Инопланетяне против хулиганов
Часто приходится слышать вопрос: почему у нас нет хорошей подростковой литературы? Это говорят и библиотекари, и родители, и писатели. И уточняют: во-первых, отечественной, во-вторых, современной, в-третьих, реалистической. Ведь была же она в советские времена, причем замечательная. Да, конечно, и трескотни идеологической тоже хватало, но ведь сколько было прекрасных авторов: Владислав Крапивин, Анатолий Алексин, Альберт Лиханов, Всеволод Нестайко, Наталья Соломко, Сергей Иванов, Вадим Железников... Прекрасные подростковые повести выходили и у «взрослых» писателей: Василия Аксенова, Анатолия Гладилина, Эдуарда Шима, Вениамина Каверина, Галины Щербаковой... Да, выбор фантастики и фэнтези для 11–15-летних ребят сегодня достаточно большой, но куда делась вся реалистическая литература?
Вопрос, конечно, риторический, то есть ни к кому конкретно не обращен и, очевидно, не предполагает ответа — кроме банальных рассуждений о нынешнем развале всего и вся, о засилье западной культуры и так далее. Тем не менее, попробую ответить.
Сразу оговорюсь: я не считаю себя профессиональным исследователем современной подростковой литературы и не претендую на ее литературно-критический анализ. Возможно, мимо меня прошли многие публикации, многие авторы. Я исхожу из своего опыта общения с подростками (все-таки почти пятнадцать лет руковожу детской литературной студией), из разговоров с библиотекарями, педагогами и писателями.
И второе уточнение: речь пойдет именно о реалистической литературе для подростков. Не в том дело, что фантастическая не нужна, что она заведомо хуже. Просто, на мой взгляд, именно реалистическая проза может подсказать подростку, как ему решать его проблемы. Не с помощью добрых, но все же вымышленных волшебников или инопланетян — а в реальной жизни, где хулиганы есть, а инопланетян что-то не видно.
Но качественной реалистической подростковой литературы у нас нет. Для младших детей — лет примерно до десяти — есть (хотя надо еще постараться найти ее в море ширпотреба), для старшеклассников — тоже (впрочем, они если вообще читают, то берутся уже за взрослые книги), а вот для возраста 11–15 лет — полный провал.
Мне кажется, причина — в умонастроении авторов, пытающихся сейчас писать для подростков. Писать так, чтобы им было интересно.
Только честно!
А что им интересно? Прежде всего — то, что происходит с ними, то есть жизнь их сверстников, проблемы в школе, проблемы с родителями, отношения с друзьями и недругами, первая любовь, поиск своего места в обществе. Это, что называется, инвариант, то есть темы, актуальные для подростка в любую эпоху, при любом политическом строе, в рамках любой национальной и религиозной культуры.
Но как обо всем этом писать? Во-первых, честно. Любую фальшь, лакировку, слащавую назидательность подростки спинным мозгом чуют и отвергают. А честно — это как? Тоннами гнать чернуху, как в фильмах Валерии Гай Германики? Опыт показывает: подростки, при всем их эпатаже, чернуху в больших количествах тоже потреблять не хотят. Ведь, несмотря на эпатаж, на самом-то деле они как раз в том возрасте находятся, когда человек ищет идеал, ищет правду, ищет смысл жизни. В чернухе есть бытовая правда (хотя все мы знаем, что нет лжи изощренней, чем мозаика, составленная из кусочков правды), но в ней нет и быть не может идеала. Она способна ткнуть носом в грязь — но не в состоянии показать небо. А к небу подростка тянет — и тянет, может быть, сильнее, чем маленького ребенка, еще пребывающего в гармонии с окружающей действительностью, или чем взрослого человека, прочно вписавшегося в жизнь, занятого конкретным делом.
Выход достаточно прост: изображая реальную жизнь со всеми коллизиями, пронизывать ее лучами чего-то Большого и Светлого, показывать некую оптимистическую перспективу развития событий, мерить происходящее какой-то безусловно верной этической линейкой.
Но самое простое оказывается и самым сложным. Причина элементарна: чтобы текст получился, одного лишь профессионализма мало. Писатель сам должен в это верить. Но во что — «это»? Где оно, Большое и Светлое? В чем повод для оптимизма? Предъявите вашу этическую линейку!
Есть что вспомнить
В советское время такая линейка была. В самом простом варианте — коммунистическая идеология, обещавшая не только материальное процветание, но и справедливость, преодоление зла в человеческих отношениях, дававшая смысл и цель творчеству, научному познанию, поиску красоты. Да, сейчас мы понимаем, что обещания эти были ложными и принципиально несбыточными, что был огромный разрыв между идеалом и реальной жизнью — но тогда-то множество людей искренне в идеалы верили. Они, кстати, не были поголовно слепы, видели «недостатки» и «пережитки», но это не мешало им жить верой в светлое будущее и в справедливое настоящее. И те из них, кто писал подростковые книги или снимал подростковое кино, транслировали свое мировосприятие целевой аудитории.
Но даже и те, кто трезво оценивал коммунистическую идеологию, все равно в подавляющем большинстве своем имели советскую ментальность — то есть тоже мечтали о светлом будущем, пускай и без красных знамен. Об обществе, в котором торжествуют права человека, обществе, где народ контролирует государственную власть, где каждый может раскрыть свои способности. Зачастую такое общество автоматически отождествлялось с Западом, однако наивность подобного взгляда стала очевидной гораздо позднее. Важнее то, что даже диссидентствующие писатели, несмотря на фигу в кармане, тоже верили в нечто Большое и Светлое, пускай и перпендикулярное официозу. Тем из них, кому приходилось писать для детей (к примеру, Гладилину или Шиму), как-то удавалось находить баланс между грязной землей и светлым небом.
В итоге мы имели прекрасную подростковую литературу.
Есть во что верить
А что сейчас? Коммунистический миф вдохновляет совсем уж немногих, и, как правило, очень пожилых людей. Либеральные идеи тоже не выдержали столкновения с реальностью. Что осталось честному писателю? Из чего выстругать этическую линейку? На что надеяться? Что транслировать юным читателям?
Да, на это есть известный ответ. Мол, добро, красоту и истину человек должен искать в себе самом. Несмотря на все социальное зло, несмотря на кризис культуры и морали, каждый из нас обладает нравственным чувством, способен различать добро и зло, способен находить в жизни настоящие ценности: дружбу, доверие, любовь, красоту природы, красоту мысли, красоту человеческих отношений. Пускай нет оснований для социального оптимизма, пускай торжествуют ворюги с кровопийцами — мы все равно будем жить не по лжи. Пускай нас и считают «лузерами».
Для взрослой литературы этого, может быть, и достаточно. А вот для подростковой — все-таки нет. Подростку нужно, чтобы на стороне добра была сила (оттого, кстати, столь популярен в их среде цикл Сергея Лукьяненко о Дозорах, равно как и «Гарри Поттер»). Подростку мало возвышаться мысленно над своими обидчиками — ему жизненно необходимо наличие сил добра. Нужны (пользуюсь образом из старой повести Владислава Крапивина «Всадники со станции Роса») некие Всадники. Пускай они не прискачут по первому же требованию — но они в принципе есть, они могут помочь, на них можно надеяться. В книгах Крапивина советской поры такие Всадники — реальны. Это и честные порядочные люди, которые не пройдут мимо зла, и — что крайне важно! — государство, которое на их стороне. Из книг современного Крапивина Всадники исчезли. Добро в его нынешних произведениях торжествует лишь за счет «бога из машины», то есть благодаря фантастическому элементу. В реальной же жизни никаких поводов для оптимизма писатель не видит. Можно спорить, насколько он в этом прав, но факт, что подобное умонастроение свойственно не ему одному, а очень многим пишущим людям, и, кстати, независимо от возраста. Чтобы призывать к небу — надо в небо верить. Чтобы обещать Всадников — надо в них верить. А еще лучше — быть Всадником самому. Только уж больно эпоха неподходящая.
Предъявите Всадников!
И что остается большинству из тех, кто пишет сейчас прозу для подростков? Либо «чернуха», либо «развлекуха», пользующиеся спросом на рынке.
Тут, казалось бы, напрашивается мысль: ну ладно, это у светских авторов так. Но мы-то, православные христиане (среди которых есть и неплохие писатели) — разве мы не можем заполнить эту пустующую нишу? Разве нас не вдохновляет наша вера? Разве не способны мы говорить и о подростковых проблемах, и о социальном фоне этих проблем в христианской перспективе?
Увы, этот пафос покуда остается лишь пафосом. В реальности похвастаться нечем. У нас есть лишь слащавые назидательные книги, обращенные к подростку. Да и то, как правило, — к подростку воцерковленному. Что-то не знаю я примеров, когда православный автор пишет для светских ребят, и пишет не с целью немедленно обратить их в Православие, а просто потому, что хорошо знает их жизнь и озабочен их проблемами. В чем причина?
Может быть, не хватает талантливых людей? А может быть — смелости? «Что станет говорить княгиня Марья Алексеевна», то бишь неистовые наши ревнители благочестия? Впрочем, этот страх присущ не только тем, кто пытается писать для детей. Это общая наша беда.
Однако на самом деле все еще сложнее. И талантливые авторы среди православных христиан есть, и страх перед гневом «ревнителей» со временем ослабевает. Рано или поздно появится проза, написанная христианами, но адресованная всем, а не только воцерковленным подросткам. И вот тут-то встанет очень серьезная проблема. Да, этическая линейка у таких писателей будет. Да, между Сциллой чернухи и Харибдой лакировки они проскользнут. А вот как воспримут всё это юные читатели?
Напоминаю: наш гипотетический писатель-христианин пишет честно. Не передергивает, не подтасовывает. А значит, должен называть вещи своими именами. Сказав «А», нужно говорить и «Б». Если даешь христианскую оценку миру — то не скрывай, что он, мир, во зле лежит и что кончится все не раем земным, не миром Полудня братьев Стругацких, а царством антихриста и затем уж только вторым пришествием Христа. Понятно, что после все бытие изменится, будут «новое небо и новая земля» — но эта перспектива и верующим подросткам в массе своей не очень понятна, а неверующих и вовсе способна неприятно озадачить. То есть «Большое и Светлое», на которое могли бы опереться положительные герои в произведении писателя-христианина, находится не в социально-исторической плоскости.
Ну а каких же тогда Всадников способен предъявить юному читателю писатель-христианин? Ангелов? Но ведь только всерьез верующие люди не сомневаются в их реальности, а большинство сочтет художественным вымыслом. То есть воспримет текст как очередное фэнтези, где добро побеждает с помощью светлых магов и мощных артефактов.
Всадники — рядом
Мы, христиане, верим, что Бог не безучастен к происходящему с нами и вокруг нас, что Он реализует в земной жизни Свой Промысл. Мы молимся Ему, мы просим помощи и защиты в разных бедах и скорбях. Но при этом понимаем, что совсем нас избавить от земных бед и скорбей Он не может, да и для нашего спасения это было бы неполезно. То есть Бог не гарантирует нам ни гуманного социального строя, ни человеколюбивого правительства, ни защиты от коррупции, преступности и начальственной дурости — Царство Мое не от мира сего (Ин 18:36). Но эти вещи и верующим-то подросткам трудно объяснить, а уж как быть с остальными? Где в реальной жизни, в повседневной действительности те силы добра, которые писатель мог бы ввести в повествование? На кого могли бы надеяться его герои, а вместе с ними и читатели-подростки?
Тут, как мне кажется, возникают два пути. Первый (и сразу скажу, ошибочный) — это сконструировать на христианской основе некую социальную утопию и уже из нее лепить Всадников. Утопия может быть монархической, а может быть державно-патриотической или националистической — но с непременным православным колоритом.
Фактически, подобного рода проза — если она начнет создаваться — окажется не чем иным, как новым изводом старых советских детских книжек «про дореволюционную жизнь», когда непременным фоном жизни и приключений юных героев оказывалась революционная борьба. Только с заменой красных знамен на православные хоругви. И такая литература, безусловно, будет вредна — потому, что подменит христианское отношение к жизни пафосом политической борьбы. Потому, что разделит людей на «наших» и «не наших» и тем самым будет потворствовать худшим сторонам подростковой натуры.
Второй путь для писателя-христианина — искать Всадников просто среди хороших, добрых, неравнодушных людей. Нам подчас кажется, что таковых почти и не осталось — однако это иллюзия. В реальности такие люди есть, и, более того, иногда они объединяются и становятся силой. Причем объединяются не ради глобальных политических целей, а для решения вполне конкретных проблем. К примеру, это волонтерское движение, это различные детские объединения, условно говоря, описываемые термином «неформальная педагогика», это екатеринбургский фонд «Город без наркотиков», это некоторые правозащитные организации. Да, за такими людьми чаще всего не стоит государственная машина, но за ними — и для христианина это очевидно! — стоит Бог. Но насколько я знаю, до сих пор никто не написал художественную прозу ни о жизни молодых ребят-волонтеров, ни о церковных детских приютах, ни о скаутских отрядах и лагерях. Мне кажется, лучше писать о тех, кто делает что-то реально полезное, чем в миллионный раз обличать современные нравы. Между прочим, чтобы писать обо всем этом, не обязательно быть воцерковленным христианином. Неверующий автор тоже способен быть вполне искренним в убеждении, что вместе хорошие люди могут многое. Просто он не задумывается о том, что таких людей поддерживают свыше.
Именно поэтому я верю, что когда-нибудь Всадники вернутся. И у нас вновь будут умная, честная и добрая подростковая литература.
Фото Марии Митрониной
