Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. Гал.1:5
Год назад вспоминал, как начинался мой путь в Церковь. Дорога была такой радостной, такой естественной. А разве может быть иначе? Казалось, еще немного, и эта светлая волна, на гребне которой мы движемся к счастью и спасению, разольется в широкое половодье, напитает живительной влагой жизнь всех людей.
Церковь дала свободу. Это главное, что мы чувствовали тогда. Мы были воины Христовы посреди мира, пока чужого, иного, стороннего, но готового обернуться и внять нашей проповеди. Они же не могут не услышать... Это же так здорово – быть в Церкви. Это драйв, это удача, это необъятное поприще творческого труда. А те, кто не с нами, будут с нами завтра, обязательно будут, они же в своем уме, они же не какие-нибудь совсем замшелые и безнадежные ретрограды и мракобесы.
Сегодня многое стало иначе. И вот уже говорят о моде на атеизм. Вот уже молодые люди, и не худшие, живые, совестные, говорят: «С вами в Церковь? Нет, извините. Мы уж как-нибудь так…»
И это не атеизм убежденных врагов Христа и Церкви Его, не атеизм несчастных, отдающих свою жизнь служению злу и греху. Это, если хотите, глубоко христианский по своей нравственной природе атеизм, взыскующий Церкви Христовой – такой, какой она должна быть по Божию замыслу.
Щадя себя и читателя, не буду перечислять, с какими известными болезнями церковного быта может столкнуться человек, входящий ныне в Церковь, да еще рука доброжелателя может подбавить ему черной краски. А сердечной молитвы, подвига, подлинного служения порой не видать. По крайней мере, сразу не видать. Нет, все это в Церкви есть, и много, очень много, но внутри, не напоказ. Настоящая святость тиха и целомудренна. Настоящая любовь к людям скромна и стыдлива. Вот и уходит человек, не найдя всего этого. Вместо живого отклика на вопрошания сердца – нерассуждающая дисциплина и совместное осуждение очередных врагов? Нет, извините. Мы уж как-нибудь так…
Да, я все о тех же «бабках-свечницах», в самом широком понимании, поскольку возраст и пол бабки не имеют значения, как не имеют значения ее сан и церковное послушание. Можно правильно и справедливо говорить много раз подряд, что, желая прийти ко Христу, нельзя смущаться какой-нибудь злобной бабкой. Только смущение все равно приходит, вот какая штука.
О таком явлении, как новый атеизм, десять лет назад невозможно было и подумать. Что же творится? Полагаю, это просто результат нашего собственного безобразия. Жесткости, сухости, стремления подчинять. Внимательно посмотреть в зеркало – одно из тяжелых испытаний.
Тридцать лет назад и двадцать лет назад мы входили в Церковь, освобождаясь от бессмыслицы позднесоветского государства, от тотального насилия над душой и умом. И вот мы вновь сталкиваемся лицом к лицу со многим из этого в нашем, с таким трудом обретенном доме. Появились у нас и клоны боевых комсомольских дружин. Появились и клоны матерых партийных пропагандистов.
Синявский, кажется, говорил полвека назад: «У меня с советской властью разногласия эстетические». Эстетическое чувство одной природы с нравственным, его не обманешь. Если за образом нет первообраза, это сразу видно. Просто глазами видно. Именно потому недавние игры с иконичностью, будь то на Винзаводе или где еще, никого не ввели в заблуждение и остались тем, чем были изначально, – попыткой сорвать куш на разогретом рынке. Так же заметно в нашей церковной жизни и то, что изготовлено по надежным советским прорисям.
Часто говорят, что Церковь отделена от государства, а от общества она не отделена. Вот уж действительно. Хорошо бы при этом не забывать прямо из этого проистекающее: что происходило в обществе, то происходило и в Церкви. В обществе обретение экономической и политической свободы сопровождалось обвальным падением нравов. Церковь при этом видели как противоядие этим губительным процессам. Но это в упованиях и общественно-политической риторике. А в реальности? Наши внутренние церковные болезни во многом стали отражением болезней всего общества. Мы не вели больное общество, а следовали за ним. Может быть, казалось, что вели, но на деле – послушно следовали. И прямо о нас сказал Спаситель: Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Мф.5:13.
Некоторые наши братья видят причину распространения атеизма в том, что нет у нас качественного пиара молитвы и христианского подвига. Значит, надо такой пиар сделать, деньги вложить, закупить оборудование, пригласить специалистов. Но в нынешнюю эпоху открытого информационного общества, когда девальвация слов – совершившийся факт, нужна не проповедь, не очередные сухие словеса, уносимые ветром времени в неразличимую даль. Необходимо живое свидетельство нашей собственной развитости – душевной, интеллектуальной, гражданской. Свидетельство нашей способности любить, в конце концов.
Люди не дураки. У них есть глаза и уши. И они делают выводы не из того, чтó мы говорим, пусть даже очень правильное, а из того, какие мы сами.
До конца времен будет стоять наша Церковь. С нами наши праведники на небесах. С нами мудрые и любящие отцы здесь на земле. И мы сами – друг с другом. И Христос посреди нас. И те, кто пока не пришел в нашу Церковь, Единую, Святую, Соборную и Апостольскую, когда-нибудь обязательно придут, верую в это последним упованием.
Так что ничего страшного. И не надо унывать.
Но повод призадуматься есть.
Бабушка моя была родом из тамбовских крестьян. Честная и прямая, самоотверженная и трудолюбивая, она своей свободной волей вышла из Церкви в 16 лет и, прожив больше ста лет, так и не вернулась назад. Она стала убежденным атеистом. Это произошло весной 1917 года. Однажды я уже писал об этом.
Еще никаких гонений нельзя было различить впереди.
История повторится?
К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к [угождению] плоти, но любовью служите друг другу. Гал.5:13
