На одном приходе умерла постоянная прихожанка. Провожали ее всем миром, с благодарностью вспоминали, что она буквально жила в храме, помогала во всех хозяйственных нуждах, ни одного праздника не пропускала. И мало кому хотелось помнить, что сын и невестка, жившие с ней в квартире, практически изолировались от матери, даже с внуком женщине почти не случалось видеться.
А есть ныне здравствующая пара — прекрасные верующие люди из среды творческой интеллигенции, щедрые благотворители, участники в том числе и различных церковных проектов для детей. Только взрослые дочери — тоже верующие, воцерковленные — готовы с первым встречным делиться обидами и откровенной неприязнью к родителям.
Верующие дети с неверующими родителями общаются порой не лучше. Многим ли не приходилось замечать, как их спокойствие, рассудительность, и, временами, откровенная елейность — вдруг сменяется высокомерным раздражением или снисходительной насмешкой: это мама позвонила.
Приходилось видеть и такую сценку из жизни воцерковляющейся семьи: безобиднейшая дама средних лет, благоговейно причастившись, мило раскланявшись с прихожанками, выходит из храма и буквально шипит на супруга, который посмел сбегать на «перекур»...
Дома же этому супругу предстоит самостоятельно готовить себе изысканное блюдо типа «пельмени по-холостяцки», потому что у нее-то — пост.
Удивительно, но придя в Церковь, мы с ходу беремся осваивать евангельское понимание слова ближний из притчи о самарянине, совершенно забывая, что оно расширяет, а не отменяет обычное значение этого слова — близкий, родственник. Почему-то на практике легче оказывается привечать дома цыганский табор, катехизировать коллег, писать апологии, ежедневно мыть полы в храме — чем учиться не орать на детей, уважать чужое мнение и говорить «прости» близким родственникам. Начинается «православная шизофрения»: ангел добрый, приходя домой, снимает крылья еще перед порогом. А встречая законное сопротивление, утешается тем, что «нет пророка во отечестве...» и «диавол через родных восстает на подвижника».
Только в нашем случае проблема, чаще всего, не в «отечестве», не признающем пророка, а в том, что мы рановато в пророки метим. Взрослых родственников, особенно подросших детей, мы желаем «обратить» еще прежде, чем сами толком обратились и научились отличать главное в нашей вере от второстепенного. Часто такой блицкриг как раз тем и завершается, что взрослый сын вешает замок на дверь своей комнаты, и несостоявшаяся «святая Моника» отправляется проповедовать неимущим и обездоленным, причем с ощутимо более заметным успехом.
Конечно, доброделания по отношению к дальним никто не отменял, Господь ждет его от нас — но, думается, не раньше, чем по отношению к домашним. «Кто о своих, особенно о домашних, не печется, тот оставил веру и хуже язычника» — это слова апостола Павла.
Действительно, современный язычник, не заморачиваясь духовными нуждами, заботится хотя бы о душевном и телесном комфорте близких. А мы, христиане, отчего-то решаем, что погладить мужу костюм — это «суета сует», а отвести ребенка в изостудию — «надмевает тщеславие».
И попытки домашних вернуть нас с небес на землю мы воспринимаем не иначе как следствие их приземленной, суетной, греховной жизни.
Но проблемы чрезмерного смещения нашей активности из круга родных вовне характерны не только для семей, разделенных на верующих и неверующих. Видимо, и начинающему и «продвинутому» христианину очень уж некомфортно без чувства собственной правильности, которое в семье порой изрядно попирается.
Нет, мы, конечно, помним, что мы грешники — но мы и грешники «правильные», кающиеся. Мы о себе на исповеди такого порасскажем — священник вострепещет от глубины самоанализа. «Батюшка, и что ж я за дура!» — можем даже прибавить патетически. А стоит мужу при случае нам заметить: «Ну, что за глупости...» — ох, и «ответит» он за эти «глупости». Дура, мол, я в храме, «для смирения», а у себя дома — столп и утверждение истины.
Практика показывает, что быть христианином там — возвышенно, легко и приятно. Наша признанная — на приходе или шире — «святость» тешит не столько тщеславие (уж это «фи», грех очевидный), сколько дает чувство «глубокого морального удовлетворения», наглядно иллюстрирует, что мы действительно служим Богу. А дома чем Ему послужишь? Мытьем посуды? Неет, уж лучше в «сеть» пойти, бороться с антиклерикалами.
Можно многим помочь и многое сделать на ниве церковной, но иногда мне кажется, что в полной мере оценить, действительно ли это во славу Божию — можно будет по состоянию семьи делателя, лет через двадцать.
