(Продолжение см. в №6(38) 2006 г. и №7(39) 2006 г.)
– Вовик, ко мне!
– Вовик! Ко мне, быстрее!
– Вовик, к ноге!
Вовик – четырехлетний малыш – бегал на четвереньках по осенней детской площадке, усердно выполняя команды двух третьеклассников, в этот раз – "инструкторов по обучению собак".
– Вовик, сидеть! Взять!
Димка размахнулся и бросил палку в кусты.
– Ищи, ищи. Так, хорошо!
Тут Вовик не стерпел и, встав, побежал к "хозяину" с палкой во рту.
– Э нет, так мы не договаривались. Давай по новой. По-собачьи, понял?
Опять палка летит в кусты. И на сей раз все сделано "классно". Правда, малыш здорово запыхался, но...
– Леха, ты глянь на морду его. Ну точно, как у моего Джека! Молодец, Вовик!
– Собаку надо поощрять, – подойдя, сказал Леха и, присев, похлопал способного "щенка" по спине.
– А чего ему дать-то, "Педигри", что ли?
И оба приятеля покатились со смеху.
Даша вышла во двор и огляделась. Подружки, которые только что дожидались ее под окнами, когда она, торопясь, доедала суп, куда-то исчезли. В пространстве между двумя пятиэтажками, заросшем вдоль тротуаров деревьями и кустами, с песочницей посередине, сломанными качелями и одинокой скамейкой, прогуливались мамаши с колясками, стояли группами бабушки, гоготали ребята из соседнего класса, но никого из подружек видно не было. "Ведь мы же договаривались, – с возмущением подумала Даша. – Ну как после этого дружить с ними?! Где прикажете их искать?!"
Настроение портилось. И чего они ржут на весь двор? Она с раздражением посмотрела на Димку и Леху. Ну конечно, опять над этим дурачком издеваются. Может, они знают, куда девались девчонки? Подходя к ним, Даша увидела, как Димка достал из джинсов две жвачки, развернул обертки, дал один кубик Лехе, другой кинул в рот и, посмотрев на Вовика, сглотнувшего слюну, сказал:
– Леха, смотри, сейчас прикол будет. Вовик, ты сегодня классно отработал, да? Поэтому тебе полагается зарплата...
– Он же собака, ты чего? – заржал Леха.
– Погоди ты, смотри, что будет. Он уже не собачка, он работал собачкой, да, Вовик?
Вовик с надеждой и верой глядел на Димку.
– И вот, – Димка разгладил обертки и вкладыши от жвачек. – За эти труды тебе полагается... Слушай, Вовик, это же огромные деньги! Это же баксы, понимаешь? Доллары!
Вовик кивнул.
– Понимает он, – опять заржал Леха.
– На, держи, – Димка шлепнул по чумазой ладошке цветными фантиками.
Ладошка тут же сжалась в кулачок, а кулачок тут же спрятался за спину. Теперь Вовик боялся только одного: как бы они не передумали и не отняли бы такое богатство!
– Ой, чего-то ты слишком много отвалил ему. Погорячился ты, Димон, точняк, – посочувствовал приятелю Леха.
– Пасиба, пасиба, – шептал малыш, мелко кланяясь и пятясь от своих благодетелей. Ему так хотелось улизнуть от них поскорее и где-нибудь в укромном месте рассмотреть свои заработанные бумажки внимательно и не спеша, как делал он всякий раз, когда ему попадалось что-нибудь особенно ценное.
– Смотри, сейчас всем бабкам начнет хвастать своими "баксами" и говорить, что он на них купит, – лениво жуя, сказал Димка.
Это была чистая правда. Вовик бы так и сделал, рассказывая всем, кому только можно, что у него теперь тоже есть деньги, настоящие доллары, и что он может пойти и купить телевизор, и мороженое, и "козаную" куртку для мамы, и покататься на автобусе... Но тут подошла Даша.
– Чего вы его опять обманываете?!
– Кто, мы обманываем? Вовик, мы тебя обманываем?! – заорал Димка.
– Дураки ненормальные! – закричала Даша.
Маленький Вовик смотрел снизу то на Дашу, то на Диму, и маленькое его сердце сжималось в предчувствии неотвратимой беды.
– Все, раз мы обманываем, отдавай наши деньги, Вовик!
– Отдай им, – приказала Даша.– Пусть сами на них покупают!
– Не-а, ни за что не отдаст, – сказал Леха и сплюнул. – Правильно, Вовик, держи их крепче, они самые настоящие!
Вовик тихонько пятился, не забывая благодарно кивать головою.
– Вот так блин сделаешь человеку добро, так ты же еще и виноват, – сказал Димка, озираясь по сторонам. Их яростные крики привлекли внимание бабушек, и те уже стали подтягиваться к месту событий.
Вовик понимал сейчас только одно: надо бежать. Так все прекрасно складывалось, такая неожиданная удача свалилась на него, а тут пришла эта Даша и почему-то хочет, чтобы он отдал свои деньги назад. И он побежал, он бросился наутек так быстро, как только позволяли ему его короткие ножки.
– Он же всем верит! – вдруг неожиданно для себя выкрикнула Даша.
– Эт точно. Одно слово – "чудо природы", – изрек благополучный и успевающий по всем предметам Димка.
– Сваливаем отсюда, а то вон "пингвины" окружают, – сострил Леха, далеко не успевающий в школе, но зато еще более благополучный.
"Чудо природы" действительно всем и всему верил, и это было странно, даже учитывая его слабоумие, но самое удивительное в нем было то, что он не умел обижаться. Его-то самого обижали довольно часто, бивала нередко и мать, которую, правда, никто и никогда не видел, и он плакал так же, как и все дети, от боли и несправедливости, но стоило обидчику позвать его – и он тут же, с невысохшими еще глазами, подходил и охотно делал все, что ему ни прикажут.
Росточка он был маленького, и на вид ему было никак не больше трех лет. Он старался улыбаться всегда, даже когда его ругали. Может быть, оттого, что иногда не понимал, за что на него сердятся, и улыбка как бы извиняла его недогадливость и глуповатость.
Это маленькое существо больше всего на свете боялось оказаться причиной чьего-либо неудовольствия. Он жил полевым цветком, который можно было обидеть и даже растоптать, но который так и останется цветком, и ничем иным. Где он жил и с кем, никто толком не знал, его могли не видеть, и не вспоминать о нем несколько дней, как вдруг он опять появлялся откуда-то во дворе. И когда темнело и все расходились по домам, никому не приходило в голову, куда же пойдет он, не заблудится ли, не случится ли с ним какой беды. И одет он был обычно в одно и то же: потрепанные клечатые штаны и такая же видавшая виды куртка.
А сейчас он бежал от девочки Даши, спасая свое богатство, не чуя ни ног, ни дороги. Что касается Даши, то она, похоже, нашла себе дело и собиралась довести его до конца. Поэтому, бросив ругаться с ребятами, Даша кинулась догонять Вовика. Она нагнала его на самом повороте дорожки, уходящей за дом.
– Да стой же, – Даша наконец схватила беглеца за руку. – Ты пойми, ведь это просто бумажки. Бумажки, фантики! И никакие это не деньги, – горячилась Даша. – Ты дурачок, понимаешь? Тебя обманули, а ты и рад. Дай сюда! Ну дай же...
Вовик понимал. Он старался, он все понимал, он не понимал только, зачем эта девочка, с силой разжав его кулачок, забрала его денежки и теперь уходила от него, унося с собой самые яркие, самые дорогие мечты.
– Атдай, атдай маи денески! – повторял в отчаянии Вовик, семеня следом за Дашей.
– Не отдам! – Даша резко обернулась и увидела вдруг испуганно заморгавшие глаза, полные слез и горя. Вовик боялся заплакать и еще больше рассердить эту сердитую девочку. Но он не мог, по всем законам детской природы он не мог не заплакать... Он замотал головой, он попытался даже улыбнуться, но горе все-таки было слишком велико. Мир рушился на глазах. Даша смотрела на поднятое к ней лицо с дорожками слез, которое изо всех сил старалось принять послушное выражение, старалось хоть как-нибудь угодить ей. Только бы она, только бы она...
– Ну что мне с тобой делать? Ненормальный какой-то!
Между тем раздражение ее куда-то исчезало, испарялось, рассеивалось... Она посмотрела на бумажный комочек в своей руке.
– Давай знаешь, как сделаем? Ведь ты хотел купить себе мороженое?
Вовик внимал Даше так, как внимает погибающий в своей последней надежде.
– Хотел, – сказала за него Даша. – И я тоже хочу мороженое. Держи свои денежки...
Вовик боялся поверить.
– Клади в кармашек. Так. И жди меня здесь. Ты понял? Я сейчас возьму свои деньги, и мы вместе пойдем за мороженым. Хорошо? Никуда не уходи.
Даша могла б и не сомневаться, Вовик такой человек, что, если его попросят, будет ждать сколько нужно. Тем более сейчас, когда жизнь вновь обретала смысл и вновь была полна радужных планов!
Спустя несколько минут они уже шли по направлению к "Универсаму".
Подойдя к продавщице, Даша повернулась к Вовику:
– Давай свою денежку.
Вовик вынул аккуратно сложенные бумажки. Торопясь, он перебирал фантики, ронял и подбирал их и, наконец, протянул ей пахнущий жевачкой вкладыш с размытой картинкой какого-то гоночного автомобиля.
– А теперь выбирай, какое ты хочешь.
Вовик вопросительно посмотрел на Дашу.
– Я тебе советую вот это, – Даша показала на картинку.
Да ел ли он когда-нибудь мороженое? И что он, спрашивается, мог выбрать, когда любое мороженое было для него самое заветное и самое лучшее на свете. Даша заплатила за два стаканчика, а вкладыш незаметно выбросила в урну, когда они выходили на улицу.
То, с каким наслаждением Вовик уплетал свое мороженое, описанию не поддается...
Они шли по улице. Мимо проносились машины, их огибали прохожие, проходили облака и тучи, раскачивались тополя. Их обносило пылью и листьями, шмыгали собаки и кошки, но никто в целом мире не мог помешать им идти, они шли своим невидимым коридором... Они останавливались, наклонялись, что-то рассматривали, шли дальше. И опять останавливались, чтобы обсудить весьма непростые вещи...
Оказывалось, что этот Вовик, несмотря на то, что был дурачком, много чего знал и умел в своей жизни. Например, он знал, что думает ворона, мимо которой они только что проходили: она ждет, пока пройдут люди, и ей можно будет заняться той смятой банкой из-под пива – там ей всегда остается на парочку глотков.
– Она что, разве пьет пиво? – удивилась Даша. – А у нас пиво любит только папа. И бабушка. А мы с мамой не очень.
Еще Вовик умел отличать хорошее дерево от плохого: Этот тополь – хороший, он поет внутри "У-а-а-о-о", зато вон тот, большой – плохой.
– Почему? – спросила Даша.
– Плохой!
Тем временем день подходил к вечеру. Забарабанил дождь.
– Бежим! – крикнула Даша, – и они пустились вовсю к подъезду.
Едва они вбежали под козырек, как хлынул ливень. Такой серый и мощный, что скоро ничего не стало видно.
Даша смотрела, как наполнялись и пузырились лужи, появлялись быстрые ручьи и потоки, и вот уже поплыли листья, окурки, ореховые скорлупки.
А Вовик смотрел на Дашу, приоткрыв рот, обрамленный молочной полоской, и лицо его сияло, как омытое яблоко. Благодарность распирала его маленькую душу, и он готов был идти за нею куда угодно.
Рядом, на первом этаже, приоткрылась форточка и бабушкиным голосом сказала:
– Даша, быстро домой!
– Пойдем к нам? – Даша взяла Вовика за руку, набрала код и вошла с ним в дом. Стальная дверь, вечно недовольная, громыхнула им вслед.
Дома было тепло, пахло вареной картошкой.
– О, у нас гости! – встретила их мама. – Давайте раздевайтесь, и будем ужинать. Не забудьте умыться. Как следует! Даша, ты слышишь?
– Слышу, слышу, – буркнула Даша, помогая Вовику снимать куртку.
А дождь лил и лил, срываясь водопадами с крыш, застилая окна. Вода уже плескалась у порогов подъездов. В домах наглухо закрывались форточки, в углах комнат сушились раскрытые зонты, на кухнях звякала посуда и хлопали дверцами холодильники.
– С кем это она там? – спросил папа, проходя мимо ванной.
– Да Вовика со двора привела. Пусть уж поужинает с нами, – ответила мама.
– Интересно, как это он пойдет в такую погоду? – озадачил себя папа.
– Не знаю, – мама посмотрела на папу и улыбнулась. – Может, утихнет скоро.
Вовик никогда еще в жизни так вкусно и много не ел. Он увлекался, сопел, вычищая тарелки, не замечая улыбок окружающих, а когда встречал их, лицо его принимало такой уморительно виноватый вид, что не рассмеяться было невозможно. Его, конечно, хвалили и ставили в пример Даше, которая нехотя возила вилкой по своей тарелке. Она с куда большим удовольствием рассказывала о том, чего наслышалась в этот день от своего маленького приятеля.
– Мам, представь, Вовик говорит, что наш дом на самом деле – морской корабль, а наша квартира находится в нем почти на самом "носу", ну, впереди...
У Вовика запылали уши.
– А еще он говорит, что твоя зубная щетка – вредная и злая тетка, правда, Вовик? А знаете, кого он назвал дедушкой? – Шкаф! Который стоит в моей комнате.
– Это потому, что он кряхтит, когда его открываешь, – вставил папа.
– Нет, оказывается, давным-давно он стоял в старом доме, и в нем прятали детей. А один раз даже хотели его сжечь...
– Давай-ка лучше доедай, догоняй своего Вовика, – сказала мама, собирая тарелки. – А шкаф и верно старый, я помню, была еще маленькая, когда дедушка привез его из комиссионки. Он ведь ореховый, таких сейчас и не делают.
Вовик сидел, опустив голову. Он был бы рад провалиться сейчас сквозь землю. Он медленно поднял глаза, переводя их с мамы на папу. На него было жалко смотреть.
– Ты чего, малыш, – подмигнул ему папа.– Все нормально.
Положение разрядила бабушка. Она вошла в кухню за чайником, посмотрела на всех и сказала:
– А что это наш гость красный такой? И глаза мне его не нравятся. Юля, посмотри-ка его.
И тут же ушла.
– Подойди-ка ко мне, малыш, – попросила мама.
Вовик послушно слез с табуретки и подошел к маме, не сводя с нее глаз.
– Да он горит весь, – тихо сказала мама, трогая его лоб. – И руки горячие.
На семейном совете было решено: положить Вовика в детской, а Даше постелить в бабушкиной комнате на раскладушке.
Мама быстро поменяла белье и стала копаться в аптечке, перебирая лекарства.
– Что теперь делать, не представляю. Я не знаю ни матери его, ни адреса, ни телефона, – сокрушалась она.
– Ничего, все образуется, – сказал папа.
Вовик лежал в Дашиной кроватке, совершенно потеряв ощущение времени и пространства. Впервые в жизни он не верил тому, что с ним происходит. Он лежал, боясь пошевельнуться, и смотрел в окно. Он видел, как по стеклу, сменяя друг друга, текут и текут, изгибаясь, струйки дождя, и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Мама вошла к нему, еще раз потрогала лоб, подоткнула одеяльце и выключила свет.
– Как уголек, – вздохнула она, прикрывая дверь.
Даше строго было приказано не общаться с больным. Ей следовало почистить зубы и ложиться спать. Проходя мимо его комнаты, она вдруг уловила зовущий ее голосок:
– Дас! Даса-а!..
Оглянувшись по сторонам, Даша юркнула в дверь, подошла к кроватке и наклонилась к Вовику. Даша прислушалась.
Воспаленные губы малыша что-то быстро шептали ей в щеку.
– Я не слышу тебя, – она почти вплотную подставила ему ухо.
И услышала:
– Даса, мы поплывем далеко на калабле... плавда?
– Поплывем, поплывем. Обязательно. Спи, Вовик, выздоравливай.
А папа с мамой сидели на кухне и пили чай.
– У него все такое изношенное, старенькое, даже не знаю, что лучше – стирать или выбрасывать, – жалуясь, говорила мама.
– Да-а, – задумчиво позвякивая ложкой, сказал папа.
Утром Даша проснулась от шума упавшей вазы, которая стояла на тумбочке у изголовья. Комната мягко раскачивалась. Раскачивалась люстра. Раскачивалась герань со столетником. Раскачивался диван со спящей бабушкой. Даша вскочила с постели и едва не упала, потеряв равновесие. Из коридора донеслись голоса мамы и папы, и она бросилась к двери.
– Я теряю рассудок, Максим. Скажи мне, что происходит? Куда все девалось, откуда это взялось! Этого не может быть! Ведь это же невозможно!!! – причитала, уткнувшись в папино плечо, мама.
– Ничего. Разберемся, – говорил папа.
– Мама, что случилось? – одними губами спросила Даша.
– Дашенька, девочка моя,– мама прижала к себе дочку, покрывая ее слезами и поцелуями. – Я ничего не понимаю, я ничего не понимаю!.. – твердила она.
– Ну что ты стоишь! Сделай что-нибудь, мужчина ты или нет!
– Тихо, – сказал папа, – бабушку разбудишь. Всем оставаться на местах.
– Папа, ну скажи же? Что происходит?! – не выдержала Даша.
– Иди и посмотри в окно, – сказал папа.
За окном было море. Настоящее, огромное, как и положено, темнеющее в дымке у горизонта. Небо плавилось от солнца. По всей поверхности этой неспешно вздымающейся, тяжеленной массы воды не замечалось никаких признаков "утонувшего" города. Даша столько раз видела подобную картину в фильмах, по телевизору, но сейчас еле верила своим глазам. Ей показалось, что она услышала крики чаек.
– Пап, а мы не утонем? – едва переводя дух, спросила она.
Но вместо ответа услышала очередной взрыд плачущей мамы. Папа молчал. Он нервно покусывал свой ус и не произносил ни слова. Волны, как ни в чем не бывало, посверкивали себе на солнце, играли себе бурунами и катили друг за другом дальше и дальше...
– Самое забавное во всем этом то, – заговорил вдруг папа, – что мы еще и плывем...
Мама притихла и подошла к ним.
Даша посмотрела вниз и увидела, что, действительно, в метре от подоконника, вода заметно тянулась вдоль дома толстыми, расходящимися струями.
– Вот это да! А как же подъезды, двери? – сообразила Даша.
– Я смотрел. Сухо. Нигде не течет.
– Прошу тебя, Максим, скажи что все это значит? – взмолилась мама.
– Так, внимание! Сейчас все выясним, – бодро сказал папа.
Он ходил по комнатам и комментировал:
– Вода есть! Холодная и горячая! Свет есть! Телефон работает! Телевизор тоже!
– Надо позвонить на работу! – ожила мама.
Папа остановил ее в коридоре и, глядя на Дашу, сказал:
– Из квартиры не выходить, окна не открывать. Бабушку не будить.
– А ты куда собрался? – тревожно спросила мама.
– Пора подниматься на палубу, – ответил папа и чмокнул ее в нос.
Вовик спал сладким, благословенным сном. Море баюкало его в гигантской колыбели дома, а он спал и не ведал о том, что происходило сейчас в квартирах старой пятиэтажки, какие бушевали сцены, какие вопли сотрясали изнутри закрытые напрочь окна!
И пусть он спит и не знает, что Дашина мама опять плачет, потому что на работе никто не снимает трубку, а подруги уже боятся с ней разговаривать, потому что никто не верит, что их дом плывет, рассекая волны, неведомо куда и зачем. Он не знает, что уже проснулась бабушка и обозвала все это бредом, но, в конце концов, остановилась на "безобразии" и как человек исключительно практичный и деятельный, принялась, в свою очередь, обзванивать разные конторы, инстанции и департаменты... Но везде отвечали ей одинаково: что идет небывалый дождь, что все службы "парализованы", что "все мы в известном смысле плаваем" и что по причине всего перечисленного, "прийти к вам не смогут", но взяли на заметку и как только ситуация прояснится...
Сейчас бабушка сидит нахохлившись, смотрит "Санта Барбару" и даже отказалась от кофе. Мама с распухшими от слез глазами принялась за готовку обеда, время от времени всхлипывая и причитая и старалась не смотреть в окно. Даша, напротив, перебегала от одного окна к другому в состоянии небывалого, необъятного чувства, и эта восторженность, крепко хлопая парусами, вытесняла из ее сердца всякие, змеиного рода, страхи.
Папа все еще не приходил. Но больше всего ей не терпелось поделиться и порадоваться всему этому вместе с Вовиком. Мама два раза заходила к нему и поэтому Даша знала, что он еще спит, что температура спала и что надо бы переменить ему белье. И все-таки через полчаса Даша не выдержала. Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Вовик стоял, прижавшись к стеклу лицом, а по ту сторону окна, отпечатавши нос, блестела большущая морда дельфина.
– Мама, дельфин! – заорала Даша.
Мама выронила сковородку и вбежала к ним в комнату. Дельфин постоял еще немного на хвосте и плюхнулся вниз, осыпав брызгами окна и потом снова вынырнул, разрезая сияющим плавником зеленоватую воду.
– Еще один! И вот там тоже! – показывала пальцем Даша.
– Только бы не сойти с ума, – медленно проговорила мама.
Она стояла, ощущая ладонями тепло этих детских головок, и, глядя на их расплющенные носы, впервые за все эти безумные, изматывающие ее душу часы улыбнулась.
– Господи, что с нами будет?
Продолжение см. в №6(38) 2006 г. и №7(39) 2006 г.
