Год назад, 9 августа, не стало Петра Фоменко. «Генералиссимус режиссуры», «выдающийся режиссер мира» – критики, зрители и друзья не жалели восторженных эпитетов ни при его жизни, ни после его ухода. О нем еще будут писать книги и диссертации. Еще предстоит осмыслить это явление в отечественной культуре, имя которому – Петр Фоменко. Не претендуя на глубокий анализ его жизни и творчества, хочется вспомнить то, чему была свидетелем…
Вечный странник
1995–й год, традиционный вечер встречи выпускников Московского педагогического института им. В.И.Ленина. Ведущие: поэт и бард Юлий Ким и учитель, директор школы Семен Богуславский – приглашают на сцену Петра Фоменко. «У меня в жизни было много школ. Я учился во МХАТЕ, в музыкальном училище им. Ипполитова–Иванова, в ГИТИСе. И всё-таки дороже МГПИ у меня ничего в жизни не было. Я попал сюда, не скрою, не от хорошей жизни. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Это удивительное место. МГПИ всегда был истинно демократичным, и в нём нашли пристанище многие люди, которым негде было притулиться всю жизнь. Его всегда отличал дух приятия, дух странноприимного дома — странного не от слова "странность", а от того, что он принимал странников. Эти странники остались верны не просто абстрактной педагогике. У них есть желание связать времена, передать что-то и оставить…»
Большую часть своей жизни Петр Фоменко странствовал. «Меня отовсюду выгоняли за мои идеи», – признавался Петр Наумович. Из Школы-студии МХАТ его исключили за хулиганство. Сейчас бы сказали: креативный флеш-моб. Перекрыл аптечными пузырьками движение по улице Горького напротив Телеграфа. После чего оказался в МГПИ, где вместе с будущими поэтами и бардами Юрием Визбором, Юрием Ряшенцевым, Борисом Вахнюком, актером Владимиром Красновским, журналистом Максимом Кусургашевым ставил знаменитые капустники–обозрения. «Какая радость была играть в ансамбле! – вспоминал Петр Наумович. – Мы были профессиональные иронисты. Но мы были и дилетанты. И путешествие этих дилетантов доказало, что дилетантизм очень важен для профессионалов… Мне кажется, что самодеятельность и авторская песня не может существовать без истинного дилетантизма, когда нет искусственных, фальшивых понятий об уровне произведения, а есть необходимость высказаться — музыкально, поэтически. И мне кажется, что дилетантизм, который есть и в наших обозрениях, и в ранних песнях — залог и профессионализма, и долговечности подчас».
Уже тогда Фоменко проявил себя незаурядным режиссером и актером. Репетировал после лекций пушкинского «Каменного гостя» (много лет спустя он поставит его во Франции), «Отелло» Шекспира. Закончив МГПИ и получив-таки театральное образование в ГИТИСе, Петр Наумович организовал свою театральную студию «Татьянин день» при Доме культуры МГУ на Ленинских горах. А параллельно ставил в Театре на Малой Бронной спектакль «Как вам это понравится?» по пьесе Шекспира с музыкальными номерами Юлия Кима. По мотивам этого спектакля в ДК МГУ на Моховой была показана театрализованная сюита, на которую, как вспоминал Юлий Ким (он был женат на дочери известного правозащитника Петра Якира, и тот пришел посмотреть постановку), «пришла половина диссидентов Москвы, а за ними – чекисты, которые за ними ходили. Никаких речей не было. Пропели, рассказали сказочку Шекспира – и всё! Но это было воспринято как антисоветское сборище, тщательно подготовленный заговор Якира, Кима и Фоменко…» Спектакль был запрещен, а заодно закрыли и студию Петра Фоменко… В 81-м Фоменко с Кимом вернулись к шекспировской пьесе и поставили её в Ленинградском театре комедии, где работал тогда Петр Наумович. Теперь под названием «Сказка Арденского леса». А в 2008-м возродили ее уже с «фоменками» в его Мастерской.
Но тогда, в 60-е, Петр Фоменко подвергался прессингу партийных идеологов и жил в постоянном стрессе. В 66-м запретили его спектакль «Смерть Тарелкина» в Театре им.Маяковского. В 69-м не допустили к премьере «Новую Мистерию-Буфф» в Театре им.Ленсовета. Фоменко стал фактически безработным. Пришлось уехать в Тбилиси, где он два года работал в драмтеатре им.Грибоедова. К этому времени относится одна из многочисленных историй–баек о Петре Фоменко. Однажды он с компанией коллег ужинал в ресторане ВТО. Какой-то человек, узнав в них актеров, стал угощать компанию за свой счет. В разгар веселья этот человек влез на подоконник, нависающий над пропастью, и предложил выпить за Сталина. «И если кто-то не выпьет, я брошусь вниз». «И в общей тишине, – рассказывал Юрий Ряшенцев, – Петя ставит стакан на стол: "Прыгай, идиот". Тогда этот человек наклоняется и прыгает... в комнату: "Фиг с ним, выпьем за Ивана Грозного". В этом — весь Петька».
«Люблю просто работать…»
Даже в застойные годы, под бдительным оком цензуры он много успел сделать. Потрясающий телефильм «На всю оставшуюся жизнь» по повести Веры Пановой «Спутники» – о санитарном поезде времен Великой Отечественной. Для этого фильма он вместе с сыном Пановой, Борисом Вахтиным, написал пронзительную песню и спел ее за кадром. Может, картина стала такой пронзительной, потому что Фоменко всегда помнил об отце, погибшем на фронте в 43-м, и бесконечно чтил маму – военного врача… Художественных фильмов у Фоменко всего три – но какие! «Почти смешная история», «Поездки на старом автомобиле»… А его телеспектакли, особенно по «Повестям Белкина» Пушкина, заслуживают отдельного исследования… На спектакли, которые он ставил со своими студентами, составившими костяк его легендарной уже Мастерской, билеты бронировались чуть ли не за год. Зрелище стоило того: и «Волки и овцы», «Война и мир», «Три сестры», «Одна абсолютно счастливая деревня»… С середины 90–х на Фоменко обрушилась лавина театральных премий. Но сам он упорно не желал становиться медийным лицом. «Мне нравится работать без всяких этих славословий. Как и многие из нас, я хлебнул очень много горестей, было и признание, как в последние годы. Мне все–таки кажется, что лучше просто работать, и я рад, что работы у меня много. Вот только сил мало…»
«Я столько раз умирал…»
Он был парадоксальным и непредсказуемым во всем: в быту, в театральных своих постановках. Его спектакли наполняли душу светом, заставляли мысль работать. Он словно бы преобразовывал пространство – во имя красоты, любви, мудрости. Он был сам очень мудрым, тонким, благородным. Внимательным к людям. Он был, как сказал Ряшенцев, подчеркнуто, старомодно галантен и в наше безумное время сохранял память о старой культуре. И при этом был последовательно, четко непримиримым к пошлости и подлости. И ничего не боялся. Даже смерти. «А чего ее бояться? Я столько раз умирал... Живу сверх нормы, на халяву. Мальчишкой, в 43-44 годах, пережил последнюю бомбежку Москвы. Я ночевал тогда у мамы, в лазарете, так меня сбросило с дивана, контузило — такой был удар! С тех пор я потянулся к театру. Что вы смеетесь? Это правда, ведь в театр только сумасшедшие идут...»
Цветы для Петра Фоменко
Приятельница Фоменко по МГПИ Елена Дворцова рассказывала, как однажды они с Петром Наумовичем допоздна бродили по Москве. У какой-то станции метро увидели женщину с маленьким ребенком, продающую ночные фиалки. Цветы никто не брал, и Петр Наумович подошел и купил у нее всю охапку. И отдал Дворцовой.
И вот через десяток лет мы идем с ним по Арбату. Навстречу бросается женщина со взрослой дочерью, видимо, преданные зрители: «Петр Наумович, спасибо вам за ваши спектакли!» У дочери в руках цветы. Она секунду медлит и вдруг протягивает букет Фоменко: «Возьмите, пожалуйста!» И он, старомодно поклонившись, бережно принимает эти цветы.
Фото ИТАР-ТАСС
