В редакцию «Фомы» пришло письмо от нашей читательницы:
Вопрос мой касается того, как христианину балансировать на тонкой грани между чрезмерной узостью взглядов с одной стороны — и «толерантной» широтой взглядов с другой стороны.
Вопрос родился вот как: обычно я приезжаю на новый год к родителям (они неверующие). Традиционно проводим досуг за просмотром различных фильмов (чаще фантастических). В этот раз я как-то особенно ясно поняла, что мне больше не интересно... Неинтересны фантастические теории о смысле мира и человека, неинтересно обсуждать эти идеи с мамой. У нас с ней интерес к научной фантастике всегда был общей темой, тем, о чем мы могли увлеченно беседовать, с подтекстом «а вдруг так на самом деле?...» А сейчас я просто знаю: «Нет, не так на самом деле, а только так, как учит Господь через Писание. Так и не иначе» — и я вдруг почувствовала эту уверенность как ущербность и бескрылость мысли. В конце концов, (говорит мне мысль), это просто скучно. Пусть правда у Христа, но любоваться и говорить об интересных идеях — разве преступление?
Это касается, конечно, не только фильмов, но и книг, и всего искусства.
Я художник, и для меня вопрос «свободы искусства» всегда стоит как-то особо остро, когда искусство сталкивается с верой.
Что это? Не фанатизм ли? И как правильно держать баланс в подобных вопросах?
Ответить мы попросили редактора отдела культуры Виталия Каплана, который не только журналист, но и писатель-фантаст:
Без всякой иронии: автору письма многие верующие люди позавидовали бы — у нее, воцерковленной православной христианки, есть общая почва для общения с неверующей мамой (а именно, интерес к научной фантастике). Отталкиваясь от этой темы, можно уже постепенно переходить к обсуждению более важных вещей — этических и духовных. Когда начинающий воцерковляться человек пытается «миссионерить» своих близких, это чаще всего оборачивается неудачей — потому что говорит он с ними на языке, пока им чуждом, непонятном. А тут — есть общий язык, и если уж этим общим языком оказалась фантастика — значит, за нее и нужно зацепиться, надо обсуждать с мамой прочитанные книги, смотреть с нею вместе фильмы. А потом разговаривать об этом, стараясь ненавязчиво дать христианский взгляд на поднятые в книгах и фильмах вопросы.
Но чтобы это получилось, автору письма стоит глубже разобраться и в том, что такое фантастика как направление в искусстве, и как вообще с христианской точки зрения соотносятся свобода творчества и верность Христу.
Это важный вопрос, который стоит не только перед творческими людьми, но и перед каждым всерьез верующим человеком. Какие границы вера ставит нашему воображению? И есть ли они вообще?
Да, есть. Потому что если мы христиане, если всё, происходящее с нами и внутри нас, мы сверяем с Евангелием, с учением Церкви — неизбежно окажется, что не все наши фантазии, не все игры нашего воображения согласуются с христианским вероучением.
Но как понять, где проходит «красная черта»? Существует ли какой-то единый, общезначимый ответ для всех? Можно ли составить список «запретных тем», «запретных идей», «запретных художественных приемов»? Очевидно, что нет — поскольку все люди разные, у каждого свой путь духовного развития, и что одному вполне допустимо, другому может оказаться вредным. Втиснуть литературу и искусство в прокрустово ложе «душеполезного» — не самая лучшая идея. Не самая лучшая — и не самая новая. На протяжении всей церковной истории то и дело происходили попытки запретить (из самых благочестивых соображений) то одно, то другое — и в конечном счете такие запреты приводили к лицемерию одних, жестокости других и безверию третьих.
Поэтому решения тут могут быть только личные. Если я осознал, что мне вот эта книга неполезна, я не буду ее читать. Если я чувствую, что если посмотрю вон тот фильм, на душе у меня будет гадко — я не стану его смотреть. Но избави меня Боже навязывать свою точки зрения другим! Конечно, я могу делиться с ними своим мнением, могу объяснять, что мне здесь не нравится, но нельзя требовать от них — апеллируя к христианству! — не читать, не слушать, не смотреть. Это и посягательство на чужую свободу, и психологическая манипуляция. Механизм тот же, что и когда подростка берут на «слабо». Там — если ты мне не подчинишься, ты ничтожество. Здесь — если ты мне не подчинишься, не поступишь, как я советую, значит, ты плохой христианин, ты позорище. А быть позорищем мало кому хочется.
Как же понять, какова именно твоя мера допустимого? Лучше, конечно, решать это с духовником — если он есть и если ты ему действительно доверяешь. Но и духовники такие не у всех имеются, и не каждый христианин способен на такое послушание, да и от ошибок никакой духовник не застрахован. Вспомним известную историю о преподобном Иоанне Дамаскине, которому его наставник в монастыре запретил сочинять духовные песнопения, и только прямое вмешательство Пресвятой Богородицы убедило наставника отменить свой запрет. Поэтому даже если мы всецело доверяемся в таких вопросах духовнику — то решение о том, чтобы ему довериться и послушаться, мы все равно принимаем сами.
А это значит, что личная мера допустимого — это всегда зона риска. Здесь нет формулы, куда подставишь свои данные и получишь правильный результат. Ориентироваться тут можно только косвенно, наблюдая за своим духовным состоянием, за отношением к людям, к Церкви, к молитве. Иногда можно, трезво взглянув на себя, заметить связь между, например, увлечением каким-то сериалом и холодностью по отношению к ближним, между привычкой к какому-то стилю в музыке — и нежеланием ходить в храм. Но такое если и увидишь, то вовсе не сразу.
Теперь от этих общих соображений перейдем конкретно к тому, что вызывает недоумения у автора письма — то есть к фантастике. Действительно, если проанализировать идеи, лежащие в основе большинства фантастических книг и фильмов, легко увидеть их несоответствие православной догматике. Будь то путешествия во времени, будь то параллельные миры, будь то альтернативная история... а уж о фэнтези и непременной для этого жанра магической составляющей я и не говорю. Вопрос, как это воспринимать с христианских позиций?
Во-первых, надо учитывать, что перед нами — не богословские трактаты. Это художественные произведения, они не претендуют на то, чтобы учить нас тому, как устроен мир. И этим они отличаются от разного рода эзотерической литературы, начиная от древних гностиков и заканчивая современными оккультистами. «Сказка — ложь». Строго говоря, большинство народных и литературных сказок тоже не очень-то соответствуют церковному вероучению. Попробуйте проанализировать с догматических позиций, например, «Сказку о царевне-лягушке» или «Дюймовочку». Следуя такой логике, отказаться нужно вообще от любой культуры, кроме церковной. Но кончится такой отказ тяжелыми духовными заболеваниями, потому что только достигшие святости совершенно не нуждаются в светской культуре. Среди нас, воцерковленных православных людей, таких, мягко скажем, маловато.
Во-вторых, если мы не просто называем себя христианами, но и хорошо знаем свое вероучение, то вряд ли нашу веру может смутить книга или фильм, в котором звучит что-то «крамольное». Напротив — такие произведения могут послужить нам пищей для ума, для духовного анализа. И речь не о том, чтобы с высот православного богословия расставить авторам оценки — тут недопонял, там ошибся, здесь в трех соснах заблудился. Речь о другом — догадаться, почему автор пришел к ошибочной, с нашей точки зрения, мысли, что могло на него повлиять, как эти ошибочные мысли связаны и с его личными особенностями, и с особенностями его эпохи, его культуры. Такие размышления нам нужны не для того, чтобы над кем-то надмеваться, а чтобы лучше понимать людей, понимать время, в которое живем, понимать прошлое. Чем лучше мы это будем понимать, тем больше застрахованы от собственных ошибок и падений.
В-третьих, в большинстве фантастических произведений самое главное — это не фантастический антураж, не звездолеты и лучеметы, не эльфы и нуль-транспортировка, а отношения людей. Воспринимая такое произведение, нужно выделять суть из фона, нужно видеть не просто сцену с декорациями, а тот спектакль, который в этих декорациях ставится. Просто декорации подчас позволяют более четко высветить какой-то межличностный конфликт, какую-то социальную проблему. «Сказка ложь, да в ней намек». Вот именно ради этого намека все и писалось/снималось/рисовалось. Фантастика, в особенности современная, вовсе не тщится рассказать нам о том, «как всё на самом деле», не раскрывает нам тайны устройства вселенной. Она о том, на самом деле происходит с нами. Как мы любим и боимся, как надеемся и предаем, как верим и теряем веру, чего ждем от будущего и как осмысляем прошлое. Да, то же самое можно раскрывать и средствами реалистического искусства, но с помощью фантастики это нередко удается лучше, доходчивее.
И, наконец, что касается «бескрылости мысли» христианского вероучения по сравнению с яркостью идей научной фантастики. С чего вдруг «бескрылость»? Такое ощущение может возникать только от недостаточного знакомства с христианским богословием. Уверяю, чем больше читать серьезной богословской литературы, чем глубже вникать в авторскую мысль, тем прекраснее покажется церковное вероучение. Вы увидите, что там есть место и сложнейшим, совершенно небанальным интеллектуальным построениям, и неожиданному взгляду на привычные наши представления о пространстве, времени, материи, и высокой поэзии. Просто это уже не уровень воскресной школы.
