«Я смотрю на всех мужчин и думаю: „Это ж чей-то сын“», — Агния Кузнецова

«Парсуна» — авторская программа на канале «СПАС» председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главного редактора журнала «Фома» Владимира Легойды.

Ведущий: Здравствуйте, уважаемые друзья! Мы продолжаем писать парсуны наших современников. И сегодня у нас в гостях Агния Кузнецова. Здравствуйте, дорогая Агния!

А. Кузнецова: Здравствуйте.

Ведущий: Перед темами, которых у нас пять, я вас попрошу ответить  на вопрос, я такое даже уточнение сделаю — вот как сегодня, здесь и сейчас, вы отвечаете на вопрос: «то я?» Кто вы — соответственно, конечно.

А. Кузнецова: Отвечаю? (Смеется.)

Ведущий: Ну если вы хотите ответить этюдом на органическое молчание, такого у нас еще не было. (Смеется.)

А. Кузнецова: Здесь и сейчас я мама — в первую очередь, для меня это приоритет сейчас.

Ведущий: Скажите, а вот в этом новом, вот нынешнем вот этом приоритетном ощущении, проживании, чувстве себя что для вас самое неожиданное?

А. Кузнецова: Самое неожиданное? Ну я в принципе понимала, что я рожу ребенка, и это будет какой-то отдельный человек, другой, отдельный...

Ведущий: Не вы?

А. Кузнецова: Да. Но когда я родила сына Андрона, я поняла, во-первых, что смерти вообще не существует, а во-вторых, что как бы я просто помогла новому человеку, новой душе воплотиться в нашей реальности. И это так странно! Ну это чудо!

Ведущий: Странно?

А. Кузнецова: Это чудо! Ну я просто вижу чудо на его... То есть его не было, его не существовало, и вдруг ты видишь — вот человек!

Ведущий: И это не вы и не муж?

А. Кузнецова: Ну мы помогали. Но он же пришел?

Ведущий: Ну я имею в виду, что он другой, да?

А. Кузнецова: Он другой, да, конечно!

Ведущий: Он ваш, но он не вы!

А. Кузнецова: Вот человек отдельный вдруг появился! Его не было вообще — и тут он есть! И он растет, и будет жить! И это невероятно! Самое крутое, что может быть в жизни.

Ведущий: А вы этого не ожидали — вот этого чувства и ощущения?

А. Кузнецова: Нет.

Ведущий: А было что-то, что, вот скажем... Ну вы же готовились, понимали, да? Думали: будет вот так, а оно оказалось вообще не так?

А. Кузнецова: (Смеется.) Хорошо, что я не знала, что процесс родов будет совсем не такой, как показывают в кино или описывают...

Ведущий: Уж вам ли не знать, что, как показывают в кино и что в жизни?

А. Кузнецова: Ну да, это казалось все... В общем, это все более сакрально, более драматично, более... волшебно. Наверное, дурацкое слово — «волшебно»... более удивительный процесс. Он такой интимный... И вот... Жалко, мужчины не могут этого испытать.

Ведущий: Спасибо...

А. Кузнецова: Но мужчины могут испытать что-то другое! (Смеется.)

Ведущий: Спасибо, мы верим вам на слово!

ВЕРА

Ведущий: Скажите, пожалуйста, а вы помните момент жизни, когда вы сильнее всего молились?

А. Кузнецова: Первый такой большой был, когда мне был 21 год, и я только что закончила Щукинское училище театральное и не пошла что-то ни в какие театры... или ушла... В общем, я чувствовала себя очень одиноко в чужом городе, одна в Москве, вот. И я просто поняла, что есть что-то большее, чем твои стремления, какая-то профессия, какие-то внешние успехи. Может быть, это была самая какая-то первая большая молитва Богу, но я точно поняла, что Он есть. Ну Он прям есть, точно есть. Вот. И я могу верить в Него или не верить — это не меняет вещей в мире. Понимаете, могу верить, могу нет, но Он есть.

Ведущий: А это с чем-то связано? Вот с этим чувством одиночества вашего тогда или с чем?

А. Кузнецова: Да, это было такое одиночество физическое, но при этом одиночестве я вдруг... нет такого глагола — я почувствовала, я поняла, вот что-то произошло — и я типа не одна. Ну как бы я одна, но я теперь не одна.

Ведущий: Это вот понимание, это ощущение, да, что вы не одна, оно какие чувства у вас вызвало?

А. Кузнецова: Покой.

Ведущий: Покой?

А. Кузнецова: Спокойствие. Все в порядке. Ну, все идет как надо, все хорошо, я в безопасности.

Ведущий: А с тех пор вот это чувство как-то менялось?

А. Кузнецова: Да-а. Это же целый путь — от абсолютного какого-то падения, от множества падений, от маловерия до восторга, блаженства; от отчаяния до... такого умиротворения. Ну очень такая амплитуда сильная. Вот... такой путь... Мне кажется, он чудесный, он хороший.

Ведущий: А у вас сейчас вот, опять же, в моменте, да, какие с Богом отношения?

А. Кузнецова: У меня — от конфликта... (смеется) ...до просто просьбы и принятия Его воли. Секундочку... На секундочку я: «Да, хорошо, пусть будет, как Ты, пожалуйста...» А потом гордыня опять: «Нет, ну почему? (Смеется.) Нет, я хочу!» Вот такое... У меня отношения с Ним — как у маленького ребенка, которому три года, и он, типа: «Папа, папа, хочу! Пожалуйста!» (Смеется.)

Ведущий: «Ну пожалуйста!»

А. Кузнецова: А Папа сверху смотрит и гладит по головке, и говорит: «Ничего страшного. Упала, дочка? Хорошо. Сейчас встанем. Все нормально».

Ведущий: А Папа наказывает?

А. Кузнецова: Ну, Он наказывает от слова «наказ». Я думаю, что Папа — он же добрый, Он хороший, и Он тебе постоянно...

Ведущий: Папы... папы разные бывают.

А. Кузнецова: Нет, Папа добрый, Он великий, хороший. Папы бывают только хорошие и добрые.

Ведущий: (Смеется.)

А. Кузнецова: Серьезно. Он же над... Он такой прямо — и как мой отец, мой отец родной, и как Бог — Он прямо высоко стоит. Он хороший, милостивый, вот. Если так можно про Бога сказать... Вот.

Ведущий: Можно, конечно.

А. Кузнецова: В общем, Он для меня живой. Он прямо живой. Я не представляю, что это какой-то папа, прям, мужчина, там, ходит где-то, нет. Но Он живой точно.

Ведущий: А живой — это значит, что вот вам несложно к Нему обратиться?

А. Кузнецова: Мне несложно к нему обратиться. Я боюсь даже совсем грешить так, чтоб совсем... В общем, я боюсь отвернуться от Него окончательно — от Бога, от веры, от... Боюсь от этого отвернуться. Он от меня никогда не отвернется, я точно знаю, что Он меня любит. А вот я — это другой вопрос, понимаете?

Ведущий: Очень хорошо понимаю! (Смеется.) Скажите, а вы часто своими словами молитесь?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: То есть не по «Молитвослову»?

А. Кузнецова: Ну, по «Молитвослову» редко, но моя любимая молитва — «Господи, помилуй!»

Ведущий: (Смеется.) Да, это у всех. А скажите, пожалуйста, вот вы как-то говорили в интервью, что вот жизнь в Церкви, таинства, пост вам помогли себя узнать получше. Вот в этом узнавании себя что для вас было, может быть, самым важным, самым удивительным, а может быть, самым неприятным? Было, есть?..

А. Кузнецова: Что я думала, что я такая вся хорошая, добрая, а оказывается, что я ужасный человек и... Ну это не от гордости, реально, я увидела там какие-то свои... небольшое, видимо, количество грехов, которые я вообще не замечала. Вообще, я думала, что я всем нравлюсь, а так, в итоге получилось, что да нет... Довольно могу быть резким, противным человеком. Ну я поняла, что любви во мне никакой нет. Ну не люблю никого — по большому счету. Я стала видеть, как я «косячу» по жизни с людьми в общении. И я увидела внутри, что я... я вообще не нуждаюсь ни в ком. Ну нет любви. Вообще никто не нужен, в принципе. Как-то так... Пока сына не родила. Может быть, там что-то начало происходить.

Ведущий: Я вот хотел спросить: наверное, это как-то поменяло что-то, да, очень сильно?

А. Кузнецова: Да! Я детей вообще не замечала! А сейчас вижу всех беременных, маленьких, таких, сяких — как они ходят, какие они все... вот они люди новые... Как они будут жить, я уже представляю, как они вырастут, мне так все нравится! Их и логика нравится! Они потрясающие! Когда... А для меня дети не существовали вообще как класс. Были взрослые и какие-то... Кто-то...

Ведущий: Путаются под ногами.

А. Кузнецова: Да, да. Что-то... который мешает и кричит в самолете, да.

Ведущий: А сейчас кричит?

А. Кузнецова: А сейчас я лечу, и кричит в самолете: «Ой, у него ушки заложило, надо это... Стюардесса! Надо это, то дать, капельки, еще что-то». Прямо просто разрывается сердце, когда ребенок кричит.

Ведущий: А мир взрослых стал каким-то другим из-за этого для вас?

А. Кузнецова: Да! Я смотрю на всех мужчин и думаю: «Это ж чей-то сын».

Ведущий: Или отец.

А. Кузнецова: Или о... Ну вот именно сын.

Ведущий: Вы думаете, что сын.

А. Кузнецова: Ну сын — у него есть мама.

Ведущий: А, ну, то есть, у вас... У вас мама, мама.

А. Кузнецова: Конечно! Он сын, он был маленький. Вот он злой, кричит, начальник, но он же глупости говорит! Его в детстве мама ругала, била, какая-нибудь бабушка была строгая. Теперь он считает, что нужно быть строгим, чтоб тебя... как бы заслужить авторитет, доверие, любовь даже заслужить. Может быть, там авторитарные были родители, женщины были — ух! И он теперь такой весь считает, что надо вот, позлее чтоб был, чтоб уважали! Ну, типа, а для меня — раз!.. Я смотрю — раз! — а ему пять лет. Я его представляю...

Ведущий: (Хохочет.)

А. Кузнецова: И маленький такой он был. Какой-то начальник... Вас могу представить, вот, какой вы были!

Ведущий: Я в пять лет... Вы видите, вы даже... вы знаете про меня больше, потому что я себя в пять лет плохо представляю. (Смеется.)

А. Кузнецова: (Смеется.) Ну серьезно, вот так поменялся мир. Вот. Почему-то именно к мужчинам относится, потому, что, видимо, у меня сын. Ну, может быть, если я рожу девочку, я и женщин буду так воспринимать. Поэтому...

Ведущий: Но пока женщины для вас все взрослые остаются?

А. Кузнецова: Они для меня все взрослые и все матери, да.

Ведущий: Все? Ага.

А. Кузнецова: Да. Все мамы.

Ведущий: Значит, пацаны все — сыновья, а женщины все — мамы?

А. Кузнецова: И абсолютно я уверена, что женщина, какой бы она ни была — алкоголичкой, преступницей, бросившей своих детей по своей вине или не своей, — это... ей многое как бы... не «прощается» (как бы, кто я такая, чтоб кого-то там прощать?), но многое, понимаете, ее оправдывает. Она была матерью. Это очень важно, понимаете? Мы ж не знаем, может быть, она раскаивается и плачет, и вообще... Вот.

Ведущий: Скажите, а есть какие-то евангельские эпизоды, к которым вы часто возвращаетесь?

А. Кузнецова: Ой... У меня один мой... Возвращение блудного сына. Ну я про себя... Ну это мое отношение с Богом. У меня постоянное «возвращение блудного сына».

Ведущий: А... Ну, то есть, вы себя чувствуете этим, младшим?

А. Кузнецова: Ну конечно, блудным сыном, который...

Ведущий: У меня просто, когда... Вы знаете, очень интересно: когда был Петр Николаевич Мамонов (Царство ему Небесное), он мне сказал... Я даже как-то никогда с этой стороны не думал... Я чего-то у него спросил, там, про одного сына, про другого, он говорит: «Так нет, — говорит, — ты и тот, и тот. Просто сегодня ты старший сын, завтра младший».

А. Кузнецова: Да!

Ведущий: Ну отношения же меняются, да? И вот такой интересный момент. Ну, может быть, он, что называется, с высоты своего духовного пути успел себя почувствовать и в той роли, но там неизвестно, что сложнее. Потому что старший вроде никуда не уходил, а... обиделся. У вас не бывает такого чувства? «Ну чего ты, Господи, я же вот, вроде, тут, никуда пока не ухожу!»

А. Кузнецова: Нет.

Ведущий: Нет?

А. Кузнецова: Ну потому что я постоянно ухожу.

Ведущий: (Смеется.)

А. Кузнецова: Ну постоянно метаюсь, поэтому я точно тот второй, который на коленях плакал.

НАДЕЖДА

Ведущий: Про кино, конечно, мы не можем не говорить. Я киноман, я много всего смотрю разного. Конечно, никакой у меня нет профессиональной подготовки, ничего такого — ну просто люблю кино. Но есть несколько фильмов, которые я не в состоянии смотреть. Вот эту мою меру — художественную, человеческую, какую угодно — оно перебирает, я не могу это смотреть, физически. И один из таких фильмов — это «Груз 200». Для меня — я прошу простить, да? — но это фильм, растаптывающий надежду. Вот вам понятны мои чувства или нет?

А. Кузнецова: Понятны. Надежда... Для меня из всех наших тем, на которые мы сегодня поговорим, «Надежда» для меня — самая сложная.

Ведущий: Почему?

А. Кузнецова: Она не является у меня контекстом чего-то на сто процентов положительного, определения.

Ведущий: Почему?

А. Кузнецова: Не знаю. Мне кажется, иногда лучше вообще не надеяться. Ну жить просто как есть и не надеяться, что вот сейчас что-то произойдет. Вдруг еще хуже станет? Безнадёжность, безнадежность — это такое... В этом что-то есть такое...

Ведущий: Настоящее?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Но смотрите, есть же вот надежда... Ну, собственно, надежда христианина — она одна, это надежда на Бога, да?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Мы сейчас, наверное, не про это говорим. Поэтому Данте и написал на вратах ада: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Это вот про эту Надежду с большой буквы «Н». Вы сейчас, наверное, говорите, ну...

А. Кузнецова: Какую-то более, да, мирскую надежду.

Ведущий: ...такую, да? Да. А я говорю, вот, знаете, про чувство... Вот в моем понимании, искусство — про надежду.

А. Кузнецова: Да?

Ведущий: Конечно.

А. Кузнецова: Ну вообще нет.

Ведущий: А про что?

А. Кузнецова: Искусство — ну это про искушение скорее.

Ведущий: С этим я согласен: искусство — искус — искушение. Но в конечном итоге? Вот Данте, который, на мой взгляд, забрался на такую вершину, до которой никто больше не добрался, он из Ада к Раю выходит, и без Рая этой книги нет. Она, в общем, вся... То есть, она без... И она, кстати, не прочитана у нас так. У нас «Рай» не прочитали. Ни литературно, он никак не обыгран. Но и для Данте ее нет. Он весь — про надежду.

А. Кузнецова: Ну, я считаю, искусство не обязано давать надежду. Сейчас мне все скажут: что она несет?!

Ведущий: Нет-нет-нет, почему? Как раз это очень интересно. А что... Ну оно вообще не то чтобы обязано, но...

А. Кузнецова: Искусство — это ну в лучшем случае, эксперимент. Ну, что-то там моральное несет. Ну какой-то эксперимент. Мне нравятся эксперименты, чтоб... там, в творчестве с собой, это, видимо, какой-то определенный тоже наркотик, какая-то зависимость. И искусство — это эксперимент. Можно изучать зло, доходя до самого низа, чтобы понять вообще...

Ведущий: Можно. Но смотрите... Ниже... Опять, простите...

А. Кузнецова: (Смеется.) Ниже!

Ведущий: Ниже Федора Михайловича мало кто опускался. Но там везде есть надежда. А если ее нет, то тогда зачем? Или скажу по-другому: на фига тогда, если ее нет?

А. Кузнецова: Ну да, видите, для меня это как-то сложно.

Ведущий: А вы согласны?

А. Кузнецова: Потому что ну, а жизнь для чего? Жизнь для смерти.

Ведущий: Жизнь — для жизни. Бог смерти...

А. Кузнецова: Жизнь — для смерти.

Ведущий: Бог смерти не сотворил.

А. Кузнецова: Ну как? Мы же все равно умрем! Жизнь — для смерти.

Ведущий: Потому что мы... Потому что когда-то Адам с женой-то наворотили.

А. Кузнецова: Ну да, но мы же умрем, и мы же к этому должны готовиться.

Ведущий: Физически умрем, но мы же...

А. Кузнецова: Физически, я только про физическое говорю.

Ведущий: Но мы же не умрем. Мы же не умрем.

А. Кузнецова: Но это же важно — что мы умрем физически!

Ведущий: Важно.

А. Кузнецова: Это очень важно.

Ведущий: Но важнее то, что ты не умираешь, нет?

А. Кузнецова: Кто во что верит, да.

Ведущий: (Смеется.) Кто во что горазд!

А. Кузнецова: Кто-то думает, что только черви кормить будут, и все.

Ведущий: Да, но мы же с вами вроде как на других позициях стоим?

А. Кузнецова: Нет... Да! (Смеется.)

Ведущий: (Смеется.)

А. Кузнецова: Да, на других, на других!

Ведущий: «Да, да, нет, да» — помните, было такое? Скажите, а вот если вам не неприятно, вот с такой оценкой фильма вы согласны с моей или нет?

А. Кузнецова: Чего я только не слышала...

Ведущий: Это я понимаю. Я понимаю, что я тут вряд ли вас удивлю.

А. Кузнецова: (Смеется.) Когда я смотрела фильм, я погрузилась в эту атмосферу, гениально созданную гениальным режиссером, в эту атмосферу... Причем, там нет ни крови, ни кишков, ни каких-то мерзких крупных планов — там же все такое... Но атмосфера тяжелейшая меня ввела в транс. Я вообще сидела в трансе, в общем, и думала, что... Но я себя не оцениваю. Я — это актриса, я играю какую-то роль. Это она, это не я. У меня всегда есть эффект отстранения, и меня не...

Ведущий: От персонажа? Или от?..

А. Кузнецова: От того, кого я играю, всегда. И у меня это не вызывает безнадежности.

Ведущий: А почему интересно вы так сказали: «Когда я смотрела...»? Не «когда я играла», а «когда я смотрела».

А. Кузнецова: А потому что когда ты внутри процесса — это одно ощущение, а когда ты видишь это все на экране, уже смонтированное — это вообще другое ощущение. И там абсолютно... Это автор, это Алексей Октябринович, это его взгляд, и ты это смотришь — ты в этом участвовал как бы, и ты в шоке. Но я бы не сказала, что у меня было прямо: «А-а! Кошмар! Там нет надежды! Она там в наручниках осталась лежать, ее там никто не спас!» — Анжелику, героиню.

Ведущий: Да-да, я понимаю. А я встречал такое даже, что вот Анжелика — это образ такой терзаемой России. А вот вы играли образ терзаемой России?

А. Кузнецова: Нет, мне был 21 год, я только что закончила училище, и я... Мой любимый режиссер — Балабанов, и я мечтала у него с детства сниматься и видела все его фильмы. И когда я попала на площадку, для меня это просто было чудо, и я вот изо всех сил старалась все выполнить, задачу режиссера. Ничего я не думала, что я там могла думать? Да я и сейчас-то особо... (Смеется.)

Ведущий: (Смеется.) Самокритично!

А. Кузнецова: Двадцать один год! Просто смотрела на него — и все! И съемочная площадка... Мечты сбываются!

Ведущий: То есть у вас какой-то переоценки этого фильма нет, да? Вот то, что вы увидели, когда вот вы сказали «когда я смотрела кино», вот вы так же с этим и живете сейчас? Или что-то менялось?

А. Кузнецова: Я увидела, была на премьере, и мне было уже 22 года, и я видела вот тогда, пару раз на фестивалях, и все. Не потому, что что-то там... Просто я не смотрю свои фильмы. Я не пересматриваю свои работы. Я половину не видела никогда.

Ведущий: Вот понятно, что режиссер, когда снимает, он видит картину, да? Он реализует замысел. А вот актер — он видит? Насколько для вас, когда вы смотрите потом — «ну ничего себе!», да? То есть насколько это неожиданно — ну, для актера вообще, для вас в частности — то, что в итоге получается?

А. Кузнецова: Ну, я еще раз говорю, что половину своих работ я не смотрю. Но когда кто-то говорит: «Вот, мы тебя видели там-то», вот прекрасно. Я думаю: «Ну хорошо». Мне результат не интересен, мне интересен только процесс. Как только заканчиваются съемки, мне уже всё. Ну всё. Сам процесс — это самое интересное. Творчество, когда ты в процессе. А когда уже результат — ну... и результат. Ну не для... не для результата я... ну, работаю, ладно. Не для результата, в общем, все это делается. Это делается как процесс, как...

Ведущий: То есть процесс и является для вас результатом?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: А в театре по-другому совсем?

А. Кузнецова: В театре процесс, когда ты на сцене, — прекрасно.

Ведущий: (Смеется.)

А. Кузнецова: А закончилось все — надо быстрее домой, к сыну.

Ведущий: Да-да-да! (Смеется.)

А. Кузнецова: Быстрее, быстрее! Неважно... Меня еще все всё время мои партнеры дергают... У меня привычка — убегать с поклонов. То есть мне быстрее надо, а они все кланяются, кланяются. «Так, ну неуважение к зрителю!» Я говорю: «Ну ребят, надо уже быстрее!» Потому что у меня закончилось. Я сыграла — и мне остальное уже неинтересно. Понимаете?

Ведущий: А это всегда у вас так было?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: А как зритель? Ну вот если это не ваше кино вообще?

А. Кузнецова: Как зритель?

Ведущий: Да. Ну вот вам что интересно в кино — как зрителю?

А. Кузнецова: Мне интересно авторское кино, мне интересны эксперименты, мне интересно что-то новое — какая-то, может быть, операторская работа, которую никто никак не делал, а он придумал какой-то фильтр. Ну, и так далее. Сценарии... Я смотрю кино как... не как актриса, а как зритель.

Ведущий: То есть у вас не включается: «Ой, а как это сыграно?»

А. Кузнецова: Оно пытается.

Ведущий: Пытается? А вы?..

А. Кузнецова: Пытается. Особенно если круто сыграно, я прям: «Вот это да! Он сыграл вообще! Как круто!» Но всегда восторженно. Ну всегда прям: «Класс! Молодцы, ребята!» Потому что я знаю, как это трудно внутри. Процесс для всех участвующих — очень трудный процесс, и даже если кино не удалось, это такая огромная работа! И удача фильма зависит от многого, да? Это такая огромная работа, что я всегда с уважением отношусь к фильмам, которые не удались.

Ведущий: Ну, это уважение к труду, да?

А. Кузнецова: Да, да.

Ведущий: Просто, так сказать, сочувствие, так сказать, к братьям и сестрам по цеху, да? А скажите, пожалуйста, вот вы сказали про эту отстраненность, да?.. Я опять же со стороны про это думаю, часто беседую, когда в «кресло правды» попадают актеры или режиссеры... Я, с одной стороны, понимаю все это — и по системе, да, и некую ну неизбежную отстраненность, потому что, как Никита Сергеевич говорил: «А когда тридцать дублей надо сыграть, да какая ж тут?..» Он приводил этот пример, что когда говорят: «Она так прекрасно играет, ее скорая увозит после этого», это значит — очень плохая актриса, да? А как вот... Ну я все равно не могу понять... То есть разумом я понимаю, вроде бы, да?.. Но как совместить вот это — то, что ты проживаешь, ты входишь в это, да?.. Вот у меня есть ну такой мини-опыт, микро — я читаю лекции, да? Это все равно некий чуть-чуть, но образ. Он для меня органичен, это все равно я — но в предполагаемых, так сказать, обстоятельствах. Это обстоятельства того, что у меня сидит, там, сто человек, я должен их держать и так далее, чему-то научить и прочее. Но я вот не могу сказать, что я на себя смотрю со стороны. Потому что у меня есть свои приемчики... Они-то первый раз сидят, а я-то двадцать пятый год или тридцатый преподаю, у меня есть, там, все эти фишки, но я все равно вот... я проживаю это, и я как-то потом из этого выхожу, это не так просто. А вот как вы... Как это соединяется, когда ты вот должен жить на экране или на сцене — и при этом со стороны?

А. Кузнецова: Слава Богу, есть все-таки профессия актеров. (Смеется.) А то бывает, что думают, что «вот мы тоже актрисы или актеры». Но просто... Я не знаю, как другие, это очень разная психофизика, зависит от человека, от артиста. Я  вхожу в некое психофизическое состояние, которое диктует мне, что делать, например, на сцене. Там, рисунок роли мы можем придумать даже вот от себя. Там, меняется манера говорить. Я даже знаю, как она будет одета примерно, героиня, в театре и какой должен быть у нее грим. Это не приходит... Это не логика типа: «Я репетирую проститутку. Так, 90-е, проститутка — сейчас мы тут вот накрасим». Нет, оно... Это интуитивный процесс. Нельзя это объяснить до конца.

Ведущий: А симпатию к героине своей надо испытывать?

А. Кузнецова: Обязательно!

Ведущий: То есть вы ее оправдываете?

А. Кузнецова: Всегда! Всегда. Самые подлые поступки всегда оправдываю. Сразу. Причем, оно... это на автомате идет. Логика героя — она сама выстраивается в подсознании. Всегда оправдываешь. Иначе ты не понимаешь зачем. Нету отрицательных и положительных героев.

Ведущий: То есть вот эта тема «Ой, отрицательного интереснее играть, потому что положительного — чего там играть» не важна, да?

А. Кузнецова: Нет. Если герои отрицательные и положительные — это плохо написанные... персонажи. Плохо сделан спектакль. Все смешано, все изменяется. А зло играть... злые качества какие-то, отрицательное обаяние играть проще, потому что в природе человека, мне кажется, прямо это на поверхности. Проще... Может быть, интереснее. Потому что мы... сами все в грехе. Я как бы себя изучаю. Я никому ничего не доказываю. Я играю то, что мне дает конкретно... мой разбор. То есть я играю про себя, я разбираюсь в себе. Я играю свое. Только свое, что мне интересно. Вот. Только играю смерть — мне интересна тема смерти, я считаю, что это самая главная тема, которую стоит вообще разбирать, раз уж мы занимаемся... Мне неинтересно просто увеселение людей, просто развлекать чем-то, хотя я понимаю, что всем нужна добрая песня, всем нужен добрый спектакль, что-то просто легкое, прекрасное, но мне это неинтересно, например. Я занимаюсь своими вещами, я решаю это по-своему, через свои роли.

Ведущий: А к Федору Михайловичу как вы относитесь?

А. Кузнецова: Обожаю.

Ведущий: А к чему чаще всего возвращаетесь? И что перечитываете, если перечитываете?

А. Кузнецова: Что я все время вспоминаю? Мне так нравятся «Бедные люди»... Так это сложно сказать, что больше всего. У меня постоянно меняется мозаика Федора Михайловича. Но он постоянно со мной. Я когда в Питер приезжаю, я хожу по его району — в эти...

Ведущий: А он вас не пугает?

А. Кузнецова: А чем? Это самый лучший вообще человек в мире! Я мечтала бы с ним поговорить!

Ведущий: Ой, я думаю, это было бы малоприятно! (Смеется.)

А. Кузнецова: Да все равно! Вообще, это так интересно — сесть и поговорить с Федором Михайловичем! Даже если он меня выгонит, я все равно...

Ведущий: Вы правда думаете, что это интереснее, чем то, что он написал?

А. Кузнецова: Мне интересно. (Смеется.)

Ведущий: Не, ну всем интересно! Сейчас бы вот и я б тоже «Парсуну» бы забабахал с Федором Михайловичем! Но мне кажется, может быть, я неправ, может быть, я плохо знаю биографию, но мне кажется, что собеседник он был не самый приятный. Приходил, там...

А. Кузнецова: Не знаю. Я тоже не особо приятный собеседник.

Ведущий: Ну, вы на себя наговариваете!

А. Кузнецова: (Смеется.) Серьезно!

Ведущий: А в жизни вы включаете когда-нибудь актрису?

А. Кузнецова: Да, включаю. Если мне нужно защититься от социума... Например, про меня думают: «А-ха, ты такая... баба, такая резкая, такая противная, такая злая», — я не хочу разочаровывать человека. Я прям играю то, что им хочется видеть.

Ведущий: Так вы же сами сказали, что вы так про себя и подумали...

А. Кузнецова: Ну, может быть, я такая и всегда есть. Ну, короче, «ты отвязная девчонка глупая», например, кто-то думает — я так себя и начинаю вести.

Ведущий: А зачем?

А. Кузнецова: Так проще! Зачем людей разочаровывать?

Ведущий: А зачем? А чего — проще?

А. Кузнецова: Ну я не играю, просто как бы ему... Он видит меня так — ну пусть видит меня так. Ну я не доказывать, типа: «Нет, я... приличный человек!»

Ведущий: «Я могу поговорить с вами о Достоевском!» (Смеется.)

А. Кузнецова: Да, да-да. (Смеется.) Ну не со всеми людьми я так. Ну просто это я заметила. Я делаю это не специально. Я делаю как защиту. Мне: «Ой, ты такая угрюмая, мрачная», и я замечаю иногда, что когда именно человека этого вижу, я делаю так, ну чтобы как-то он не разочаровывался, что ли.

Ведущий: И дурацкий вопрос: Митя Карамазов или Алеша Карамазов?

А. Кузнецова: Это очень сложный вопрос!

Ведущий: Простых не держим.

А. Кузнецова: И тот, и другой. Ну, кто...

Ведущий: «Ответ принят», как сказал бы известный ведущий известной телепередачи! (Смеется.)

А. Кузнецова: И Смердяков тоже.

Ведущий: А Смердяков чего?

А. Кузнецова: А потому что он же существует.

Ведущий: Ну и что? А папашка?

А. Кузнецова: Они все есть в нас.

Ведущий: И папашка?

А. Кузнецова: Да. Всё прямо существует в нас. Все персонажи могут вылезти, любой. Поэтому не стоит отрицать кого-то...

Ведущий: Это мне понятно, и говорят же, что он там описал все эти русские типы характера и так далее. А кто интересней? Кто ближе — вот сейчас? Не, я вам могу... Я почему? Я вот вполне определенно могу сказать, недавно, перечитывая «Братьев Карамазовых», я понял, что для меня Митя — самый... самый интересный, самый... близкий и понятный. Вот в тот момент — а я два года назад перечитывал, три.

А. Кузнецова: Ну, для меня тогда Алеша все-таки...

Ведущий: Алеша?

А. Кузнецова: ...интереснее, потому что он нежный, он... Ну, я совсем... совсем далека...

Ведущий: И сын! Наверное, еще и сын! (Смеется.)

А. Кузнецова: Я совсем далека от Алеши. Он нежный... Я поражаюсь, когда я вижу нежных людей, незащищенных, мне так кажется: «А как же вы не защищаетесь-то?»

Ведущий: Слушайте, ну он там... он металлический, когда его за палец, палец прокусывают, он говорит… какой там нежный? Там такой металл!

А. Кузнецова: Да, но к людям-то нежный!

ТЕРПЕНИЕ

Ведущий: Терпение?

А. Кузнецова: Ху!

Ведущий: Ху! Я прочитал, что в детстве вам папа покупал кассеты со спектаклями, и вы их учили наизусть.

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: А чего за спектакли были?

А. Кузнецова: Это были спектакли 60-х годов — золотой век театра «Современник», когда там еще Олег Даль играл. И я пересматривала «На дне» с Лилией Толмачевой, черно-белые вот эти пленки, заучила все монологи Насти-проститутки, потом поступала в институт с этими монологами.

Ведущий: То есть вы специально учили или как бы оно запоминалось?

А. Кузнецова: Мне нравилось! Я смотрела...

Ведущий: Не-не, я понимаю, но вот я имею в виду, что вот вы сидели учили прямо, проговаривали?

А. Кузнецова: Не-ет!

Ведущий: А, просто оно вошло, да?

А. Кузнецова: Оно вошло, и все. Это образы... Я вижу этих актеров... Нину Дорошину — Василиса, Васька Пепел — Олег  Даль, невероятно! До сих пор я не видела, вроде это они играют... Но тогда это казалось современно — они играли суперсовременно, да? Какие-то у них были стилизованные даже костюмы для того времени. Сейчас-то этим никого не удивишь. Но по сути вообще самого произведения, по смыслу — блин, ну это круто! Это очень... Они, в общем, очень классные были актеры! Они прям талантливые!

Ведущий: Безусловно! (Смеется.) Я бы даже сказал, может быть, гениальные в чем-то!

А. Кузнецова: Да! И я смотрела – просто... Я не могла оторваться! И Фаину Раневскую я смотрела, спектакль «Дальше — тишина» с Ростиславом Пляттом. Господи, благослови того, кто сделал эту запись! Она рыдала — и я рыдала, смотрела. И я видела, что... И потом читала ее интервью, что она говорила: «Я не знаю, как я это делаю». Ну типа это не техника. Я проваливаюсь от страха каждый раз перед выходом на сцену. Как бы это считается непрофессиональным. Надо волноваться, но не настолько, что... (Показывает.)

Ведущий: Ну да, не парализующе, а мобилизующе.

А. Кузнецова: Да! А она говорила — именно так у нее было. Потом она играла типа всегда по-разному. И там по слезам видно, что у нее не... не заученные интонации. Она как бы в мизансцене, но она... Короче, я вижу процесс. И эти огромные черные глаза, она седая... Это было неве... Это просто... Я сейчас буду плакать. И вот так я всю школу смотрела. Ну, в общем, это были мои первые учителя.

Ведущий: А разве оно не играется всегда по-разному? Ну вот в театре, например?

А. Кузнецова: Бывает, что сходишь на технику и устал или совсем... Есть такое понятие, как эмоциональное выгорание, и человеку уже вообще ничего не хочется.

Ведущий: Как говорят футболисты, команда выиграла на классе, да?

А. Кузнецова: Да. У всех людей это есть. Вот.

Ведущий: А вот там же, в той же этой биографии, где написано про эти кассеты, я прочитал, там есть еще такая  фраза: «Агнии нравилось внимание зрителей». А сейчас вам нравится внимание зрителей?

А. Кузнецова: Ужасную сейчас вещь скажу. Когда я в процессе, я как-то о зрителях не думаю, если честно. Ну, я не думаю, что я какая-то такая фигура, которая может кому-то чего-то хорошее преподнести своим творчеством. Я не делаю творчество для того, чтобы «нести добро в мир, сделать человека лучше» — я это не делаю. Я делаю, потому что я не могу не делать. Я очень от этого страдаю, но я не могу не... этого не делать.

Ведущий: А что значит — вы «не можете не делать»?

А. Кузнецова: Не знаю. Это не работа.

Ведущий: Вы увядаете без этого? Или что?

А. Кузнецова: Ну, видимо да. Какой-то я испорченный человек. Мне грустно, мне, может быть, скучно. Я постоянно тоже не могу играть. У меня есть моменты, когда мне нужно побыть одной. Я люблю только одной быть вообще всегда.

Ведущий: А вот вы так вот с иронией, близкой к сарказму, сказали, что «нести добро»... Но так же часто говорят. Вы не верите тем, кто так говорит?

А. Кузнецова: Это иллюзия.

Ведущий: У них?

А. Кузнецова: У нас у всех. Это иллюзия.

Ведущий: А театр... терпение не нужно в театре? Знаете, у меня просто вопрос такой был, с которого вы классически так, очень профессионально спрыгнули, про внимание зрителей. У вас бывает, когда ваше самоощущение и вот эта вот реакция зрителей не совпадает? То есть, вам... вы довольны, как вы сыграли, а зрители, там... «А зрители были довольны и кричали: «Довольно!» — знаете? (Смеется.)

А. Кузнецова: Нет. Скорее, я плохо всегда чего-то там сделаю и думаю: «Какая фигня!» А зрители ничего не замечают...

Ведущий: (Смеется.) Бедные! То есть у вас нет такого? Ну в смысле есть, но в другую сторону, да?

А. Кузнецова: Мне кажется, если бы люди встали и вышли из зала, ползала, это было бы даже интересно посмотреть. Ну интересно же! (Смеется.) Вот эта реакция!

Ведущий: А как бы вы отреагировали, кстати?

А. Кузнецова: Мне было бы очень интересно! Вообще! Я потом бы спрашивала у билетеров и у женщин, которые работают в гардеробе: «Что говорили они? Что они говорили?» Это очень интересно!

Ведущий: А вас бы это эмоционально как-нибудь задело на сцене?

А. Кузнецова: Нет. (Улыбается.)

Ведущий: А почему вы вздохнули так, когда я сказал «терпение»?

А. Кузнецова: (Вздыхает.)

Ведущий: Опять.

А. Кузнецова: Терпение — очень хорошая... вот...

Ведущий: Это не надежда какая-нибудь!

А. Кузнецова: (Смеется.) Которой нету, типа, да? (Смеется.) Терпение — это великая вещь, потому что терпение приводит нас к самым лучшим нашим качествам духовным. Хорошо вообще терпеть, когда тебя не замечают, хорошо потерпеть, когда тебя обижают, потерпеть, когда тебя, не знаю, унижают, можно потерпеть... Хорошо потерпеть голод, лишения. Ну, хорошо потерпеть. Сложно, правда. Себя потерпеть было бы тоже очень хорошо.

Ведущий: «Себя потерпеть» — это про что?

А. Кузнецова: Да потому что у человека самый главный враг — это не кто-то там, а он сам. Я себе самый главный враг. У меня нет врагов. Я себе враг. Я убиваю себя, хуже делаю себе — только я, больше никто. Виновата в этом только я.

Ведущий: А терпеть здесь что надо?

А. Кузнецова: Терпеть себя, терпеть свои... вот эти все проступки, свои грехи, свой ужас. Терпеть, что ты не можешь из этого выбраться, что ты постоянно где-то внизу, понимаете? Ниже всех, короче. Ушел опять куда-то в ступор и вообще видеть никого не хочешь. Какая там любовь? Я стараюсь терпеть. Меня сын учит терпеть. Ну, типа есть же безусловная любовь. Он капризничает — я начинаю даже нервничать на него, он даже как-то начинает меня раздражать... (Смеется.) Потом такая: «Уф-ф! Нет, нет, нет... Нет! Ты должна спокойно сейчас ему объяснить. Голос повышать нельзя. Ругаться нельзя. Выражаться при нем — нельзя». Вот мой воспитатель. Я замолчала — и как-то сошла более-менее за приличного человека сразу.

Ведущий: (Смеется.) Вы относительно недавно, говоря про трудности семейной жизни, сказали такую фразу:«В семье все держится на мужчине: если мужчина терпит женщину, то брак никогда не разрушится». А вам не кажется, что это такая фраза, которую можно и про женщину сказать, что, если женщина терпит мужчину, тогда брак никогда не разрушится?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: А в чем фишка?

А. Кузнецова: Фишка в том, что в моем случае, скорее, вот первое, когда... если мужчина терпит эту ужасную жену, то все будет в порядке. Вот. В моем случае, конкретно моем, Агнии Кузнецовой. Вот. (Смеется.)

Ведущий: То есть это вы не обобщали, а так завуалированно сказали про себя?

А. Кузнецова: Так я про себя и говорю, да. Я же не знаю, как там у других. Я не могу сейчас говорить, как надо, там... В общем, я же не апостол... Правда.

Ведущий: Ну что — апостол? Вот Лев Николаич наш...

А. Кузнецова: О-о-о...

Ведущий: Как там, первая строчка «Анны Карениной»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга», — да, правильно, я не путаю ничего?

А. Кузнецова: Да...

Ведущий: «...а все несчастные — по-своему».

А. Кузнецова: Несчастные — по-своему.

Ведущий: Вот он, видите, взял и легко обобщил. Тоже не апостол ни разу.

А. Кузнецова: Ну, гений-мыслитель, понимаете?

Ведущий: Гений-писатель — да. Гений-мыслитель — не понимаю! (Смеется.) Тут мы с вами не совпадаем! Писатель гениальный, безусловно. Вам нравится «Анна Каренина»?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Книжка или героиня?

А. Кузнецова: Книжка, безусловно. И героиня.

Ведущий: Чего она там нравится-то?

А. Кузнецова: Ну потому что страсти, которые раздирают нас, мы принимаем часто за любовь. А это вообще разные вещи. Бедная женщина вообще, ужас какой-то!

Ведущий: То есть вам ее жалко?

А. Кузнецова: Конечно!

Ведущий: Или она...

А. Кузнецова: Не дай бог так под поезд кинуться! (Вздыхает.) Ну, я разбираю это так, что женщина окутана страстью бешено, вот этим бесом, ей кажется, это он наконец-то. Тут — скука смертная, вот это — любовь, пойду сейчас, сына оставлю, все у меня заберут, пойду за ним... Вот и все... И вот... и какой финал.

Ведущий: Финал грустный. (Смеется.)

А. Кузнецова: Вот, понимаете? Про страсти. Для меня это книжка про страсти человеческие.

Ведущий: А вот вы, как мама, которая сейчас на все смотрит как мама, как вы на нее смотрите теперь? С учетом сына и так далее?

А. Кузнецова: Ну что — как мама? Она для меня была какая-то одержимая женщина несчастная, которую, конечно, сына... Надо было за сына как-то цепляться, наверное... Но мы не можем... Когда ты находишься в каком-то грехе, в сильной страсти, это на тебя давит, это же сковывает всю волю. Это же очень тяжело — вырваться из какого-то плена, греха. Это очень тяжело. Поэтому никого осуждать совершенно невозможно.

И еще я заметила: вот как только осудишь... Я ничего нового не скажу, естественно, просто заметила: кого-то осудишь, посмотришь: «Хе-хе-хе, ну я-то — никогда...»

Ведущий: Ба-бам!

А. Кузнецова: Сразу туда прям, в яму! Еще ниже попадаешь! Просто в такие типа... Я вот даже боюсь думать типа: «А-а, зэки, там! Я никогда...» — ни... Господи, помилуй. Ну, то ест, вот какие-то бывают вещи: «Ну со мной это точно никогда не случится» — сразу! Вот что я заметила еще.

Ведущий: А смирение чего такое, как вы думаете?

А. Кузнецова: Смирение... Это то, чем не обладаем мы, люди, в большинстве своем. Смирение — принятие жизни, принятие себя. Душа у тебя в в мире, понимаете? У меня нет смирения.

Ведущий: У кого есть?

А. Кузнецова: Ну, это великий дар, мне кажется. Наверное... Да, точно! Вот.

Ведущий: Ну, мы же, знаете, как — вот все дар, получается? И терпение — дар, и любовь ­— дар...

А. Кузнецова: И жизнь — дар.

Ведущий: И жизнь! Не, ну жизнь...

А. Кузнецова: Вообще все прекрасно!

Ведущий: И смерти нет!

А. Кузнецова: Да!

Ведущий: Вот видите, согласились!

ПРОЩЕНИЕ

Ведущий: «Прощение» следующая тема. Будем вздыхать?

А. Кузнецова: Нет! (Смеется.)

Ведущий: Не будем? (Смеется.) О как! Почему?

А. Кузнецова: Потому что когда кого-то прощаешь... Нет, когда просишь прощения — это такой кайф! Ну вообще! Ничего не надо больше! Ты сразу в раю! У тебя — а-а-ах! «Прости, пожалуйста!» — а-а-ах! Все прям... Взмываешь сразу наверх!

Ведущий: А вы на Прощеное Воскресенье эсэмэски рассылаете?

А. Кузнецова: Ну, звоню.

Ведущий: То есть веерные рассылки не делаете по всем адресатам?

А. Кузнецова: Рассылки по всем? Не делаю. Может, стоит?

Ведущий: (Смеется.) Думаете, стоит?

А. Кузнецова: А что?

Ведущий: Какая-то совсем мелкая монетка, нет?

А. Кузнецова: Почему? Это целое письмо. Это же в наше время — «Прости меня!» — эсэмэска — во!

Ведущий: А чего — «во»?

А. Кузнецова: От маленького — к большому.

Ведущий: Вот мне человек пишет, которого я пять лет не видел, и... (Смеется.)

А. Кузнецова: Вы знаете, а мог бы написать «Будь ты проклят», например. Например, рассылку всем. (Смеется.) А он — «Прости меня»! Это хорошо!

Ведущий: Это... это с чего это... с чего он бы так мог написать? (Смеется.)

А. Кузнецова: Я имею в виду, что могло быть еще хуже!

Ведущий: А мог бы, как в этом анекдоте, да? «А мог бы кирпичом» или что-то...

А. Кузнецова: Да! (Смеется.)

Ведущий: Ну почему?

А. Кузнецова: Ну а что?

Ведущий: То есть все равно хорошо?

А. Кузнецова: Всё хорошо!

Ведущий: Всё хорошо? (Смеется.) А вам тяжело вот это сказать, чтобы «сразу в раю», это «прости меня»?

А. Кузнецова: Тяжело.

Ведущий: А почему тяжело?

А. Кузнецова: Гордыня.

Ведущий: А если понимаете стопудово, что вот вы неправы, все равно тяжело?

А. Кузнецова: Тяжело. Но я всегда прошу прощения. Ну, тем более если на поверхности скандал, я быстро сразу понимаю, что надо первой... Забочусь очень о себе. Я же сказала, что это кайф великий, — попробуйте! Дорогие телезрители!

Ведущий: (Смеется.) Дорогие телезрители! Попробуйте!

А. Кузнецова: Нет, серьезно. Это прям великий кайф — просить прощения.

Ведущий: Может не получиться. А были у вас случаи, когда не получилось просить прощения? Или не успели, может быть, по тем или иным причинам?

А. Кузнецова: Да, не успела. У дедушки я попросила бы прощения за то, что мы очень мало общались. Но я в этом не виновата. Но я бы попросила. Потому что он очень крутой был. Вот. Дед. Я бы с ним поговорила.

Ведущий: Сразу после Достоевского? (Смеется.) А вот вы сказали, что терпеть себя сложно. А прощать себя сложно?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Но это ж неправильно?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Неправильно — в смысле не прощать?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Третий раз! (Смеется.)

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Четвертый.

А. Кузнецова: Неправильно не прощать себя. Ну я понимаю, что Бог простит, такой...

Ведущий: А прощать легко — тоже неправильно?

А. Кузнецова: Ну, наверное, тоже. Какой-то процесс должен быть, связанный с совестью. Такой...

Ведущий: А вам сложнее простить кого-то или попросить прощения?

А. Кузнецова: Попросить прощения. Потому что я в основном виновата первая.

Ведущий: А если не виноваты, можете попросить?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Вот я, когда я понимаю, что я прав, и мне кажется, что здесь есть тема справедливости... С детства, я помню, перед сестрой — ну потому что младшая сестра, все вы понимаете, это беда. «Она же младше», «она же девочка». А для меня было сложно просить прощения, потому что я понимал, что я прав. Вот по ситуации — я прав. И я понял, что мне в этой ситуации очень сложно попросить прощения. Даже ради мира. Что это несправедливо, если я попрошу прощения.

А. Кузнецова: О, у меня есть любимая фраза. Исаак Сирин вроде бы. «Справедливость — область зла. Милосердие — область добра».

Ведущий: То есть вы попросите прощения, даже если вы считаете, что вы правы?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Вы это говорите, потому что вы так делали или потому что вы так думаете?

А. Кузнецова: Потому что я так делала. Ну, я сейчас такая хорошая прямо!.. Такая хорошая! Прям так себя похвалить! (Смеется.)

Ведущий: Да... Не льстите себе! Вы-то – разная, разная! (Смеется.) Если вопросы к вам остаются.

А. Кузнецова: Да... Ну я долго буду думать, что я права.

Ведущий: Даже попросив прощения? Вы это хотите сказать или что?

А. Кузнецова: Нет. Готовиться могу еще. Чтобы попросить прощения — готовиться. Типа: «Нет, ну я же...» (Стискивает зубы.) «Нет». Но лучше... Просто как это понять? Нужно как-то себя перебороть, и даже если тебе твой мозг говорит, что ты, там, где-то прав (хотя это не факт, это твое субъективное мнение), вот это сделать, даже, может быть, формально можно сделать. Ну, типа: «Прости... Да пошел ты!» — не так, конечно...

Ведущий: Это не формально! (Смеется.) Это не формально!

А. Кузнецова: Да. Ну, типа, «ну, прости меня».

Ведущий: «Ну прости».

А. Кузнецова: «Ну я тебя не люблю»...

Ведущий: «...гад».

А. Кузнецова: «Прости меня». Я знаю, что, ну, как бы надо это сделать. И это сработает, понимаете? Я не знаю, как это устроено, но это работает. Ну, короче, мир — он ценен, ценнее справедливости.

Ведущий: А вы себя часто оцениваете, судите?

А. Кузнецова: Да. Как это вообще ограниченно, да? Только все о себе, да о себе думаем. Ну я, по крайней мере.

Ведущий: Я просто, знаете, почему? Это у меня такая подготовленная двухходовка. Я просто все время спотыкаюсь у апостола Павла на фразе, что «мне не важно, как судите обо мне вы и другие люди, я и сам себя не сужу, потому что судья мне Господь».

А. Кузнецова: Угу.

Ведущий: Вот, собственно, вам важно, как судят вас другие люди? И судите ли вы себя?

А. Кузнецова: Ну, мне не важно, как судят люди... Когда это становится в какой-то момент важным, я понимаю, что это все не то. Ну, все это не важно... вторично.

Ведущий: Что вы неправы. То есть вы в этот момент считаете, что вы неправы?

А. Кузнецова: Нет, мне все равно просто, чего думают другие люди. Мне хотелось бы... не знаю... блаженства... Хотелось бы независимости от своих пороков и своих привычек, в том числе независимости от своей работы, от своей профессии.

Ведущий: А независимость от профессии — это то, о чем вы говорили, что вы не можете не заниматься этим, да?

А. Кузнецова: Да. Мне не нравится это. Мне не нравится, что я не могу не делать этого. Я считаю, что это какая-то зависимость тоже. Потому что  Бог — на первом месте, а дальше там огромный список и там где-то профессия. Или призвание.

Ведущий: А может быть, вы придумали это себе, нет?

А. Кузнецова: Ну я же чувствую, как я завишу от своей профессии.

Ведущий: Ну, скажу по-другому, что это оценочное суждение, а зачем оно?

А. Кузнецова: Да может быть, не знаю. Может быть, надо полегче ко всему относиться?

Ведущий: Нет-нет-нет, вот этого я не говорил. (Смеются.) Я не сказал — «ко всему», я говорю — именно к этому. Вот вы не можете не играть. Ну, так и хорошо!

А. Кузнецова: Полегче? Но это очень утомляет.

Ведущий: С вами, конечно, актрисами, тяжело! (Смеются.) Я читал, что вы, когда готовились к роли вот «Готовы на все», вот эта комедия, да? — вы ходили, слушали стендаперов?

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: А вам нравится стендап?

А. Кузнецова: Нет.

Ведущий: А почему?

А. Кузнецова: Это не смешно.

Ведущий: «Во-первых, это не смешно».

А. Кузнецова: Кстати, ну, у женщин, кстати, стендаперы еще более-менее. Юмор на грани фола — как-то... ну, не знаю... Ну, блин... Не смешно! (Смеется.)

Ведущий: А что смешно?

А. Кузнецова: Ситуации в жизни, которые вдруг... Смешно, когда... Смешно... Вообще, смех — это такое... как бы разрядка человека, да?

Ведущий: Это важно?

А. Кузнецова: Важно. Чисто как разрядка человека, чтобы не держаться в напряжении. Например, когда тебе очень трудно — высмей эту ситуацию

Ведущий: А я сейчас почему-то «Гарри Поттера» вспомнил. Помните, там было у них одно — это как... не заклятие, как это называется-то? — когда они тренировались.

Со страхами как они справлялись, да? Чтобы представить себя в комической ситуации — вот про это вы, да, сейчас говорили?

А. Кузнецова: Да, да. Да.

Ведущий: А стендап несмешно — наш или вообще как жанр?

А. Кузнецова: Вообще как жанр.

Ведущий: То есть не то что есть великие американские стендаперы?..

А. Кузнецова: Может быть, они и есть. Но не мой жанр!

ЛЮБОВЬ

Ведущий: Вы сказали, когда мы про Анну нашу Каренину говорили, что это страсть, это совсем не любовь, совершенно разные вещи. В любви не может быть страсти?

А. Кузнецова: Нет.

Ведущий: Почему?

А. Кузнецова: Ну, страсть — это страсть, а любовь — это де...

Ведущий: (Смеется.) «А любовь — это любовь! Следующий вопрос!»

А. Кузнецова: Это не чувства, не чувства...

Ведущий: А что это?

А. Кузнецова: Страсть — это чувство ужасное, быстро проходящее, которое лишает человека разума, мозга и вообще всего. А любовь — это действие.

Ведущий: Любовь должна быть деятельной обязательно?

А. Кузнецова: Да. Вот не любишь — хотя бы денег дай.

Ведущий: (Смеется.)

А. Кузнецова: Все серьезно! (Смеется.) Ну делай дела какие-то, может быть, и любовь придет.

Ведущий: Просто один мой гость как-то сказал про свою бабушку. Он говорит: «Никакой деятельной любви она не могла мне оказать». Но она так его любила! То есть любовь же не всегда действие.

А. Кузнецова: Если я люблю, я начинаю прям отдавать! Отдавать, действовать! Отдавать человеку, отдавать за человека. Мне важно, понимаете?

Ведущий: Стараюсь.

А. Кузнецова: Это очень... высокая и великая вещь. Самое главное, для чего мы тут все находимся, — научиться любить. Каждый для себя по-своему как-то определяет, но для меня любовь — это сколько я могу отдать за этого человека. Любовь для меня довольно эгоистична, просто я не умею любить, поэтому я как бы пытаюсь что-то делать, там, но такое, довольно эго... эгоистичное. Типа, например, своего сына я люблю. За него жизнь отдам. А если... Фу-ух... Чего-то я сегодня... Извините... Ох... А если тут какой-нибудь мальчик — и машина едет? Вопрос. Кричать буду, закрою лицо? Или сделаю? Поэтому любовь для меня — действие. Так смешно вообще, вот насколько вот гордость, да? Как мы любим про себя говорить! Вот я сижу и думаю: хорошо!

Ведущий: (Смеется.) Красота!

А. Кузнецова: Целый час — только про меня! Ну наконец-то!

Ведущий: Ну вы ж не виноваты! «Не виноватая я, он сам пришел!»

А. Кузнецова: Серьезно! Вот постоянно вот у меня это крутится, понимаете? Вот сущность человека — с ним нужно просто, блин, примириться, и все. Ну просто со своей вот этой сущностью, что вот так, да, вот мы такие, я такая, вот такая слабенькая, люблю себя очень, как бы про меня все хочу.

Ведущий: Нельзя же себя тоже загонять. Почему вот (по богословству, типабогословство) глубинный человек — это образ Божий. И мы это в себе чувствуем.

А. Кузнецова: Угу.

Ведущий: А в чем проблема-то?

А. Кузнецова: (Вздыхает.)

Ведущий: То есть вот это отношение... Ну «возлюби ближнего как самого себя». А нам нигде не сказано себя не любить.

А. Кузнецова: Да.

Ведущий: Ну, а чего вы переживаете-то?

А. Кузнецова: Потому что надо как-то себя еще полюбить, о себе позаботиться. Потому что есть же грехи не только против кого-то. Есть грехи, направленные на себя.

Ведущий: Ну они в конечном итоге в основном все про себя, вы же сами и сказали.

А. Кузнецова: Например, самовредством заниматься — ну, убивать себя, там, не кого-то, а себя убивать, себе делать плохо, себе, там... Это же тоже такая ужасная нелюбовь к себе, ужас, который тебя и разрушает. Я же и говорю – у меня врагов нет, только я, сама для себя.

Ведущий: Как вы хитро соскочили с темы любви к врагам.

А. Кузнецова: Да? А вы думаете, они есть? Враги?

Ведущий: Я не знаю. У нас... Я в этом кресле сижу, мне легче.

А. Кузнецова: Да?

Ведущий: Да.

А. Кузнецова: Враги...

Ведущий: У нас была опция «Вопрос ведущему», мы ее сняли.

А. Кузнецова: А-ах! Почему?!

Ведущий: А никто не спрашивает! (Смеется.) Все приходят так — как бы про себя поговорить!

А. Кузнецова: А можно, я вас спрошу?

Ведущий: Ну, спрашивайте — мы вырежем!

А. Кузнецова: А вы думаете, есть враги? Ну, не, там, враги наши, там... Ну нет — есть враги? Вот реально — есть враги?

Ведущий: Слушайте, наконец человек интересный вопрос задал.

А. Кузнецова: В мире есть враги?

Ведущий: (Пауза.) Как... Как говорил один умный человек, «здесь у меня недодумано».

А. Кузнецова: (Смеется.) Хорошо.

Ведущий: Мне недавно один человек, который сейчас воюет, я у него спросил про врагов, а у него есть свой телеграм-канал, и он говорит: «Ты заметил, что я никогда слово “враг” не использую? Я пишу “противник”. Я говорю: «А в чем разница?» Он говорит: «Временный статус».

А. Кузнецова: Угу.

Ведущий: «Противник» — временный статус. Ну, есть враг рода человеческого, как мы с вами знаем.

А. Кузнецова: Ну это да.

Ведущий: И вряд ли мы здесь будем со Священным Писанием спорить.

А. Кузнецова: Не, конечно. Я про людей.

Ведущий: Ну вот он действует, наверное, иногда. Вот смотрите, мы, когда говорим, есть такая почти затасканная фраза: «У Бога нет других рук, кроме наших», может, и у этого перца тоже нет других, кроме через кого... Ну, мы не берем тонкие духовные материи, оставим их великим монахам и подвижникам.

А. Кузнецова: Да, да.

Ведущий: Там просто нет... нет людей вокруг, поэтому там напрямую все.

А. Кузнецова: Да, абсолютно. В нас вселяются бесы, и мы ими в какой-то момент одержимы, разными. Вот. У меня даже был такой момент, когда я проследила за собой. Был конфликт, в общем, у меня была ненависть прям сильная. Я чувствую — ненависть, я прям сейчас буду очень громко ругаться, сейчас просто все кидать буду, буду кричать человеку, он мне слово, я ему два скажу, а он в ответ мне три, а я ему еще четыре, и еще позлее скажу! И одна мысль: «Остановись. Остановись. Остановись. Остановись. Замолчи». То есть мое... все мое существо говорит: «Замолчи. Замолчи. Остановись. Остановись». А это идет из меня. То есть и я вижу, что, типа, это не я, а вот это вот что-то очень страшное, злое. И это такое: «У-а-а!» И она как бы... Ты даешь, тебе — в ответ, и оно увеличивается, это зло. И вы, такие: «Ту-дух!» — друг друга просто уничтожили прямо. Потом лежишь — у тебя вообще... просто пустой. И думаешь: «Ой, это ж вообще не я был». Серьезно, такое есть. Точно, точно есть, доказано. Я уверена, научно даже доказано. Я прям видела себя со стороны. И кто-то мне говорил: «Замолчи. Замолчи. Замолчи». Это такая сила прям мощная, что ты прям не можешь управлять собой, не можешь даже не то что перекреститься, ты не можешь глазами даже крест сделать или что-то произнести. Прям из тебя это идет, прям идет, и оно увеличивается, пока ты вообще не разобьешься и не упадешь просто полумертвый без чувств. Лежать и потом... и в ужасе: «Что это было?! Реально, что это было? Это не я».

Ведущий: Хорошо они поговорили о любви! (Смеется.)

А. Кузнецова: Да! (Смеется.) А когда любовь, тогда вообще — только блаженство... Не знаю... Ну, Иисус Христос же сказал, в последний день Страстной седмицы вышел и сказал: «Любите друг друга» — и все. И я когда это услышала, когда первый раз в храме была на богослужении каждый день, я думаю: «Ну сейчас точно, в последний день, самый важный день... сейчас Он скажет... сейчас такое выдаст нам — сейчас прямо монолог будет! Прям точно я все сделаю — и все будет хорошо, подумала я. Он... И выходит священник и говорит: «Христос сказал: “Любите друг друга”». Я такая: «И все?»

Ведущий: «Упс!»

А. Кузнецова: И все?! Потом поняла, что это вообще самое сложное — любить друг друга, и всё!

Ведущий: У нас финал, Агния дорогая. Вы говорили в одном из интервью, что вам очень важно мнение мужа. И при этом вы говорили, что вам важно советоваться со священником. А вот представьте ситуацию. Вы приходите домой, мужу говорите: «Батюшка сказал то-то, то-то». А муж говорит: «Нет, так не надо делать. Надо делать вот так». «Прислушаться нельзя игнорировать» по отношению к тому, что муж сказал — где вы поставите?..

А. Кузнецова: «Прислушаться, нельзя игнорировать»... Точно неправ, знаю, но придется послушаться, если, конечно, мы хотим делать, строить какую-то свою православную семью, где, конечно, на первом месте Бог, на втором — муж, и то, что он скажет, это вот... надо слушаться. Это вообще сложно.

Ведущий: А батюшке чего потом скажете?

А. Кузнецова: А батюшка...

Ведущий: «Большой привет!» (Смеется.)

А. Кузнецова: Нет. Батюшка со мной согласится.

Ведущий: Ну, а чего ему, бедному, остается, да? (Смеется) Спасибо большое! (Пауза.) (Смеется.) Это была...

А. Кузнецова: (Смеется.)

Ведущий: ...Агния Кузнецова. А мы продолжим писать парсуны наших современников ровно через одну неделю.