«Чаю воскресения мертвых»: несбыточные надежды или ожидание неизбежного?

Смерть отвратительна, потому что она абсурдна; неужели все, что есть у человека, — это прожить какое-то время и навсегда погрузиться в небытие?

Читая воспоминания людей, живших в прошлые века, переживаешь странное чувство: эти люди жили, страдали, надеялись, добивались чего-то — а теперь все они мертвы. В наше время мы можем видеть лица людей, умерших не так давно, и слышать их голоса — на кинопленке, если речь идет об актерах, а с тех пор как видеосъемка стала доступна обычным людям — и на записях, которые хранят родные, или ученики, или прихожане покойных. Что с ними сейчас? Где они? И где окажемся мы сами?

В советские годы нас всех настойчиво учили, что смерть — это окончательное небытие, и потому нам предлагалось утешаться светлым будущим всего человечества. Хотя было ясно, что и в этом светлом будущем люди будут умирать. Собственно, любые обещания прогресса, какими бы увлекательными они ни были, не отменяют того очевидного факта, что люди продолжат умирать, а те, кто уже умерли, так и не увидят «это время прекрасное».

Смерть вызывает отвращение и страх не только — и не столько — потому, что мы обладаем инстинктом самосохранения. Мы обладаем гораздо более глубокой потребностью  — потребностью в смысле. И смерть отвратительна, потому что она абсурдна; неужели все, что есть у человека, — это прожить какое-то время и навсегда погрузиться в небытие? Мы инстинктивно верим в то, что и у мироздания в целом, и у отдельной человеческой жизни есть цель, предназначение — и что же, это предназначение сводится к тому, что сознание человека навсегда угаснет, а вся его любовь и надежда, мечты и устремления кончатся ничем? Мы ожидаем справедливости — чтобы жертвы были утешены, а злодеи наказаны, но смерть подводит итог, в котором нет ни награды праведности, ни кары беззаконию.

Некоторые полагают, что люди придумали себе веру в посмертное бытие, чтобы как-то утешиться перед лицом неизбежной горечи и абсурда смерти. Нам, пережившим эпоху тотального атеизма, это может казаться правдоподобным. Но если мы поднимем голову и окинем взглядом более широкую перспективу — другие века и другие культуры — мы увидим, что оказались в почти исключительном положении. Во всех культурах: от Китая до Месоамерики, от Междуречья до Черной Африки — люди верили и верят в то, что человеческая личность продолжает существовать и после физической смерти. Убеждение Базарова из тургеневских «Отцов и детей» в том, что «закопают — лопух вырастет», является редким и странным отклонением.

Вера в личное бессмертие является чем-то глубоко естественным для человека. Даже древнейшие человеческие захоронения, обнаруженные археологами, позволяют четко отличить самых примитивных людей от самых высокоразвитых обезьян. Во-первых, люди (начиная уже с неандертальцев) погребали своих умерших с явными изъявлениями веры в загробную жизнь, во-вторых, они заботились о больных или искалеченных членах племени. Каковы были религиозные представления людей в дописьменную эпоху, судить очень трудно; но когда появляется письменность, мы встречаемся уже с очень сложными и подробными представлениями о посмертии. Вера в жизнь за гробом не была для людей великих цивилизаций древности чем-то неясным и туманным — они относились к ней настолько серьезно, что вкладывали огромные усилия в подготовку к путешествию в потусторонний мир. Знаменитые египетские пирамиды были именно гробницами, и, как нам известно, любой египтянин, который был в состоянии себе это позволить (это стоило очень недешево), заказывал себе экземпляр «Книги мертвых» — руководства, которое должно было помочь ему преодолеть все ловушки посмертного путешествия и достигнуть блаженной жизни в стране мертвых. На другом конце мира, в Тибете, над умирающим (или недавно умершим) человеком читали (и читают до сих пор) «Бардо теол», текст, который иногда по аналогии с египетским текстом называют «Тибетской книгой мертвых». В этой книге человеку тоже пытаются дать инструкции о том, как вести себя после смерти.

Сами представления о посмертии, разумеется, значительно отличаются в разных культурах, однако антропологи отмечают ряд общих деталей, которые невозможно объяснить заимствованием.

Предполагают, что их источник — околосмертный опыт, когда сознание человека, пребывающего на пороге смерти, покидает тело и он видит его со стороны. Этот опыт отмечается и в наше время, особенно в связи с развитием реанимации. Было бы ошибкой делать из этого опыта (всегда крайне непродолжительного) какие-то богословские выводы, но свидетельства людей, его переживших, производят глубокое впечатление.

Верую во единого Бога

Итак, нельзя сказать, что о существовании жизни после смерти мы узнаем только из Библии — такова общечеловеческая интуиция. Но библейская традиция позволяет увидеть ее с другой стороны. Мир язычников был населен множеством богов и духов, конфликтующих и конкурирующих между собой. Все эти существа были могущественны, но не всемогущи, ибо они сами были подчинены некоей стоящей над ними реальности, которая существовала до них и независимо от них. Язычники могли называть эту реальность по-разному — судьбой, или кармой, или как-то еще. Она представлялась безличной, и к ней бессмысленно было обращать мольбы. Однако в определенный момент в человеческой истории произошло то, что религиоведы впоследствии назовут «монотеистической революцией»: на исторической сцене появился народ, исповедующий веру в единого Бога.

Этот Бог не был одним из богов, или стихий, или сил, действующих в мире; Он открылся как Творец неба и земли, Который создал и поддерживает в бытии каждую пылинку этого мироздания. Рассказ о творении, которым начинается книга Бытия, являет собой разительный контраст с языческими мифами о происхождении мира. Если у языческих соседей древнего Израиля творение начинается с битвы богов, яростного конфликта, то в книге Бытия мы видим одного Бога, которому не с кем сражаться за власть — Он с самого начала является безусловным Владыкой. Если в «Энума элиш» — вавилонском мифе о творении — бог Мардук создает мир из тела убитого им чудовища Тиамат, то Бог Библии просто говорит: «Да будет..». Если в языческих мифологиях люди созданы во вполне утилитарных целях — чтобы работать на богов и приносить им жертвы, — то в Библии человек создан «по образу Божию» и поставлен владыкой над тварным миром. Если языческие боги внеморальны (то есть не то чтобы специально злы, просто соображения морали их не заботят), то Бог Библии нравственно благ и требует нравственного поведения.

Весть библейских пророков была ошеломляющей: у мироздания и всего в нем есть подлинный Владыка, Тот, по Чьей воле восходит солнце и растут деревья. Высшей реальностью является не безликая судьба — но Бог, к которому можно обратиться на «Ты»: Ты слышишь молитву; к Тебе прибегает всякая плоть (Пс 64:3).

Но людям Библии открылась еще более поразительная истина: Бог — не далекий управляющий, вроде царя, живущего в своем дворце, вдали от подданных; Он знает каждого из людей, которых создал, в лицо и по имени; Он ближе к каждому из нас, чем мы сами.

Как говорит об этом псалмопевец: Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было (Пс 138:15-16).

Вера в Бога неизбежно ставила перед людьми вопрос: оканчивается ли замысел Бога о человеке на смерти? Создан ли человек для того, чтобы прожить какое-то время, а потом навсегда исчезнуть, как будто его и не было? Интересно, что в Ветхом Завете мы не находим описаний посмертной участи, обычных для других традиций. Бог как будто ограждает свой народ от неверных (или неточных) представлений о посмертии, чтобы предложить нечто иное — нечто гораздо более великое, очертания чего начинают проступать уже у пророков.

Соблазн гностицизма

Чтобы понять отличие библейского взгляда на посмертие, нам понадобится рассмотреть одно представление, которое искушало людей в библейские времена и искушает сейчас. Во времена раннего христианства оно получило наименование «гностицизм» (от греч. «гнозис» — знание). Название это утвердилось из-за того, что приверженцы гностицизма претендовали на знание неких небесных тайн; но что было особенно неприемлемо в глазах христиан — гностики считали сам по себе материальный мир чем-то плохим. Материя, согласно их представлениям, была чем-то изначально злым, порочным, не имеющим отношения к истинному Богу, а создана она была неким «демиургом» — божеством низшего уровня. По мнению гностиков, задача религиозной жизни состояла в том, чтобы освободиться от пут материальности и обрести истинную жизнь в чисто духовном мире. Такой взгляд приводил либо к крайним, экстремистским формам аскетизма (поскольку телесную природу надлежало отвергать и подавлять), либо, напротив, к безудержной распущенности (неважно, что вы делаете со своим телом, поскольку значение имеет только дух).

Гностицизм в истории христианского мира возвращался вновь и вновь — такие еретики, как богумилы или катары, воспроизводили все тот же гностический взгляд на материю и на чисто духовное спасение. Но и в христианской среде появлялись гипераскетические тенденции, рассматривавшие, например, супружество или употребление животной пищи как препятствия к спасению. Церкви приходилось специально выступать против них: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина удаляется от брака и мяса и вина не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил их, и таким образом хуля клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен из священного чина и отвержен от церкви. Такожде и мирянин» (51-е Апостольское правило).

В чем же секрет привлекательности гностицизма? Почему люди вновь и вновь то и дело впадают в него?

Тому есть серьезные причины. Безусловно, у нас сложные взаимоотношения с нашими телами и с материальным творением вообще. Наши желания находятся в большом беспорядке, и мы часто делаемся ареной своего рода внутренней гражданской войны между нашими влечениями, с одной стороны, и совестью (и элементарным благоразумием) — с другой. Тело также часто является источником немощи и боли — только вы соберетесь поразмыслить о возвышенных, духовных предметах, как вас (о злая ирония!) хватит расстройство желудка или приступ зубной боли. Земля произращает терния и волчцы, происходят землетрясения и цунами, да и, говоря о вещах не столь трагических, комары совершенно не склонны признавать в нас царей природы.

Поэтому так соблазнительно поверить, что материальный мир — это в принципе дурное, отвратительное место, из которого надо бежать при первой возможности, навсегда переселившись  в мир блаженных духов, у которых никогда не болят зубы — за неимением зубов и материальных тел вообще.

Нередко даже верующие христиане представляют себе посмертие как вечное пребывание в духовном мире — так что даже бывают удивлены, узнав, что Священное Писание и Церковь учат другому. Чему же они учат?

И на земле, как на небе

Мы действительно переживем какой-то период пребывания вне тела. Писание не говорит о нем подробно, но все же что-то мы знаем. Из Библии следует, что душа продолжает свое существование после физической смерти, при этом для одних людей (как для Лазаря из притчи — см. Лк 16:19–31) это существование будет утешительным, для других же (как для богача из той же притчи), напротив, весьма горьким. Люди в этом состоянии что-то знают о происходящем на земле — тот же богач просит о своих живых братьях, а в книге Откровения (см. 6:10) мы читаем, как святые, пребывая на небесах, молятся о событиях, происходящих на земле. Но Писание очень ясно говорит о том, что это — не окончательное состояние. В Символе Веры мы поем не «чаю вечного пребывания на небесах», но «чаю воскресения мертвых».

Бог вернет нас к жизни в преображенных, исцеленных и прославленных, но в несомненно материальных телах. Пророчества об этом есть уже в Ветхом Завете: Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя — роса растений, и земля извергнет мертвецов (Ис 26:19).

Святой Апостол Павел указывает на воскресение Христа как пример того, что произойдет с нами: Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, [так] через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его (1 Кор 15:20–23). Вера в воскресение (а не в чисто духовное бессмертие) — не какая-то необязательная деталь, а необходимое следствие всей библейской картины мира.

Евангелия подчеркивают, что воскресший Христос — не призрак, не дух, Он обладает вполне материальным телом: Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня (Лк 24:39).

Бог создал материальный мир и любит его. Псалмы — древние молитвенные песнопения, вошедшие в Библию, — постоянно восхваляют и благодарят Бога за вполне материальные вещи: солнце, луну и звезды, деревья и животных, дождь и снег, хлеб и елей. Господь Иисус говорит о том, что Отец одевает лилии полевые, повелевает солнцу Своему светить на злых и добрых и посылает дождь на праведных и неправедных (см. Мф 6:28, 5:45). То, что мы пребываем в материальных телах, — не какой-то недосмотр и не катастрофа (как полагали гностики). Таков изначальный замысел нашего Создателя. Тварный мир глубоко поврежден грехом; но это тяжело раненное мироздание остается Божиим творением, и Бог собирается исцелить его, а не уничтожить. В жизни будущего века у нас действительно не будут болеть зубы — но не потому, что у нас не будет зубов, а потому, что у нас не будет кариеса.

Эвакуация или освобождение?

Время от времени приходится слышать сообщения о культах, которые можно назвать «эвакуаторскими»: — этот мир будет уничтожен, а вам предлагается занять место в спасательных звездолетах, которые вывезут вас отсюда. Иногда речь вполне буквально идет о звездолетах, якобы обещанных лидеру культа дружественными инопланетянами, иногда — о бункере или землянке, куда надо залезть, ожидая конца света. Все они говорят о том, что этот мир полностью обречен, и спасение будет состоять в том, что некоторых из нас из него вовремя эвакуируют.

К сожалению, подобные чуждые церковному учению представления могут появляться и в среде христиан: наша земля-де обречена, но если мы будем вести себя правильно, то нас отсюда заберут.

Верные в этом случае будут выглядеть как армия, проигравшая войну, — территория достается врагу, а за остатками разбитых христиан прилетает вертолет, чтобы снять их с крыши здания, по лестницам которого уже грохочут сапоги победоносного неприятеля.

Иногда такие представления связывают с повествованием о Ноевом ковчеге, но в истории Ноя речь идет совсем о другом. Ной с семейством, проведя какое-то время в ковчеге, потом высадился на землю, которая была очищена, а вовсе не уничтожена!

Бог не собирается отдавать землю силам зла и разрушения — Он собирается погубить губивших землю (Откр 11:18), а не погубить саму землю. Представьте, что ваш дом, который вы построили и любите, захватили разбойники. Вы ведь не станете разрушать дом — вы сразитесь с разбойниками, вышвырните их вон, а потом устроите генеральную уборку и ремонт, чтобы привести дом в порядок. Именно так поступит Господь, — говорит Писание. Мы верим в Господа Иисуса Христа, «паки грядущаго со славою судити живым и мертвым», а не просим Его «навсегда эвакуировать нас из этого ужасного места».

Наступит день, когда Господь во славе придет на землю, чтобы совершить суд и спасение, и мертвые воскреснут. Слово «суд» для нас имеет негативный оттенок, но в Библии — это невероятно радостное событие; вот как его описывает псалмопевец: Да веселятся небеса и да торжествует земля; да шумит море и что наполняет его; да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные пред лицем Господа; ибо идет, ибо идет судить землю. Он будет судить вселенную по правде, и народы — по истине Своей (Пс 95:11–13). Огонь суда Божия очистит, а не уничтожит землю. Да, многое будет уничтожено — то, что было построено в противлении Богу, на ложных и фальшивых основаниях.

Не всех это обрадует: те, кто строил свою жизнь на обмане, алчности и гордыне, воспримут этот день с ужасом, но для тех, кто смиренно уповал на Бога и хранил Его заповеди, это будет день освобождения.

Спасенное творение

В одной из самых трагических книг Библии — книге Иова — есть удивительные слова, которые произносит измученный, почти изверившийся человек: А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей! (Иов 19:25–27). Бог превратит смертную тень в ясное утро воскресения, и те, кто хранил веру и надежду, пробудятся к новой, блаженной жизни. Как было открыто тайновидцу Иоанну, и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Откр 21:4). Священное Писание говорит о новом творении немного (да и вряд ли мы могли бы понять, если бы было сказано больше), но то, что нам открыто, вызывает глубокий трепет: Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море. (Ис 11:6–9).

Новые тела будут отличаться от тех, которые мы носим сейчас, — но это будут материальные тела, подобные телу воскресшего Христа. Мы сами, как и все мироздание, переживем глубочайшую перемену. Тех, кто следует за Христом, ожидает нечто большее, чем радость, нечто большее, чем утешение, нечто большее, чем счастье. И мы призваны открыться этой надежде, жить ею, позволить ей преобразить нашу жизнь здесь и сейчас.