На сайте «Фомы» мы недавно разместили комментарий психолога Ольги Исаевой на часто сейчас обсуждаемую тему: подростковые суициды. Комментарий хороший – чёткий, понятный, автор не растекается мыслями по древу, а даёт родителям конкретные советы. Словом, рекомендую.
Но всё-таки замечу, что Исаева в основном говорила о тех случаях подростковых самоубийств, где основная причина — ложная романтика, стадный инстинкт, конфликт с родителями, ощущение собственной ненужности, невостребованности... ну и чисто медицинские моменты, конечно. Я не эксперт в этой теме, не могу судить, каких случаев больше, каких меньше. Однако бывает и так, что суицид совершают вполне психически здоровые подростки, из хороших семей – то есть хороших именно в смысле детско-родительских отношений. Вроде ребенок и умный, и талантливый, и в семье находит любовь и понимание, а вот поди ж ты... Знаю несколько таких случаев, причём не только в наше время, но и в «глухие восьмидесятые».
А причина здесь в том, что ребенок сталкивается с какой-то проблемой, о которой просто не может рассказать родителям. Не потому, что не доверяет, не потому, что нет контакта, нет любви. Наоборот, любовь есть – и поэтому он боится за родителей. Боится, что это, скажем, кончится инфарктом или чем-то похуже.
Вот типичный пример: в прошлом году один мой знакомый подросток рассказал мне, что в летнем лагере над ним (как и над прочими детьми) издевался физрук. Заставлял принимать унизительные позы, раздеваться и так далее. Мальчик же, в силу своей юридической наивности, и не подозревал, что ситуация решается на раз. А родителям позвонить и сообщить боялся, потому что «у мамы тут же случится инфаркт, а папа приедет, открутит этому уроду голову и сядет в тюрьму». Слава Богу, та ситуация завершилась благополучно — я всё-таки убедил мальчика рассказать всё отцу, и хватило всего лишь одного звонка в лагерь, чтобы физрука в тот же день вышибли с волчьим билетом. Но бывает, что примерно такие же ситуации завершаются куда печальнее.
Например, подростка травит шпана, а рассказать родителям он боится — потому что боится за родителей. Он уверен, что если те вступятся за него, то бандиты расправятся и с ними. Защиты искать не у кого. Современные дети не верят в доброго дядю-полицейского, который наведет порядок.
Или, скажем, сексуальное насилие над ребёнком — со стороны сверстников, или более старших ребят, или взрослых мерзавцев. Ребёнок может, конечно, понимать, что закон на его стороне, но также он может и понимать, как у нас в стране реально исполняется закон, и что случится с родителями — особенно, если у мерзавцев имеется серьёзная «крыша». И в любом случае — позор, скандал, а как следствие — те же самые родительские инфаркты, инсульты, выкидыши и прочий букет последствий.
Наркомания, опять же. Бывают ведь и такие ситуации, когда сверстники силой принуждают подростка попробовать наркоту... и что потом? Признаться родителям — что с ними будет? Загнать их в гроб такими откровениями?
Словом, ребёнок не решается рассказать родителям — опасаясь за них (причём не всегда безосновательно). А в результате проблемы-то не решаются, проблемы растут, и в какой-то момент дело может зайти слишком далеко. Постоянная депрессия и из-за самих проблем, и из-за необходимости всё держать в себе может кончиться суицидом. Психика просто не выдерживает запредельной нагрузки, и ребёнку кажется, что уйти из жизни — наилучший выход для всех.
Я не знаю, каков процент таких причин в общем количестве суицидов. Не уверен даже, что существует подобная статистика. Но интересно было бы получить комментарий профессионалов: психиатров, социальных педагогов, сотрудников правоохранительных органов.
Впрочем, даже если суицида не случится, если все останутся живы — всё равно проблема разрастается как снежный ком, всё равно эта страусиная политика кончается плохо. Есть болезни, которые лучше не запускать.
Здесь мы выходим уже на более широкую тему, нежели подростковый суицид. Не с любой бедой ребёнок может обратиться к родителям, и не от любой беды родители способны спасти.
Какой тут выход? Конечно, различные «телефоны доверия» — это лучше, чем ничего, но всё-таки подростку, оказавшемуся в такой ситуации, мало поможет просто выговориться. Проблему-то всё равно надо решать, и далеко не всегда её можно решить разумным советом. Что остаётся ещё? Полиция? Социальные службы? Опека? Смешно. Ни малейшего доверия этим структурам нет, и даже если это недоверие гипертрофированно — оно является медицинским фактом. Современный подросток, оказавшийся в сложной ситуации, ни в какие официальные органы не обратится.
А вот что касается общественных организаций, заслуживших своей деятельностью определённое доверие людей — тут может сработать. Если, конечно, подросток их найдёт — но в наше сетевое время это всё же проще, чем ещё десять лет назад. Правда, я вот так навскидку не назову этих организаций — но я и не в теме. Говоря пафосным языком, лекарство тут — гражданское общество.
Впрочем, и общественные организации — не панацея. Более того, есть риск, что в формате таких «детозащитных» организаций могут реализовываться малоаппетитные ювенальные проекты. А если такое случится, если подростка, обратившегося за помощью, осчастливят детдомом, а его маму с папой — лишением родительских прав, то очень скоро ни одной организации доверия не будет. В том числе и самым-самым хорошим. В сознании и взрослых, и детей они окажутся всего лишь филиалами опеки и полиции.
А вот что действительно важно — чтобы общение подростков со взрослыми не замыкалось только на учителях и родителях. Если в пределах досягаемости подростка есть люди, которые для них авторитетны, которым они доверяют — и которым могут сказать то, что не решатся сказать родителям — тогда, возможно, сколькими-то суицидами станет меньше.
Читайте также по этой теме:
Чёрно-белый Интернет. Защитим детей от опасностей Паутины? (интервью Владимира Легойды газете "Аргументы и факты")
