта крона может быть здоровой только в том случае, если дерево укоренено в правильной почве. В этом контексте получается, что главное — это правильная забота о прежде всего своем спасении, о своей душе. И если она будет действительно христианкой (как говорил Тертуллиан, «душа по природе христианка»), то и дела ее будут христианскими и милосердными. Собственно, именно об этом говорил Серафим Саровский: «Стяжи дух смирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».
Напоследок я хочу привести цитату из одного письма русского мыслителя К. Н. Леонтьева (1831-1891) своему ученику Анатолию Александрову. Как известно, Леонтьев был в послушании у оптинских старцев, в том числе у знаменитого Амвросия Оптинского, а под конец жизни и сам стал монахом. Вот что он писал о своем учителе и духовнике:
«Если бы покойный старец Амвросий 25-летним юношей не думал бы исключительно о спасении своей души; если бы не вдохновлялся бы тогда тем, что я зову — трансцендентным эгоизмом, а думал бы о том, чтобы улучшать земную жизнь другим, то из него вышел бы или гордый и раздраженный, или пустой человек; — но думая 10-ки лет лишь о своем спасении, — он стал великим спасителем других; — он спас Федора Павловича Чуффрина от самоубийства; — он меня окаянного и многогрешного поддерживал на правом пути в течение 17 лет; — он многое множество других людей обращал, утешал, исправлял и т. д.»
