В одной из ключевых сцен фильма, который стал знаковым для нескольких поколений, умирающий герой что-то шепчет. Годами зрители считали, что это бессвязный бред умирающего. Но мы расслышали слова. И они нас поразили. Но об этом — в конце нашего эссе. Потому что сначала важно рассказать о предыстории.
Фильм Василия Шукшина «Калина красная» вышел на экраны в 1974 году. Над ним рыдали все — от рабочих заводов до партийных аппаратчиков. Судьба главного героя Егора Прокудина оказалась близка миллионам очень разных людей. Как это возможно? Как это возможно в том смысле, что перед нами вор-рецидивист, то есть совсем не тот герой, с которым зрителям хочется себя соотносить? Тем более, таким разным зрителям…
Может, дело в том, что круг вопросов, которые Егора беспокоят, — это те же вопросы, которые рано или поздно возникают в голове практически каждого человека. Про что моя жизнь? Есть ли в ней смысл? Есть ли в ней место радости? Что это за радость и где её искать? Что внутри меня так болит, если физически вроде всё в порядке?
Сложность этих вопросов в том, что ответы на них не найти в просто социальной жизни, даже самой насыщенной. Эти вопросы другой природы — если называть вещи своими именами, они из области отношений человека с Богом. Но как раз вот с этим в социальной реальности советского времени были большие проблемы.
«Калина красная», напомним, фильм 1974 года. Это время, когда в официальной жизни страны Бога давно вынесли за скобки. Храмы разрушены, святыни поруганы. Верующих людей уничтожали сначала Ленин, потом Сталин, потом Хрущёв пообещал показать по телевизору «последнего попа». В «Калине красой» эта драма выражена в нескольких кадрах. Когда Егор плывёт на корабле по Шекснинскому водохранилищу, мы видим посреди воды разрушенный и затопленный храм Рождества Христова в Крохино. Когда после встречи (или вернее — невстречи) с матерью Егор рыдает на холме и фактически приносит покаяние за всю свою жизнь — мы тоже видим на заднем плане обезглавленный и поруганный храм. Вот она, казалось бы, смысловая вертикаль, вот храм, вот куда бежать с этим криком от земли к небу — но вертикаль эта отрезана и заколочена досками. Туда нельзя. Стой где стоишь. И вот они проклятые вопросы, и покаяние — а идти со всем этим… некуда.
Многие люди в то время искали и находили ответы на вопросы о смысле жизни в идее светлого будущего и коллективном труде. Но такой путь не для Егора. Мы в самых первых кадрах фильма видим, что это человек, который не умеет петь строем и ходить хором. Говорят, Шукшин даже намеренно гипертрофировал эту коллективную часть советской жизни, но не в этом дело. Егору действительно мало того горизонтального, социального измерения, которое предлагает советская концепция построения земного благоденствия. Вполне возможно, потому он и примыкает в какой-то момент к шайке воров: это хоть какая-то альтернатива официальной реальности. Но этот путь оказывается самообманом. Таким же самообманом окажется и так называемый разврат, которому Егор спешит предаться, когда на пару дней вырывается из-под опеки Любы Байкаловой. Нет для Егора очевидного ответа, куда ему деться со всем этим клокочущим внутренним миром.
Конечно, духовная жизнь и в советское время была, и кое-где были уцелевшие храмы, и в некоторых были священники… Но чтобы живя в колхозе всё это найти — нужно было предпринять большое усилие или иметь такой колоссальный внутренний запрос, что само сопротивление среды отступает. Возможно, этим Егор и оказался так близок миллионам людей… Таким же как он: с вопросами — и без ответов. Говорят, таким человеком был и сам Шукшин, автор сценария, режиссёр и исполнитель главной роли в «Калине красной».
Но смотрите, какой интересный момент. Распространено мнение, что Егор Прокудин так и умирает как блудный сын, не дошедший до дома. Он ведь не вернулся к матери и не нашёл Небесного Отца. Вместо этого он, как порой утверждают, сам пошёл на пулю, то ли по неосторожности, то ли от безысходности… Однако отношения человека с Богом не подчиняются земным законам. И даже там, где храмы обезглавлены и очевидным образом отрезана вертикаль — та самая духовная вертикаль, духовное измерение, в котором только и можно найти ответы на проклятые вопросы, — даже там выход всё равно возможен. Чем сильнее внутренний запрос человека, тем более явно Бог выходит ему навстречу.
Причём для окружающих это может быть вообще не очевидно — настолько неочевидно, что мы, кажется, проглядели в «Калине красной» один принципиально важный момент. Который все эти годы был у нас перед глазами.
Помните эпизод, почти в самом конце фильма, когда Егор умирает у Любы на руках? Он сначала просит её не плакать, она говорит: я не плачу, а он ей: я же слышу, и на лицо капает… Потом он ей говорит про деньги: у меня там в выходном костюме деньги, раздели с мамой. А потом… Шукшин переходит на шёпот, даже как бы бормотание, и со стороны кажется, что он бредит. Но он вовсе не бредит в этот момент! Напротив, он говорит потрясающие слова. Но расслышать их зрителю — невероятно трудно. И все же, несколько раз промотав эту сцену туда и сюда, эксперт Академии журнала «Фома» Алла Митрофанова смогла это сделать.
Итак, вот что Егор говорит:
Возьми деньги, раздели с мамой. Я потом приду к вам. Он не злой старик, я Его знаю. Его мама во сне видела. Он ей всё написал, только она читать не умеет
Понимаете, здесь ведь… про встречу с Богом. Открытым текстом. «Он не злой старик, я Его знаю. Его мама во сне видела. Он ей всё написал, только она читать не умеет».
То есть умирающий Егор рассказывает Любе и всем нам о Боге, Которого на самом деле и искал всю свою жизнь и не мог найти, но Бог — вышел ему навстречу. И оказалось, что Егор Его знает!
Что это меняет в жизни Егора? Да уже ничего… Ведь эта жизнь угасает у нас на глазах. А что это меняет для жизни Егора в вечности — да вообще всё! «Помяни меня, Господи, когда будешь в Твоём Царстве», — говорит Христу разбойник, распятый рядом с Ним на Голгофе. Ныне же будешь со Мною в раю, — отвечает Христос.
В повести «Калина красная», которую Шукшин написал незадолго до съёмок, этого момента нет. Да и не факт, что при отборе материала его пропустила бы цензура… Вполне возможно, эти слова родились у Шукшина прямо на съёмочной площадке. Работа над фильмом была крайне тяжёлой, стоила Шукшину остатков здоровья, и скончался он через полгода после того, как картина вышла на экраны.
Может быть, эти слова Егора — ответ и на поиск самого Шукшина? И его личный опыт? И его собственный прорыв в то вертикальное измерение, которого ему так не хватало?..
