В самом начале нынешней осени наш журнал принял участие в работе юбилейного Международного литературного Волошинского конкурса (в рамках симпозиума «Волошинский сентябрь»). Сопричастность «Фомы» была обозначена номинацией, выраженной строчкой поэтического крымского патриарха из стихотворения «Дом поэта», написанного в 1926 году, в Коктебеле: «Для этих слов тесна моя гортань…».
Хорошо помню, как вместе с президентом Фонда «Волошинский сентябрь», поэтом и одним из авторов наших «Строф», Андреем Коровиным, мы выбирали эту строку поэта, снабжали ее подзаголовком поэзия одухотворенного слова, и наблюдали постепенное заполнение таблицы голосования. Перед выездом победитель определился.
С того самого дня я, как написал в одном письме художник Илья Репин, ожидая к себе в гости Шаляпина, «пасхально ликую». Что, правда, не отменяет и некоторого смущения: автор пятнадцати стихотворных книг, поэт Надя Делаланд (это поэтическое имя Надежды Черных) пока еще ни разу не публиковала своих стихов в «Новом мире».
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
В первый же день фестиваля я оказался на поэтическом вечере, где читала свое и Надя.
Я слушал ее чтение впервые и оказался заворожен — и музыкой этого поэтического мира, и его причудливо «смещенным» словарем, и какой-то удивительно доверчивой оптикой взгляда, едва ли не «детской». А еще — тем, что ушедший от нас недавно Эмиль Сокольский (в книге Делаланд «Голоса в голове» напечатано поэтическое поминание яркого критика) назвал «удивительной взволнованностью, которая словно бы хочет сама себя немного успокоить, убаюкать, — зная, что если это и поможет, то ненадолго…»
Стихи, с которыми вы сейчас встретитесь, Надя читала и в Калининграде. Два из них — на награждении. Сегодня я заглянул и в популярную интернет-энциклопедию. Поверьте: тамошняя статья о поэте, прозаике, психологе, филологе и основательнице того, что в сети называют терапевтическим арт-проектом «Делаландия», читается как роман.
* * *
Господи я твое животное овча не холодна и не горяча не остави меня не отврати потерпи потерпи мою глупость и леность мое «купи» на полу супермаркета мое несмешное «дай» побудь со мной рядом всегда всегда не отходи от меня пожалуйста жди держи меня за руку держи держи или за шкирку за шарфик за воротник полезу в розетку шлепни но не коротни и когда я Тебя увижу выйдя на яркий свет кинусь к Тебе навстречу жмурясь и хохоча ткнусь в Тебя лбом как мой кот мол привет привет привет Ты мне скажешь привет овча
* * *
прости не кормила Твоих голубей их клювы смотрящие из ожиданья они сразу всё поняли и продолжили есть «лошадиный суп» с дымящегося люка забыв обо мне но я о них помнила стоя на мёрзнущей платформе рядом с танцующими от холода девушками смеющимися и думала об анекдоте про тумбочку в которую и из которой приходят деньги и думала про птиц не заботящихся о пропитании и думала о себе не позаботившейся о птицах
* * *
О, выправи мне слово, логопед, пока седлает осень лисопед и, как лиса, летит к опушке леса, роняя листья — хрустки и сухи, мне кажется, что я пишу стихи (о, как ни назови их — будет лестно!). Я все еще крапива красотой осенней, засыпающей, вон той — небесной, упоительно закатной. Как будто бы я тоже ухожу… Нет, еду, еду, рук я не держу, смотри, он сам везет меня обратно! Впадая в прелесть легкого письма, любуюсь тем, как красная тесьма кленовой строчки прилегла уютно, как все совпало точно и само всей радостью везет меня домой, мы едем-едем, ангелы поют нам.
* * *
О, осенью дома становятся прозрачны, и листьями летят куда-то от земли, и ветками поют в огне, и неделим их голос ноябрячий. Как хорошо, скажи, что и у нас есть дом, пусть он вот так же вдруг однажды уфигачит куда-то далеко, но ведь и мы прозрачны, живем давно с трудом.
* * *
Матушка Матронушка исцели мою жизнь всю целиком и каждую часть руку на голову положи угаси огневицу укроти страсть очередь вьется солнце светит насквозь ты меня видишь до самого дна каждая сросшаяся неудачно кость жизни моей на свету видна нужно ломать и заново чтоб срослось будет болеть будет страшная боль выступят слезы и в апофеозе слез Бог
* * *
За это время я успела родить детей, привыкнуть к своему лицу, понять, что душераздирающая жалость — единственная верная любовь, узреть, что я беспомощна, что Бог нас не оставит, но и не поможет взойти на этот холм, откуда свет всё сделает понятным и прощенным. Не много, но надежда остаётся, и радость происходит и дышать, и всякое дыханье…
* * *
в раненом луче шестикрылатые многоочитые возвышаются пернатые вразнобой моргающие певчие шепчущие свой священный перечень нот на проводах на фоне синего нежные и сильные красивые помолитесь обо мне у Господа в горсаду вполголоса
* * *
тайно мерцая в сутолоке дня Бог посетил снегопадом меня — внятно и вдумчиво молча бело весь черновик занесло замело смыло и свежестью и молоком пахнет сквозь щели дышать на балкон так бы весь воздух вдохнуть и лететь есть и похрипывать смерть или снедь снег одному ему снегу во сне снится в себя углубившийся снег горы сугробы река берега снéга снегá надо мной и — ага там где нога и ступала и не — там Он вдвойне
