Миссионерские походы, организованные прихожанами храма Святого царевича Димитрия при московской Первой градской больнице, проводятся уже несколько лет (о первом походе мы писали в 5-м номере "Фомы"). Этим летом состоится уже пятая экспедиция.
Раньше эти поездки были более "романтическими": ребята плыли на лодках или байдарках по рекам, встречались с населением прибрежных деревень, рассказывали о Боге, крестили, давали концерт либо проводили беседу и уплывали дальше. Теперь все происходит иначе.
Миссионеры никуда не "ходят", не уплывают, а разворачивают базовый лагерь неподалеку от конкретного села. Здесь они вместе с жителями день за днем совершают Богослужения, проводят циклы бесед о Православии и организуют для молодежи костры, соревнования и вечера, занимаются с детишками в летней Воскресной школе.
После подготовки те, кто пожелали принять Православие, крестятся.
Однако крещением миссионерское дело не заканчивается. В следующий раз экспедиция возвращается на прежнее место, помогает дальше налаживать церковную жизнь. Переписка же и отправка конкретной помощи не прерывается в течение всего года.
Мы предлагаем рассказ об этом опыте как бы "изнутри": перед вами - личный дневник девушки, которая была в миссионерском походе впервые.
Теплый летний день в лесу. Мы сидим вокруг костра. Завтра будет крещение на реке.
Отец Аркадий: "Если вы спрашиваете человека, верующий ли он, и тот отвечает, что нет, спросите его, существует ли Бог. Если он скажет, что да, конечно, значит, на самом деле он верит, хотя и не считает себя верующим".
* * *
Год 1999. Август.
Приехала я в Синегорье всего на две недели, даже меньше. Увидела темно-зеленый ковер леса прямо под ногами - долго на него смотрела с высокого холма, на котором стоит село. Огромный лес, зайдешь в него, кажется, что он живет своей жизнью. Старые деревья видели такое, что тебе и не снилось никогда. Но они молчат, они не расскажут ничего. Понять только можно, если долго-долго на них смотреть. И жить по-лесному.
А с людьми иначе. Много их собралось у реки на Крещение. Еще неделю назад они не догадывались, что есть на свете сила, которая может их вот так собрать с разных концов села, объединить их - разных возрастов и профессий. Мы, миссионеры, ехали из Москвы и тоже не знали, как нас встретит Синегорье...
* * *
Мы еще только выгружались из автобуса, а в селе о нашем приезде уже знали. Как потом сказали, думали, что мы туристы, и приехали за синей глиной, которой славятся эти места. Ребята выкладывали рюкзаки прямо на улице. Мы не сразу заметили, что из-за соседнего забора за нами внимательно наблюдают. Это была девочка лет четырнадцати, лишь через несколько минут она решилась начать разговор. Спросила, кто мы такие и откуда приехали.
Так мы познакомились с Надей, которая сопровождала нас, пока мы ходили по селу в поисках ночлега.
* * *
Люди нам встречались приветливые. Ребята местные пришли, вернее приехали на мотоциклах. Гоняют тут вовсю. Помогали нашим разгружать вещи, устраиваться. Женщина из дома напротив позвала к себе переночевать Татьяну Сергеевну и Аню, которые плохо себя чувствовали.
* * *
Отец Аркадий призвал нас не забывать: мы - миссионеры, и по нам будут судить о всех православных людях. Был поставлен походный храм, и состоялась первая за долгие годы в Синегорье служба...
* * *
Зоя - невысокая стройная девочка в спортивном костюме, ярко накрашенные губы, светлые волосы собраны в хвост.
- А церковь давно сломали?
- Давно.
- Или ты не помнишь?
- Меня тогда еще не было. Мама моя помнит.
Мы молча шли дальше по главной улице села. На перекрестке стояла корова в черно-белых пятнах. Она что-то медленно жевала и провожала нас задумчивым взглядом. Огромный лес был совсем рядом. Я никак не могла привыкнуть к такой красоте и вес время смотрела туда.
- А если бы у вас в селе храм был, ты бы ходила в церковь?
- Да, - Зоя ответила сразу, не задумываясь. - Когда приезжаем к сестре в гости, просим, чтобы она меня в церковь сводила.
- А что тебе в храме больше всего нравится?
- Не знаю. Иконы так, свечи. И красиво! А еще когда папа ездил к себе на родину, на Украину, он привез книжку - Библию. Толстенькая она такая, красивая. И другие еще книжки. Тоже из церкви.
- А ты причащалась когда-нибудь?
- А? - не поняла она.
- Исповедовалась?
- Нет.
- Знаешь, что это такое?
- Ну да... Негде нам. У меня так папа уже немолодой. (Засмеялась) А еще ягоды собираем с мамой. На болото за клюквой ходим, но нынче мало ее и не знаю, как меня будут в школу собирать. Обычно так: то черники наберем, то брусники. Так все лето. Потом с картошкой управимся. Вот сейчас ягод нету, мы и ходили на сенокос. Нанимались. Дали нам немножко. Живем...
* * *
В следующий раз я видела Зою, когда дежурила у нашей церковной лавки. Зоя была не накрашена и я заметила, что ей так лучше: огромные голубые глаза, длинные темные ресницы, улыбка, светлая коса. А вечером я шла по селу, и вдруг увидела, как Зоя и ее подруга Валя с красивыми, на их взгляд, прическами, напомаженными губами, в коротких юбках шли куда-то. Сказали, что идут домой...
Почему-то резануло по сердцу.
* * *
Ехали-тряслись по кочкам и всю дорогу пели.
Когда наконец-то выбрались из душного кузова нашего грузовичка, увидели приготовленный для нас лесной лагерь: несколько палаток, разведенный костерок, свои рюкзаки, сваленные в кучу.
А тишина стояла лесная. Все вокруг казалось первозданным и нетронутым: зеленый-зеленый сосновый лес, по земле стелются маленькие кустики. Я никогда не видела столько черники! Она рассыпана просто везде, растет прямо из мха. Лес сосновый. Много ма-аленьких таких елочек. Есть и березки. Но в основном - сосны, которые высоко распускают ветви, поэтому небо видно только чуть-чуть.
* * *
Дима пропорол себе гвоздем ногу (потом еще дня 2-3 хромал, но говорил, что только из-за неудобной повязки). Так состоялся первый визит в местную больницу.
- А вы крещены? - спросил о. Аркадий хирурга.
- Нет.
- А собираетесь креститься?
- Да, конечно.
- А вы в Бога-то верите?
- Да нет, - сказал он и махнул рукой.
- А как же вы тогда будите креститься?
- Ну, ты же меня покрестишь, и я буду верующим.
* * *
Надя вызвалась помогать нам расклеивать по селу объявления о занятиях в Воскресной школе. Выяснилось, что она уже говорила со своими родителями о том, что хочет креститься. Но родители ее не крещены, и, видимо, состоялся разговор в семье, в результате которого ее вчерашняя решимость немножко поубавилась. Папа с мамой не хотят креститься, потому что много ругаются и считают это грехом.
* * *
Странно и необычно: только вчера ты разговаривал с человеком, который был полон сомнений, вопросов, не знает еще, стоит ли ему креститься, а сегодня встречаешь этого человека в храме.
* * *
Вдруг мы услышали рев мотоциклов. В лесу сильное эхо, поэтому казалось, что их очень много. Не то, чтобы я испугалась, просто от неожиданности... Отец Аркадий сказал, чтобы мальчики продолжали читать молитвы, а мы потихонечку расходились по палаткам. Стали появился лучи яркого света. Шум моторов стих и погасли фары где-то на уровне нашей полянки.
Ребята пошли встречать незваных гостей. Отец Аркадий пошел впереди. Тут я вспомнила, что защищатъся им, собственно, в случае чего, нечем. Когда еще в Москве обсуждалось снаряжение для похода, о. Аркадий четко объяснил, что мы - миссионеры, и наше главное оружие - наша вера и молитва...
Оказалось, это были юные мотоциклисты с девочками. Совсем еще дети. Им было просто нечего делать. Скучно...
- Нам предлагают костер сделать на стадионе. А мы хотим организовать его на пляже. На пляже-то, наверное, лучше или как? Вроде как-то интереснее там. Только комаров, наверное, больше там? - спрашивал о. Аркадий.
- Да... Комары-то ночью бывают... Закурить-то можно? - нежданные гости скромно сидели у огня, изредка поглядывали по сторонам. Сначала они было отказались от предложенного им чая, но потом взяли-таки кружки и печенье.
- У нас здесь не курят, вообще-то. А что, в школе, наверное, курительная комната есть специальная?
- "Зал для курящих", - нашел определение поточнее и посмешнее Сан Саныч.
Все прыснули от смеха. И чего я так испугалась рева мотоциклов? Такие тихие и скромные "рокеры" оказались.
- А вы все крещеные, да? - спросил о. Аркадий. - Будет кто-то креститься?
- Собирались.
- А на беседу сегодня приходили? - Гости отрицательно махнули головой, словно извиняясь.
- Завтра тоже будет, приходите завтра. Хотели ребята с вами в футбол поиграть, но уехал самый главный наш футболист. Мы без него проиграем, конечно. Надо нам, наверное, спеть что-нибудь для гостей, а? - обратился о. Аркадий уже к миссионерам. - Давайте нашу про разбойников. У нас есть песня любимая еще с прошлого похода - про разбойников!
* * *
Видно, я здесь самая слабая и захандрила: стало болеть горло и казалось, что я вся горю. Вспоминала папу. Почему-то именно в этот вечер стало страшно за него. Молилась. Утром проснулась и мне действительно стало получше.
* * *
Мне поручили дежурство у церковной лавки, то есть я должна была сидеть целый день в центре села у нашего храма с книжками. Много времени на одном месте, зато можно было поговорить с людьми, которые подходили. Я заметила, что и старшим и маленьким синегорцам интересно. Взрослые просто чаще стеснялись задавать вопросы. Я вспоминала поездки по монастырям, описывала наш храм, свою собственную жизнь и приход к вере...
* * *
Мать и дочь - обе не крещены. Мать Галина Михайловна понимает, что креститься - значит менять свою жизнь. Это трудно. Тем более что 5 лет назад она пережила трагедию и вновь переворачивать все просто сил нет. Я посоветовала ей подойти к батюшке.
Вечером я их видела на нашем концерте, после которого они задержались и беседовали с о. Аркадием. Выяснилось, что бабушка этой женщины долгие годы хранила на чердаке старую икону, которую недавно отдали в музей, созданный силами Галины Михайловны. Раньше она была коммунисткой и атеисткой, но стала православной - после смерти матери.
Так икона из разрушенного храма - икона апостолов Петра и Павла - явилась с нами во время крещения на реке.
* * *
Подруги Оксана и Лена оказались моими ровесницами и студентками Кировского экономического колледжа. Я рассказывала им о своей жизни, о приходе в храм и первых моих "проблемах" с церковными бабушками - из-за длины юбки. Они слушали, и я не сразу заметила, что у Оксаны почти совсем растаяло мороженое, которое она держала за спиной. Потому что ей было неудобно его есть, пока мы разговариваем...
* * *
Невысокая женщина лет сорока. Сложно ей верить. Она всю жизнь старалась делать людям только добро, не нарушать заповедей, а Бог посылал непосильные испытания. За что?! Она не понимала, за что. Пока я ее слушала, про себя все-таки осуждала ее: как же можно роптать на Бога, Который Сам так пострадал за нас!.. Но тут я увидела слезы в ее глазах: она потеряла мужа. Через какое-то время вышла замуж - и второй муж тоже погиб, а недавно умерла мать... Горе у нее.
Мне надо было идти на молитву. Все вокруг уже собирались в сторону храма, что не ускользнуло от добрых печальных глаз моей собеседницы: "Идите. Помолитесь."
И я поняла, что мы не зря сюда приехали.
* * *
Мы с Надей пошли за гвоздями: ребятам нужно было сколотить помост для крещения на реке. Нам нужно было попросить у синегорцев, чтобы дали гвоздей, кто сколько может.
Мы пришли к магазину "Теремок", это одно из первых сооружений, на которое мы обратили внимание, когда еще только приехали. У "Теремка" стояли двое мужчин. Мы обратились к ним с нашей просьбой. Один молча отвернулся, сел и уехал на своей "девятке". Второй мужчина показался сговорчивее, и хотя был в значительном подпитии, но держался твердо за руль своего красного мотоцикла... Он съездил и вернулся с гвоздями. Мы поблагодарили и собрались уходить.
Вдруг к "Теремку" подъезжает давешняя "девятка". Водитель вышел, и все так же молча протянул нам еще гвоздей...
* * *
Калитка предательски скрипнула. Послышался лай собаки где-то в глубине дома. На наш робкий стук в дверь дернулась белая занавеска где-то над нашими головами. Время тянулось: просто мы немножко нервничали и не знали, как начать разговор с незнакомым человеком, да еще насчет гвоздей. Но ребята просили нас срочно найти эти самые гвозди, которых даже в магазине не было, а иначе им было не построить помост на реке.
На пороге появился дедушка. Сразу видно - сильный человек, несмотря на совсем белые волосы и морщины на лбу. Сначала он недоверчиво на нас посмотрел, а когда узнал, что мы - "те самые миссионеры", смягчился. Теперь он смотрел на нас уже более заинтересованно.
Мы пытались ответить на его вопросы, кто мы, что мы и зачем приехали в село, но вскоре наш разговор превратился в монолог "за советскую власть". Потому что он работал тогда и зарабатывал: тяжело было с непривычки зимой на лесопилке, когда домой придешь, поешь и валишься спать тут же, а одежда так и стоит колом и не тает в тепле. Уважали тогда дедушку и он был нужен: когда почку вырезали, так на юг отправили, на воды - лечиться.
Он вспоминал прошлое и проклинал то, что творится теперь. Может, и потому, что тогда он был молод... Когда дедушка накинулся и на Церковь, на священников, на саму веру, я не выдержала:
- Но как же душа? Она-то страдает, и сколько еще мучиться будет...
Дедушка улыбнулся, глядя на нас сверху вниз, покрутил пальцем у виска:
- Смерти я не боюсь. И не такое видали. Что там? - А ничего, пусто. Наивные вы, неужто и правда верите в то, что они там себе придумали?..
* * *
Чтения у костра. Отец Аркадий:
Полное знание о Боге на человеческом языке невыразимо. Рассказывая об отношениях с Богом, мы должны говорить об этом как о тайне. Таинственность существует не только потому, что невозможно все рассказать о Боге, но и потому, что такая загадочность еще более привлекает к себе внимание человека.
В православных Богослужениях что-то понятно, а что-то и непонятно. Это было всегда. И хотя у первых христиан Богослужения были яснее и проще - все-таки оставалось и непонятное. Святитель Иоанн Златоуст объясняет это тем, что "понятное" нужно, чтобы твой ум во время Богослужения не скучал, а "непонятное" - чтобы ты стремился понять. Все упростить было бы неправильно и ненужно. Все объяснить - и человек успокоится. Все сделается привычным и обыденным.
Пользу от Церковного Богослужения человек должен сам уметь оценить. Можно предложить человеку сравнить состояние души, в котором он пребывает после службы, с состоянием души после просмотра фильма или после дискотеки.
Да, зрелища дают человеку возможность "отдохнуть" - но при этом он теряет чистоту, в его душе поселяются ненужные ему образы. Он лишается полноты бытия. Он уходит в иной, ложный, выдуманный мир.
Конечно, нельзя сказать так обо всем искусстве. Но в большинстве своем, ненастоящее, не подлинное, невысокое искусство оказывается вредно для души.
Присутствовать на Богослужении иногда совсем не легко. Оно не расслабляет, а заставляет бороться с ленью, мысли бывает трудно собрать. Не всегда бывает это сладко и радостно. Но польза несравненна: когда ты выходишь после службы, ты чувствуешь чистоту в душе.
Я помню, когда я только начинал ходить в храм, я ощущал даже некую пустоту внутри себя. Точнее, мне казалось, что это пустота... А это были чистота и покой.
Мы должны заботиться о том, чтобы наполнять свою душу, питать свою душу словами, потому что наша душа словесная, в отличие от бессловесных душ животных. Питание нужно телу, чтобы строить клетки. Слова строят ткань души.
Вы знаете, что высокоразвитые народы отличаются от примитивных народов своим языком. Мало слов, различных понятий у народов на низшей ступени развития. Конечно, когда человек приходит к созерцанию Бога, он вообще смолкает, он не говорит. Но пока он еще на пути, ему нужны слова, чтобы душа этими словами жила, питалась. Зачем же наполнять свою душу нечистыми образами, грязными словами?
Духовная жизнь есть на человеческом языке невыразимая тайна. Процесс познания Бога и познания радости духовной жизни - бесконечен, он не завершается с нашей смертью.
Когда мы умрем - это не значит, что нам сразу все станет понятно и все тайны откроются...
* * *
Детишки блистают ослепительными улыбками. Многие девочки по самым строгим понятиям просто красивы. Как взрослые, так и дети бережно относятся к деньгам и всему, что покупается. Поэтому и детишки так радуются шоколадкам.
Сегодня около 30 детей пели. Причем у них славно получалась песня про Родину. Почти наизусть выучили "Отче наш". Всего в Воскресной школе было около 50 ребятишек.
* * *
В спортзале школы ребята сыграли в волейбол. Команда синегорцев была значительно сильнее, они играли как-то слаженно, меньше разговаривали и перекрикивались. Даже вид у них был более спортивный, чем у москвичей, которые не поддавались, нет! Просто они не нападали так агрессивно, не было столь резких бросков в сторону противника. Так я и не поняла - то ли изначально эта "тактика" у наших была продумана неправильно, то ли просто сказался нездоровый столичный климат и наш сидячий образ жизни. В итоге проиграли все партии (3:0 в пользу синегорцев). Но потом составили смешанные команды, и играть стало веселее и легче.
* * *
Крестики нашлись чудом.
Когда вечером, накануне Крещения, стало понятно, что крестиков на всех не хватит, бросились ловить машину, чтобы добраться до ближайшего храма в Нагорске. Машины не оказалось. За ужином о. Аркадий обратился ко всем миссионерам. Решили, что покрестим бумажными крестиками, а потом пришлем из Москвы. Многие отдавали свои - деревянные, железные, медные, серебряные, большие и маленькие, почти новые и уже потертые крестики.
Я поняла, насколько еще слаба моя вера и любовь... Мой маленький золотой крестик у меня с самого Крещения, то есть с 11 лет, но я не смогла его отдать...
Утро. Сидим, надеваем крестики на веревочки. И вдруг Ваня, вернувшийся из дежурства, напомнил про пакетик с крестиками, который оставался среди снаряжения, привезенного сюда и нераспакованного еще с прошлого похода. Там их оказалось больше ста - как раз столько, сколько нужно.
Я подумала, что чудо не в том, что крестики вдруг нашлись, а в том, что многие готовы были отдать свои собственные для крещения совершенно не знакомых людей...
* * *
Прохладное утро. Чуть дует ветерок. Выглянуло солнце.
Сегодня самый радостный день, самый главный. Сегодня Крещение.
Я стою на другом берегу реки Кобры. Здесь поют певчие, держат в руках икону Петра и Павла, из разрушенного храма. Речка отделяет нас от тех, кто собирается сегодня креститься: много детей, их родители, взрослые люди. Многие босиком, потому что стоим на песке. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Стоит почти идеальная тишина. Начинается Таинство.
Батюшка читает имена всех тех, кто будет сегодня креститься. Цвета одежды разные: Красный и синий, зеленый и черный, - все пестрые, как люди, как их характеры, как их жизнь. И все вместе, половина села собрались сегодня на берегу. Те, кто пришли посмотреть, стоят в сторонке.
В прохладную реку входят по-разному: кто-то нисколько не боится и сам легко ныряет с головой, а другого, наоборот, нужно погружать в воду. Некоторые заходят только по колено, на них батюшка выливает ковш воды, но они почему-то кричат громче всех.
Чтобы снять на камеру Крестный ход, нужно было забраться на холм. До этого момента ни разу не держала камеру в руках. Бегу со всех сил через поле. Запыхалась. Чудом успела. Залезла на крышу домика у дороги и оттуда снимала. Потом, наверное, от бега, заболел живот. Но в тот момент я не чувствовала ничего, кроме огромной радости. То, что происходило вокруг, было настолько существеннее, что боль показалась просто глупой.
* * *
Оказывается, уже год, как в селе не было ни одной свадьбы. "А зачем расходы? - рассуждают девчонки. - Они и так между собой крутят."
* * *
Детишки - самые частые посетители церковной лавки. Им отец Аркадий разрешает дарить маленькие иконы, брошюрки. Они очень радуются и бережно относятся к подаренным книжкам. В местной библиотеке новые книги выдают за деньги: маленьким детям - 5 копеек в сутки, школьникам -10 копеек, а взрослым - по 30. Причем в селе это считается значительной суммой...
* * *
Когда я говорю с людьми, я стараюсь рассказывать о том, что я больше и лучше всего знаю. О самом дорогом и близком. О тех, ради кого молюсь. Часто вспоминаю папу...
* * *
Зоя Васильевна
На пригорке пасется большая черная корова. Она показалась мне огромной, и, проходя мимо этого мирного животного, я чуть испугалась. Но корова не обратила на меня внимания, как и пятнистая собака, лежащая неподалеку.
- Вы с батюшкой приехали? - обратилась ко мне женщина, сидевшая на зеленом пригорке. Она прервала чтение, и потрепанный любовный роман опустился на колени.
- Читаю вот, чтобы с ума не сойти, - сказала, словно оправдывалась. - Я-то последний раз в церкви была, когда сына из морга везла, как зашла, так и упала перед иконами. Чувствую, что только здесь поймут. А священник тогда меня и спрашивает: "Что, ропщешь на Бога?" А я ему: "Ропщу! Не заслужила я такой жизни. Все смерти одни кругом. Откуда столько бед человеку?!.."
Говорила она сбивчиво, но прерывать я не могла. Просто слушала. И смотрела с пригорка вперед. Там было небо.
- А дочка-то моя в больнице лежит. Шизофрения у нее. Совсем девочкой была, когда насильники увезли ее. Бросить хотели, погубить: на голову ей кислоту вылили, но она осталась в живых. Только помутилось у нее все внутри. Бедная моя... И слез-то у меня не осталось - горе какое!
Я слушала ее, она все рассказывала о своих близких - и передо мной проходили люди. Сначала жили - учились, думали, делали, говорили главные слова, а потом исчезали. Например, как ее отец...
- Прощался он с нами. Знал, что в последний раз. Не понимала я тогда еще ничего, маленькая была. Только папа так крепко обнял меня, на руки поднял, а мама ни слова не говорила. Потом только много лет плакала.
В воскресенье его забрали. С тех пор все ищу его могилу. Скрывали поначалу правду - Враг народа и точка. Но и теперь не найти мне его. А сколько таких по России лежит? И не знает никто, и забывают внуки-правнуки. Молчат они, мертвые-то.
Ей пришлось скрываться, уехать на Дальний Восток: добрые люди посоветовали. Там вышла она замуж.
- Мы сюда приехали, так церкви уже не было. Говорят, что у тех, кто рушил церковь-то, потом дома сгорели.
Отец еще мой, помню, повторял нам, что нет неверующих людей. Они, мол, только забывают о Боге. А как обрушится беда, сразу - "Спаси, Господи!" Кто еще поможет-то? На кого надеяться? Не может человек без веры, без Бога. Не человек он тогда.
Сидели мы на пригорке. Время остановилось. Час назад я спешила куда-то, думала о ком-то, а сейчас сижу рядом с этой женщиной. Весь век она вынесла на себе, все перенесла. Ссутулилась немного, и руки уставшие. А глаза все равно вдаль глядят, будто ищет или ждет кого оттуда.
Зоя Васильевна всю жизнь в школе преподавала русский язык и литературу. Выросли дети давно и разъехались, забыли, но кто рядом, помогает:
- Как бы я без них сейчас? Вся надежда моя на них. Добру я их учила, не кричала никогда. И от родителей за все время ни слова упрека не было. Теперь большие уже стали, семьи свои. Но и меня не забывают.
Муж Зои Васильевны был алкоголиком. Есть такая традиция у отчаявшихся, сломавшихся русских. Весь мир знает про водку, морозы и медведей. Кто-то даже гордится этим. А женщины терпят: матери, жены... Сыновья вырастают и следуют примеру отцов. Традиции у нас. Мало что меняется.
- Мама моя говорила, что нельзя человека осуждать. Никогда. Даже если он тебе плохое сделал. Нужно про себя молиться: "Господи, помилуй его!" Она сама так жила. Никто от нее злого слова не слышал. Работала, чтобы нас прокормить. Так и вырастила детей своих, а сыновей, получается, отдала, как и мужа: старший мой брат месяц до победы не дожил, а младший строил метро в Москве, там и засыпало его.
Я вздрогнула: всю жизнь в метро ездила, но не задумывалась, что даже метро на чьей-то крови и костях...
- Вы молодцы, что приехали. Жаль, храм походный у вас, увезете с собой. Кабы была у нас тут церковь, я бы заходила на службу помолиться обо всех моих или на праздник какой.
А вы молодые, жизнь у вас впереди. Главное - верите вы.
* * *
Проповедь перед крещением.
Отец Аркадий:
Мы с вами знаем, что Бог есть любовь, и никто не любит нас так, как Бог. И Бог, для того, чтобы нас спасти - потому что мы все с вами погибаем от грехов - пришел на землю и умер на кресте. Смертью победив смерть.
В третий день Он воскрес. Каждого из нас Он хочет сделать святым: чтобы никто из нас не погиб, не попал в ад, а вошел в Рай, в Царство Небесное. И ради этого Бог все сделал - нам только нужно поверить в Него и исполнять Его заповеди.
Заповеди Его не трудны для верующего. Первая заповедь - любить Бога.
Если человек не помнит о Боге, разве он любит Его? Если кто-то забыл свою жену или детей, разве это любовь? Помним ли мы о Боге всегда?
Вторая заповедь - любить ближнего как самого себя.
Это означает не делать другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе. Не хочешь, чтобы тебя ругали - не ругай других. Хочешь, чтобы тебе прощали - прощай других.
Если у вас есть на совести тяжелые грехи, то нужно в них каяться и не повторять.
У мужчин сейчас самый распространенный грех - пьянство, курение, они ругаются, изменяют своим женам. Если вы собираетесь и дальше так жить, не надо сюда заходить (показывает на воду). Тогда идите домой.
У женщин какие грехи? Аборты, блуд.
У всех у вас есть какие-то грехи, но здесь, на пороге этого Дома их нужно оставить. Если вы покаетесь, Господь вас простит, и вода святая омоет следы этих грехов с ваших душ.
Крещение - дело серьезное. Бог нас любит и делает все, чтобы нас спасти. Мать, если видит, что ребенок себя плохо ведет, что она с ним делает? Наказывает, правильно? И Бог хочет нас исправить, а если мы его обманем здесь, то ждет нас наказание Божие.
Крещение - это начало новой жизни. Если вы хотите начать новую жизнь, то мы будем рады вам помочь, но войти сюда нужно не с высоко поднятой головой, а кающимися грешниками и грешницами.
* * *
Костер... Около 11 вечера, когда уже совсем стемнело, родители стали забирать детишек домой. А молодежь еще только собиралась. Выглядело это так: по полю, которое было как на ладони с высоты нашего пригорка, ехали мотоциклы. Их количество можно было легко определить по ярким фарам, движущимся друг за другом. Сначала на горизонте появилась парочка, потом еще одна, а чуть позже - целых 7. Один мальчик взял-таки гитару, долго ее настраивал, повернувшись почему-то спиной к свету костра, а потом спел очень грустную песню про свое родное село. Спел, как он сам себе представлял жизнь в деревне или как хотел бы представить.
* * *
Сели мы вокруг костра, словно старые добрые друзья, которые сто лет знают друг друга. Загадывали песни на осеннюю тему, и обе смешанные команды (Синегорье+Москва) пытались вспомнить, кто больше. Играли и в шарады. Моя команда изображала слово "призрак" в 3-х частях. Сначала - сектор "приз" в поле чудес, рака в реке сыграла матушка Дарья, а я шла в ужасе по кладбищу с призраками. Не знаю, кому как, а мне было весело и я успела познакомиться с многими синегорцами.
* * *
Потушили костер поздно. Шли через поле. Небо было необыкновенно звездным. Туман расстилался вокруг нашего холмика. Как обычно: кто-то пролетал верхом на "железном коне", а кто-то топал уставшими за день ногами до самого грузовичка. Но всем было грустно расходиться, и несколько мотоциклов так и ехали за нами почти до самого лагеря: мы махали им рукой, они сигналили и мигали фарами.
* * *
Дядя Саша
У этого человека - необычная судьба.
Хотя все началось, как у большинства нормальных людей - благодаря Богу и родителям появился на свет малыш. Но однажды морозной ночью по заснеженному лесу ехала его мать, и на всем скаку сани перевернулись... Потом долгие годы мать провела в больницах, а отец тем временем запил и распродал все из дома. Он даже пытался сдать Сашу в детдом. Но этому решительно воспротивилась бабушка Евдокия, о которой отдельный рассказ: на войне убили мужа (дедушку Саши) и осталось у нее на руках 12 человек детей. Они никогда не голодали и даже в послевоенные годы были обуты и одеты благодаря ее неустанному труду, хотя в годы коллективизации чуть было не растащено все крепкое хозяйство. Мать Саши была младшей - самой умной и любимой дочерью. Тем более страдала бабушка Евдокия из-за ее нездоровья.
Несколько лет Саша прожил у бабушки в деревне. Когда мать вернулась из больницы домой, она увидела только разоренное гнездо. Тогда она решила порвать с прошлым и с мужем-алкоголиком, забрала сына и уехала в Синегорье, купив там маленький домик.
С этого момента для Саши началась уже совсем сознательная жизнь с привкусом душистых бабушкиных леденцов (лампастиков), по особым случаям извлекавшихся из старинного сундука, и песнями, звучавшими по вечерам в родном доме.
Саше исполнилось 6 лет и он пошел в школу. Одним из первых научился читать и писать - радость и гордость мамы и бабушки.
Но появляется на горизонте Сашиной жизни новая фигура - плечистый кудрявый паренек из далекой Белоруссии. С 14 лет он скитался по просторам Союза. Был необычайно силен: мог ударом кулака быка с ног свалить. И чем-то приглянулась ему женщина с ребенком: то ли мягким характером, то ли трудолюбием своим и умением создать домашний уют. Ни разница в возрасте, ни уговоры бабушки не смогли помешать этой свадьбе.
Поначалу все шло хорошо: родился у Саши один брат, а через год - другой. Хотя отчим выпивал прилично, но и зарабатывал неплохо: печник - специальность на селе нужная. Он возвращался домой и валился спать, иногда только бросал на стол оставшиеся смятые рубли...
Мать пыталась поднять на ноги троих сыновей. Бабушка Евдокия к тому времени умерла и заступаться было некому. Начались драки, если это можно назвать дракой: здоровенный мужик избивает хрупкую женщину, стараясь бить по голове, чтобы следов потом не было.
На всю жизнь остались у Саши в памяти события зимней ночи: кухонный нож над маминой кроватью, налитые кровью бегающие глаза отчима и его безумный пьяный рев. В тридцатиградусный мороз с валенком на одной ноге Саша убежал к своей тетке, у которой прятался до рассвета. А потом вернулся домой - маму жалко, да и с братьями надо было нянчиться. Мать работала день и ночь, и Саше приходилось таскать с собой повсюду младших братьев, вызывая насмешки соседских пацанов.
К концу обучения в школе отношения с отчимом несколько изменились: Саша тоже стал попивать водочку, а потом еще бесчисленные праздники, свадьбы, на которые приглашали Сашку-гармониста.
Так пролетело время до службы в армии. В последний "вольный" год Саша много успел: были и драки, и угон мотоцикла, и ночевки под открытым небом с табором цыган. Отчим не раз спасал Сашку от тюрьмы как своего "единомышленника по жизни".
В армии Сашка близко сошелся с одним студентом филфака. Частые жаркие споры о смысле жизни, новые идеи, взгляды, книги...
Вернулся Сашка в родные края, пытался было за старое взяться, но тут впервые серьезно шарахнуло: язва желудка от отравления брагой. Да и компания уже рассыпалась - другие интересы появились. А может, повлияла на Сашку и встреча с его будущей женой.
Проснулась вдруг в нем неуемная тяга к знаниям. Окончив музыкальное училище, решил, что 24 года - пенсионный для музыканта возраст, и вершин ему уже не достичь. Начал он самостоятельно изучать электронику, радиодело, занимался резьбой по дереву, инкрустацией, вязанием, писал стихи и музыку. Вместе с женой Ниной без посторонней помощи, своими силами, в четыре руки построил дядя Саша свой дом.
Целый год занимался он телефонами Синегорья, на каждый столб для этого слазил. Зато теперь почти у всех в селе есть свой аппарат.
Сейчас учит синегорских ребят разных возрастов музыке. Организовал кружок, играют на шести инструментах. Музыкальные в селе ребята, но лени многовато и начисто, просто генетически отсутствует любовь к народной песне. Дядя Саша боится, что лет через 15-20 останется на завалинке один во всей округе гармонист - дедушка Саша.
- Когда приехали только, - говорит дядя Саша, - думали, что вы там какие-то аскеты. Но ваше пребывание развеяло этот образ. Такие же люди вы, как и мы...
Всколыхнули вы нашу стоячую сельскую жизнь, принесли много нового. Сподвигнули многих людей на… путь к... Всевышнему. Может, кто-то бы и пришел к этому сам, но через какое-то время. Это, наверное, самый большой плюс ваш. Думаю, что и храм построят. Столько желающих! Я только "за".
* * *
Люди удивляются, что мы не берем денег за Крещение. Некоторые в с. Крутой Лог, услышав, что мы крестим бесплатно, решили, что это ненастоящие крестины.
Сегодня на беседе было около сорока человек, а в Воскресной школе в общей сложности семьдесят.
* * *
Народ все больше интересуется "Фомой". Раньше относились к нему настороженнее, теперь все чаще попадается что-то интересное. Спрашивают, как я оказалась в храме. Когда есть возможность, ребята читают. Говорят, что интересно, хотя фотографии не очень качественные.
* * *
Последняя встреча. Ольга
Капал теплый дождь. На улице никого не было - все, скорее всего, уже давно вернулись домой после концерта. Тихо, слышу только свои шаги и шелест деревьев вдоль улицы. Вдруг позади - частое шлепанье по лужам. Обернулась: за мной бежала незнакомая женщина. Она назвала меня по имени и спросила, когда еще будут крестить. Так я познакомилась с Ольгой. Ее коротко стриженные светлые волосы смешно торчали ежиком в разные стороны. Она смотрела на меня удивительно голубыми глазами. Два таких светлых кусочка неба на фоне темного, уже засыпающего села. Но вокруг ее глаз было слишком много маленьких морщинок.
Я пригласила ее к нам, в помещение местного детсада. Пока все сидели в трапезной (кушать она наотрез отказалась), мы с Ольгой были в соседней комнате и разговаривали, а Илюша - ее сын - играл на ковре.
- Что со мной сейчас делается, сама не знаю, - тихо начала она.
- Уехали мы от него, потому что нельзя было жить так дальше. В магазине я тогда работала, надо было на автобусе ездить. А муж будущий тоже там. Тогда я не знала, что он мужем моим будет. Он сначала с другой женщиной был. Потом ко мне... Тогда мне было девятнадцать, в двадцать поженились. Он на 3 года старше. Дети родились. Младшего когда родила, так Лене уже 5 лет было. Сколько у них было игрушек, зверей пушистых! - она посмотрела на лежащих в уголке мишек, машек и прочих плюшевых обитателей. - А уезжали, так все отдали.
- Когда я в последний раз попала в больницу, сильно он меня тогда побил. Он и Ленку бил, Илюшку только не трогал. Лежала я в больнице долго. Соседи маму вызвали, она забрала тогда Илюшку, а Лена у других жила, приходила ко мне. Один раз насобирала мне цветочков и клубнику. Мол, выздоравливай, мама, возвращайся, плохо нам без тебя.
Сам-то он обещал, что не будет больше, но потом опять бил. Стала я продавать тогда все: и холодильник, и ковры, только чтобы денег хватило на контейнер, вещи в котором перевозить. Сюда перебрались 4 года назад. Он приезжал тоже, прощения просил. Да что говорить, - Ольга посмотрела в сторону, будто махнула рукой куда-то в прошлое.
В леспромхоз тут устроилась. По-разному приходилось работать: и доски разгружали, и штукатурили, и лес пилили. Так ничего, только зимой холодно очень.
- Тяжело? - я представила, как в зимнем лесу орут пилы и падают деревья на снег. Женщины на лесопилке.
- Да нет. Когда их потом на станке колешь - нет. Но врач сказал, что нельзя мне. Знаешь, сколько мне лет?
Я не знала. Руки у нее небольшие, а ладони широкие, сильные. Смотрела она не по-взрослому, скорее наивно, а ведь дети ее уже в школу ходят.
- 33 мне. Старше выгляжу, да? - она улыбнулась и лет 10 свалились, убежали, пропали, будто их и не было. Сидели мы с ней как две подруги, только сын у нее. В это время он сосредоточенно нажимал на клавиши детского рояля. Звук был негромкий, осторожный такой. Ольга оглянулась на соседнюю комнату и сделала ему замечание.
- Пою я. Попробовала так, а женщина из клуба нашего говорит, что талант есть. Первую песню спела - Королева называется. Любимая песня моя. Споешь и настроение лучше становится.
Я слушала Ольгу.
- Природа здесь очень красивая, мне нравится... Брата у меня 2 старших. Один в Воркуте умер. Мы тогда на похороны ездили. Я никогда раньше так далеко не ездила. А другой пропал где-то. Писали письма, но никто нам не ответил даже. Не знаю, жив ли. Денег нет поехать, разыскать.
Приезжайте еще к нам! Только вот летом приезжайте, когда с огорода можно собирать. А то мы, бывает, и без хлеба сидим. И денег нет, и кушать нечего. И посмотришь на них, на детей-то...
Вот у бабушки когда пенсия, ей в магазине дают баночку маслица, две ножки курочки, соли и вермишель. И вот вчера замесила я тесто для хлеба, супчик сварила из ножки этой и сказала, что завтра придут к нам гости. Мы встали, я прибирала комнату, а Лена на веранде. Сказали, что ты придешь к нам в гости, вот. (Знала ли я вчера вечером, что на другом конце села меня ждут с такой любовью?!) Помидоров, огурцов собрали. Мало нынче огурцов. Ни одной банки еще не закрыла. Такого у меня еще не было, чтобы ни одной банки... Бедные мы теперь совсем. Были бы огурчики побольше, я бы вам завтра на дорогу дала. Но мы соберем там, что есть.
- Вот люди здесь... разные, - необычная у нее была интонация: ни злобы, ни осуждения.
- Они вам много плохого сделали?
- Нет, мне ничего плохого не делали. Но я-то знаю, что люди - они есть люди. И мстят друг другу, и ругаются, и воруют. Это грешники, значит, да? И знаешь... как сказать?.. А тоже пошли креститься... Я как-то все не могла подойти к вам. А теперь вот вы уезжаете совсем. Ты адрес-то свой оставь, я и письма писать буду. А еще лучше приезжай. Летом.
В соседней комнате ("миссионерской трапезной") все встали. Звуки доходили до нас четко: сначала скрип - грохот отодвигающихся стульев. Потом секундная тишина, шорох одежды во время поклона и молитва...
- Я вот верю в Бога, - тихо сказала Ольга уже после того, как в соседнем помещении закончилась молитва и все сели, - и крестик ношу. А мне женщина одна говорит, что раз некрещеная я, то нельзя.
Вот я когда ложусь, думаю о вас. Мне сначала казалось, что вы приехали оттуда... как это сказать-то?... Где все такие ходят, в черном и длинном?
- Из монастыря?
- Да, из монастыря. Думала, вот дети мои подрастут, к жизни готовы когда будут... можно мне к вам тогда? Вам-то можно замуж выходить?
- Можно.
- А там уже нельзя... в монастыре...
* * *
Последнее Крещение в Синегорье было в небольшом помещении детского сада.
Кроме Ольги, пришли еще 5 человек: две бабушки и тетя Нина с дочкой. Муж Нины - дядя Саша - не собирался креститься, просто привел свою жену и младшую дочь, а сам думал баньку истопить... Потом вдруг пришел и встал вместе со всеми.
Так дядя Саша, с которым мы давно подружились, оказался 400-ым крещенным в Синегорье.
Крестились в такой уютной, почти семейной обстановке, в окружении низких детских стульев, столов и наблюдавших за нами со своих полок игрушек... На одном таком стульчике сидел маленький Илюша и смотрел на маму. Сбегала и принесла Ольге свою белую в оранжевый горошек рубашку. Я ее сшила еще в школе на уроке труда. Взяла с собой в поход, но ни разу не надела. Пока бежала босиком от одного здания детского сада к другому за рубашкой, пришло в голову подарить Ольге свой молитвослов. Где она возьмет себе? За все время похода мне даже не пришлось открыть его, потому что мы всегда молились вместе.
После Таинства так хотелось поцеловать всех, кто крестился, поздравить! Вышла я вся в счастливых слезах...
* * *
Отец Аркадий стоял в дверях детского сада, увидел меня и спросил, что случилось, кто меня обидел.
Я не смогла ничего объяснить.
- От радости? - угадал он.
- Да.
- Ну, слава Богу! - просветлел и перекрестился.
* * *
Сейчас я, летописец и свидетель почти всего, что происходило во время нашего славного похода, стою на крылечке детского сада, слушаю, как стрекочут кузнечики и лают собаки. Смотрю на темное небо и думаю, что если бы не этот поход, я бы никогда не узнала, какая действительно жизнь.
Благодарю Бога за то, что Он дал людям сердце, которое может так чувствовать, и слезы (они ведь могут капать еще и от радости!). Что Он умеет творить чудеса, на которые не способны люди, что Он дарит им радость, надежду, мир и любовь, которая так необходима всем.
Теперь у нас есть много адресов людей, которые будут ждать наших писем. Люди, которым мы постараемся рассказать о Боге, как умеем и можем.
Очень многое я поняла и постараюсь измениться. Мне было хорошо здесь, где все друзья.
ПОСТСКРИПТУМ. ПИСЬМА
"После вашего отъезда сразу стало в центре тихо. Но на душе стало так чисто, хотя я и раньше старался не грешить.
Отпуск был ...Мне уже надоело было отдыхать, но приехала ваша миссионерская группа и встряхнула народ. Разнообразили жизнь нашу. Я даже стал больше верить в Бога."
* * *
"Извини пожалуйста, что так долго не отвечала. Я копала картошку целый месяц. Тут муж приехал и начал пить. Я дома несколько раз не ночевала, потому что муж просит деньги на водку...
Я уже устала так жить. Надоело все. Тут, Светлана, никто не поможет. Даже Бог бессилен помочь. А на счет Бога я не знаю, сомневаюсь, что он есть. Но посуди сама, у нас тут есть плохие женщины. Они и пьют, и гуляют, и таких мужья любят. Они живут хорошо. Я вот ничего такого не делаю, а мне в жизни не везет. Как тут быть?"
* * *
"...Хочу тебе сказать, что после того, как я уехала в Киров, пусть не регулярно и даже не очень часто я стала посещать Церковь. С молитвами, правда, у меня еще не совсем получается, но, надеюсь, что к тому времени, когда в нашем Синегорье откроется наш храм, дела у меня будут идти в этом плане лучше."
* * *
"Я, наверное, одна из тех, кто уверены, что справедливости не существует. Невиновные страдают, виновные радуются жизни. Пойми меня только правильно, ничего плохого я никому не желаю. Каждый живет как хочет или может.
Я живу одним днем, не думаю о том, что меня ждет в будущем. Я знаю, для чего нужна жизнь, но не знаю ее смысла. Ты наверное устала от моей писанины. Не буду утомлять. До свидания!
Напиши мне только ответ обязательно!"
* * *
...Зимой 2000 года мы уже снова были в Синегорье...
Отец Аркадий:
Есть такой английский писатель Льюис, который говорит, что страдания - это рупор, в который кричит нам Бог. Он может шептать нам, ласково вразумлять через других людей, но когда человек не слышит, последнее средство - страдания. Если человек не слышит этого громового голоса Божия, тогда мир, очевидно, подходит к концу и, наверное, скоро перестанет существовать...
"Возненавидеть мир" - это вовсе не значит возненавидеть людей. Христиане никогда не были человеконенавистниками.
Ненависть к миру - это ненависть к привычкам, "обрядам" этого мира. Я могу любить человека, но, конечно же, я не люблю того, что он выпивает. Я очень переживаю из-за этого, скорблю от этого и стараюсь его избавить от пьянства. Я люблю человека, но не его дурные привычки. И стараюсь его отучить от них, если имею возможность. Если такой возможности нет - я все равно продолжаю его любить, но понимаю, что есть его сущность, и есть эти пагубные склонности. От которых он - в любой момент! - может отказаться.
