Судьбы людей искусства порой могут быть поистине трагичными не внешними обстоятельствами, а внутренними движениями души и творческого состояния. Примеров тому немало, но наиболее яркими кажутся биографии русского художника А. И. Куинджи и финского композитора Яна Сибелиуса.Крепкий молчаливый финн Сибелиус родился в 1865 году и рано обнаружил признаки музыкального дара. Вообще, несмотря на любовь к деревенским частушкам, великих людей в музыке угро-финнов немного – Сибелиус да эстонец Георг Отс. Тем неожиданней оказалось появление великого композитора в стране рыбаков и лесорубов. Сибелиус писал симфонии, одну лучше другой, был любим в мире музыки и обожаем соотечественниками. К сорока годам он написал девять симфоний и был на вершине своей заслуженной славы.
А несколько ранее, в России, в 1842 в семье обедневшего грека родился Архип Куинджи, будущий великий живописец. Он рос в нужде и прошел весь нелегкий путь от подмастерья до настоящего мастера. Талант Куинджи раскрылся быстро и картины его получили всеобщее признание. Но подлинным триумфом стала «Лунная ночь на Днепре», выставленная единственным экспонатом на выставке в Петербурге в 1880 году. Многие были уверены, что луна на полотне подсвечивается с обратной стороны лампочкой – настолько световая иллюзия была полной. К дому на Большой Морской, где выставлялась картина, стояли толпы народа, а бедный художник устал показывать картину изнанкой, доказывая, что лампочки нет. Кстати, картина висит сейчас в Третьяковке, и за сто с лишним лет не потеряла красок, в отличие, скажем, от картин Врубеля, которые довольно быстро «умерли» (не выдерживает холст демонов).
А дальше произошло то, чего не ожидал никто. Начиная с 1882 года художник перестал выставляться и на долгие тридцать лет, вплоть до самой смерти, затворился в своей мастерской. Его лира изменила ему, вдохновение покинуло мастера и ему стала неподвластна та утонченная игра света и тени, которые он изучал много лет. Нет, он продолжал писать и в начале двадцатого века позвал самых близких ему друзей, открыв перед ними свою мастерскую и написанные в этот период работы.
Это было тяжелое зрелище. В погоне за вдохновением художник менял цвета, снег у него становился зеленым, небо – красным, деревья синими. Что-то жуткое было в это какофонии цветной гаммы. По молчанию собравшимся он всё понял и больше уже никогда никому не показывал свои работы. Умирал он тяжело, пытался покончить с собой, очевидно, мучился творческой апатией и окончил дни свои, как и Толстой – в 1910 году. Это сегодня холсты Куинджи периода затворничества пошли бы на «ура» среди модернистов, но в те далекие дни, когда Божий мир не принято было искажать «своим видением», чрезмерная игра со светом и тонами могла довести почти до сумасшествия, чем и был болен умирающий художник.
А что же Сибелиус? А то, что и его, как Куинджи, после сорока лет оставила муза. Причем, покинула как раз накануне того, как он взялся за свою 10-ю Симфонию в полной уверенности, что напишет ее так же плодотворно, как и девять предыдущих. Вначале Сибелиус думал, что это явление временное и уехал на Север, в Лапландию, где у него был большой дом среди тиши вековых сосен. На втором этаже дома стоял рояль, и композитор периодически подходил к нему, стараясь вызвать в себе вдохновение.
Так продолжалось почти пятьдесят лет, поскольку крепкий финн прожил 92 года и умер в близком нам 1957 году. К нему часто приезжали друзья, проводили много времени в доме, общались с радушным хозяином на разные темы. Только одной темы нельзя было касаться в доме – музыки.
Порой жена Яна Сибелиуса слышала наверху жуткие грохочущие звуки – это ее муж в отчаянии стучал по клавишам, пытаясь вызвать дух десятой симфонии, но тщетно – она так и не пришла к нему. Однако это не мешало ему спокойно жить. Он не сошел с ума, не покончил с собой и порой заседал в различных собраниях.
А несколько ранее, в России, в 1842 в семье обедневшего грека родился Архип Куинджи, будущий великий живописец. Он рос в нужде и прошел весь нелегкий путь от подмастерья до настоящего мастера. Талант Куинджи раскрылся быстро и картины его получили всеобщее признание. Но подлинным триумфом стала «Лунная ночь на Днепре», выставленная единственным экспонатом на выставке в Петербурге в 1880 году. Многие были уверены, что луна на полотне подсвечивается с обратной стороны лампочкой – настолько световая иллюзия была полной. К дому на Большой Морской, где выставлялась картина, стояли толпы народа, а бедный художник устал показывать картину изнанкой, доказывая, что лампочки нет. Кстати, картина висит сейчас в Третьяковке, и за сто с лишним лет не потеряла красок, в отличие, скажем, от картин Врубеля, которые довольно быстро «умерли» (не выдерживает холст демонов).
А дальше произошло то, чего не ожидал никто. Начиная с 1882 года художник перестал выставляться и на долгие тридцать лет, вплоть до самой смерти, затворился в своей мастерской. Его лира изменила ему, вдохновение покинуло мастера и ему стала неподвластна та утонченная игра света и тени, которые он изучал много лет. Нет, он продолжал писать и в начале двадцатого века позвал самых близких ему друзей, открыв перед ними свою мастерскую и написанные в этот период работы.
Это было тяжелое зрелище. В погоне за вдохновением художник менял цвета, снег у него становился зеленым, небо – красным, деревья синими. Что-то жуткое было в это какофонии цветной гаммы. По молчанию собравшимся он всё понял и больше уже никогда никому не показывал свои работы. Умирал он тяжело, пытался покончить с собой, очевидно, мучился творческой апатией и окончил дни свои, как и Толстой – в 1910 году. Это сегодня холсты Куинджи периода затворничества пошли бы на «ура» среди модернистов, но в те далекие дни, когда Божий мир не принято было искажать «своим видением», чрезмерная игра со светом и тонами могла довести почти до сумасшествия, чем и был болен умирающий художник.
А что же Сибелиус? А то, что и его, как Куинджи, после сорока лет оставила муза. Причем, покинула как раз накануне того, как он взялся за свою 10-ю Симфонию в полной уверенности, что напишет ее так же плодотворно, как и девять предыдущих. Вначале Сибелиус думал, что это явление временное и уехал на Север, в Лапландию, где у него был большой дом среди тиши вековых сосен. На втором этаже дома стоял рояль, и композитор периодически подходил к нему, стараясь вызвать в себе вдохновение.
Так продолжалось почти пятьдесят лет, поскольку крепкий финн прожил 92 года и умер в близком нам 1957 году. К нему часто приезжали друзья, проводили много времени в доме, общались с радушным хозяином на разные темы. Только одной темы нельзя было касаться в доме – музыки.
Порой жена Яна Сибелиуса слышала наверху жуткие грохочущие звуки – это ее муж в отчаянии стучал по клавишам, пытаясь вызвать дух десятой симфонии, но тщетно – она так и не пришла к нему. Однако это не мешало ему спокойно жить. Он не сошел с ума, не покончил с собой и порой заседал в различных собраниях.
Как-то Раневскую спросили, чего нет сейчас в современном театре. Старуха сделала большие глаза и по слогам прошептала: «Тре-пе-та!»
Думается, она имела в виду тот трепет, который рождается от «Божественного глагола». Оттого мне и кажется, что судьбы этих двух людей, несмотря на их разную трагичность и разный исход, обе могли состояться только в том веке, где самыми важными были «И Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь».
