Жуткий крик из моего детства. Тогда он резал уши и захватывал сердца у кабинета стоматолога. И вот я слышу его в фойе ДК, куда пришла записывать ребенка на хореографию. Истошный визг и затишье, снова визг, и он приближается. Сменяется бурчанием и гневными вскриками... Наконец можно разобрать слова и увидеть кричащего. Это девочка лет пяти, нарядно, с лоском одетая. На голове аккуратная «корзиночка» с хитроумным зигзагом, щеки надуты, а в красных глазах — слезы и железная воля.
— Сюда не хочу! Не хочу, я сказала! — девочка изредка вскрикивает, визг больше не нужен: бабушка и оба родителя и так покорно ведут ее к выходу. Возле гардероба мама в последний раз пытается пойти на переговоры:
— Ну, смотри, вон там, в автомате, шоколадный коктейль — мы бы его всегда после танцев брали. А вон там...
— Ни-ииии — голос стремительно переходит в визг. Бабушка нервно вскидывается, мама болезненно морщится, и все семейство панически бежит из ДК, куда так и не удалось пристроить ребенка.
Я наблюдаю такие сценки в разных местах и в разных вариациях. Где-то вместо девчачьего визга мальчишеский рев, где-то все обходится беззвучно: ребенку достаточно надуться, и родитель, предвидя неизбежное, пасует и исполняет требование. Где-то картинка чуть тусклее: взрослый еще пытается гнуть свою линию, а ребенок не визжит — просто жалобно хнычет.
Но во всех этих случаях сторонние свидетели ставят один диагноз: «Избалованный...». Когда говорят о причинах, то чаще всего замечают: ребенок один в семье, на него вся любовь и внимание, вот и растет королёк, а «подданные» плачут задолго до подросткового возраста.
В этих объяснениях — логичных, адекватных — меня всегда смущал один вопрос: почему много любви уродует личность? Почему вообще любовь уродует? Ведь любовь — это главная наша ценность, это приближение к Божеству. Разве она рождает зло? Получается, что единственный ответ здесь — значит, это не любовь. Зло есть отсутствие Бога и отсутствие любви. Значит то, что приводит к злу — в данном случае избалованности, — это нелюбовь, нехватка любви, как ни абсурдно это на первый взгляд.
Если принять мысль, что настоящая любовь не должна бы вести ко злу, то можно увидеть немало проявлений именно недостатка любви к ребенку, которого мы зовем избалованным.
Часто это, во-первых, излишняя забота взрослых о собственном спокойствии. Многие ведь так и говорят в конфликтных ситуациях: «Да оставь ты ему этот мультик! Я просто слышать не могу, как он орет! Меня увезут на „скорой“!» Это душевная лень: лень разъяснять, выдерживать «сцены», занимать чем-то полезным ребенка, которому не разрешили «ломать глаза». Позволить три часа смотреть ТВ, угостить чипсами, купить пошлейшую игрушку — проще, чем пытаться отвлечь ребенка, терпеть крик и общественное недовольство, если конфликт случается вне дома.
На самом деле «сцены» отнюдь не постоянный спутник отказа. Если дитя привыкает, что отказывают ему не так уж часто, а когда отказывают — значит, повод серьезный и железно неоспоримый, — тогда малыш видит, что смысла орать и лить слезы нет никакого, проще договориться. Ребенок, знающий, что крик — это не метод, поддается уговорам, соглашается на замену: например, слушать книжку вместо пятого мультика, печь с мамой пирог вместо чупа-чупса и т. п.
Только и при такой твердости важно, чтобы речь шла не об умении манипулировать ребенком: как-де научиться все ему запрещать без вреда для родительской психики. Важно запрещать только действительно вредное и объяснять ребенку, почему именно то-то и то-то ему в данный момент неполезно, тогда это будет проявлением любви и заботы.
Запрещать что-то просто потому, что маме не до ребенка —это такая же нелюбовь, как и потакание, она тоже порождается чрезмерной заботой о себе, любимой. Полчаса подряд требовать: «Стой смирно, молчи, не кривляйся!», пока мама болтает по телефону, не намного лучше, чем позволять чаду «стоять на ушах», чтобы не трепал маме нервы. Говорю это как человек, периодически впадающий то в одну, то в другую крайность: все это от нехватки душевных сил на ребенка, а чаще — от нежелания их тратить. Ведь стоит где-нибудь в поликлинике затеять с детьми простенькую игру — и не придется ни потакать, позволяя бесчинствовать, ни завинчивать гайки.
Часто родительские капитуляции, происходящие от чрезмерной заботы о собственном спокойствии, сопровождаются попыткой взрослых переложить всю ответственность на ребенка. Они так и говорят: «У нас Машу от телевизора не оттащишь — как сядет, так и смотрит часами...», «Катю на улицу не выведешь: я начну собираться — она в слезы! Не любит гулять, и все», «Такой вот у него характер!», «Он не хочет, что же я сделаю?».
А попробуйте перефразировать: «У нас Машу не отучишь играть на дорогах...», «Катя зимой гуляет в одном платье! Я за шубой — она в слезы», «Любит кошек убивать — такой характер!», «Доктор сказал, что без уколов у Коли нет шансов, а он — не хочет, что я сделаю?». Понятно, что в таких случаях родители нашли бы в себе силы переломить ситуацию, но ведь и попустительство с телевизором, покупкой вредной еды, отказом от полезных занятий, позволением грубить — тоже по-своему опасно для ребенка, и ответственность за пристрастие, например, к ТВ, вовсе не на младенце!
Второй тип отношений, в которых не хватает родительской любви, — это отношение к ребенку как к чему-то не до конца одушевленному, как к глине, строительному материалу, или как к красивой кукле — но не как к личности. Родитель любит не самого ребенка, а свои планы о том, каким он должен быть или любит только свое удовольствие от общения. Пока дитя мало, с ним забавляются, как с куклой. Бывает, женщина готова тратить уйму времени в детских магазинах на выбор самых милых платьиц и игрушек, часами обрабатывать и выкладывать в интернет фотографии «доченьки», плести ей затейливые косички — но весьма мало готова с ребенком просто разговаривать.
Еще чаще, чем родители, воспринимает детей как игрушку старшее поколение. Одна пожилая прихожанка так однажды мне и сказала: «С детьми надо заниматься хозяйством и воспитанием, а с внуками зато наиграешься!». Внука-куклу приятно трепать по щечке и угощать конфетой, а следить за дисциплиной вовсе даже не приятно, поэтому в перерывах между конфетами куклу можно посадить к телевизору, а после — еще немного с удовольствием поиграть. Можно бесконечно идти у «куклы» на поводу, чтобы она не «сломалась» и не испортила настроение играющим своими капризами и упрямством. Пускай растет моральным уродом, зато мы мило проводим время — такая «любовь»...
И, наконец, еще явный недостаток любви к ребенку — это когда взрослый слишком озабочен тем, чтобы малыш посильнее любил его самого, сейчас и в будущем. Здесь душевное развитие чада приносится в жертву доброму имиджу родителей, которые сознательно не хотят портить этот имидж запретами, отказами и уж тем более наказаниями. Но взрослые, которые пытаются купить любовь ребенка баловством и попустительством, не подозревают, что формируют вовсе не любовь, а эгоистичное потребительство. Любовь не вырастет там, где сеяли не ее...
