Я полюбил слово Александра Ткаченко задолго до того, как узнал, что помимо публицистики, у него есть и стихи (кстати, их основная часть складывалась в 1990-е годы). Просто однажды, когда в редакции «Фомы» об этом зашел разговор, оказалось, что как поэтический автор Александр никогда не публиковался. Но любящие читатели у его стихов — всё же есть.
Со временем таким читателем стал и я, чему рад.
Выбирая для позднего дебюта — в родном ему издании — стихи для подборки, я перечитал публицистическую книжку Александра «Бабочка в ладони», познакомился с его детскими книжками в серии «Настя и Никита», и даже изучил обширное интервью. Хотелось понять: а можно ли при внимательном чтении догадаться, что Ткаченко пишет и «в рифму»?
…Разговор, который Александр в каждой своей статье заводит с читателем (а это всегда самый важный разговор), кажется, немыслим без обращения к образным системам, к сказу и даже некоторому моделированию положений, в которые попадает современный человек. И вместе с тем это очень откровенная беседа по душам, от сердца, напрямую. Нередко — с обращением к собственному опыту. Все это, кстати, есть в поэзии вообще, есть и в стихах Александра Ткаченко. Но в то же время для такого разговора с читателем, который Александр выстроил и продолжает выстраивать, стихи, казалось бы, писать совершенно не обязательно, достаточно иметь думающее сердце и верить в Бога.
А тут все дело в таланте. Ведь не только мы пишем стихи, но и они нас пишут.
В стихотворениях Ткаченко содержится импульс преображения жизни, они дышат поэзией, с их героем сживаешься сразу и бесповоротно, веришь ему и слышишь — его.
Мы — ровесники, и читая эти миниатюры, я вспоминал собственную жизнь, вчерашнюю и сегодняшнюю, тем более, что стихотворение «Папина радость» — просто написано про меня самого (правда, Саша об этом не знает). И — с волнением узнавал дорогого мне автора ближе и пристальнее: ведь настоящие стихи почти всегда оказываются еще и лирическим дневником души человека.
Павел КРЮЧКОВ, редактор отдела поэзии журнала «Новый мир»
* * *
Придут времена когда-то...
Поделится с бедным богатый,
У всех будет вдоволь хлеба,
А к празднику — новые брюки.
Тогда всех синиц — ать, да в небо!
А всех журавлей — хвать, да в руки!
Всем-всем, молодым и старым
Всего! Сколько хочешь, и — даром!
Зашумит наша жизнь спелым колосом,
Будем сыты, обуты, одеты...
И уже не услышим Голоса:
Ах, Адаме, Адаме... Где ты?..
* * *
Как на тоненький ледок
Выпал беленький снежок.
Получилось — хорошо:
Повалились все, кто шел,
Кто стоял — идти не смог,
Кто сидел, тот вовсе — лег,
Кто лежал — не смог подняться...
Что ж хорошего тут, братцы?
А хорошего — одно:
Повалившимся вповалку
Раньше было всё равно,
А теперь друг друга жалко.
Папина радость
Вот моя деревня.
Вот моя изба.
Возле груши древней
Три здоровых лба.
И милей на свете
Не отыщешь рож!
Это — мои дети,
Я на них похож.
А жена похожа
В чем-то на меня,
И, выходит, тоже
Нам с детьми родня.
Так что — все нормально
У семьи моей.
Лишь избу снимаем
У чужих людей.
До поры — не гонят,
До поры — живи...
Все вокруг чужое.
Только мы — свои.
Никого не слушаем,
И живем, себе
Под чужою грушей
В не своей избе!
* * *
Вынося помойное ведро,
Как-то глубже чувствуешь природу.
Непоколебимо и мудрó
Паданье снежинок с небосвода...
Звездочками в кружевном наряде
Величаво, мягко, не таясь
Падать в снегопадном звездопаде
Славно! Ах бы мне бы так упасть...
Не противореча ничему,
Сделать что-нибудь со всем согласно,
Чтобы было сердцу и уму
Ясно всё. И — радостно, и — ясно.
Так, неся ведерко на помойку
Чувствуешь: да, правильно несешь!
Вот бы в остальном, хотя б настолько
Оказаться правым. Хоть на грош...
Телевизор
Спать ложиться? — вроде бы рано,
Встать молиться? — вроде бы поздно.
Я сижу перед телеэкраном
В темноте сверкающим грозно.
Прокаженный новейшей проказой,
Пью глазами его колдовство.
Соблазняют меня оба глаза.
Я не вырвал ни одного.
Счастье
Счастье падало мне на голову.
Невесомое, тихое счастье
Тихо падало мне на голову
И не раз, и не два, а — чаще.
Только мне каждый раз казалось,
Что судьба, тупая, как шпала,
Чем-то тяжким в меня кидалась
И, в конце-концов — попадала:
Бац! — жена, на которой нужно жениться,
Дыц! — работа, которой нужно кормиться,
Тресь! — детишки, пеленки,
штанишки, рубашки...
Хрясь! — избушка:
домишко — полная чашка.
Убегал я, юлил, уворачивался,
Хотя, в общем-то, не убегал.
Ничего себе счастье, думал я,
И другого счастья искал.
Только, счастья другого горы
Впереди маячат, как дуры,
А года за спиной — как заборы,
И на каждом — клок моей шкуры.
Так и носит меня, веселого:
То — полечит, то — покалечит...
Счастье падает мне на голову,
Я — вжимаю голову в плечи.
Всё чего-то ищу, всё неймется мне...
Но хранит меня от напастей
Мне на голову уроненное
Безответно в меня влюбленное
Мною так и не оцененное
Мое тихое легкое счастье.
* * *
Удивить хотели человечество,
Променяли на помойку Рай...
Господи, спаси моё Отечество
Бестолковый и прекрасный край.
Господи, помилуй землю Русскую,
Ведь у нас — особенная стать...
Дураков, сжигающих избу свою
Некому, кроме Тебя спасать.
Рисунок Наталии Кондратовой
Фото Владимира Ештокина
