доктор исторических наук
Наше время скудно примерами истинно благочестивого отношения правителя к Церкви. Даже если правитель — крепко верующий христианин, все равно современная политическая культура, в основе своей, к сожалению, светская, не способствует тому, чтобы он открыто поддерживал Священноначалие.
И в подобных условиях приятно вспомнить те времена, когда наши государи относились к Церкви как трепетные влюбленные к предмету своего чувства. Иными словами, «ухаживали» за Церковью, оказывали ей знаки внимания, закидывали ее подарками.
Первая половина XIV века. Эпоха, когда Московская Русь отсчитывала первые десятилетия своей судьбы и очень многое в истории нашей страны только-только зарождалось. Нет еще никакого единого русского государства, есть лишь несколько десятков княжеств да две вечевые республики. Это крошево зажато между могущественной Ордой и агрессивной Литвой, пылает ровным, неутихающим огнем княжеских междоусобных войн, время от времени претерпевает чудовищное разорение от очередного татарского набега.
Существует лишь один стержень, скрепляющий Русь, не позволяющий разрозненным русским государствам окончательно превратиться в падающую стену брызг, — Церковь. Русская Церковь — едина. Русский митрополит сидит с 1299 года во Владимире, с 1326 года — в Москве. И его слово имеет равную силу для всех «разлетающихся» областей Руси. Веское слово его никем отменено или оспорено быть не может. Оно имеет столь серьезный вес, что русские князья постоянно тратят немалые усилия, пытаясь снискать благорасположение митрополичье.
И самым упорным, самым деятельным среди них является Иван Калита.
Летопись называет Ивана Даниловича «боголюбивым» и «мнихолюбивым». Эти слова соответствуют как его политике, так и природному складу его личности.
Церковная политика Ивана Даниловича, без преувеличений, гениальна. Когда на Русскую землю пришел митрополит Петр, Иван Калита сумел сделаться главнейшим его союзником и доброжелателем, чуть ли не другом. Во время большого церковного съезда в Переяславле-Залесском сторонники Твери нападали на «пришлого» святителя, пытаясь низвергнуть его с кафедры и расчистить путь для своего человека, а Иван Данилович его защитил. Позднее, чтобы привлечь митрополита в Москву, он построил первый каменный собор — Успенскую церковь в Кремле. Петр нашел последнее упокоение под сводами еще не достроенного храма и тем самым символически перенес митрополичью резиденцию из Владимира в Москву.
С появлением нового митрополита, Феогноста, пришлось начинать строительство добрых отношений заново. Властный и самостоятельный политик, Феогност далеко не сразу стал другом Московского княжеского дома.
Историк Н.С. Борисов высказался по поводу церковной политики Ивана Калиты исчерпывающе:
«Митрополит Феогност не хотел отталкивать от себя кого-либо из правителей русских земель, а тем более — великого князя Ивана Даниловича. Тщательно дозируя свое благосклонное внимание, Феогност наделял им Москву и Тверь, Владимир и Кострому, Новгород и Сарай, Киев и Владимир-Волынский. Подобно митрополиту Петру, он странствовал по всей Руси, не имея постоянной географической “точки отсчета”… В этой ситуации Ивану Калите приходилось использовать все аргументы. Для привлечения святителя в Москву такими аргументами служили и проникнутые константинопольской церковной символикой новые московские храмы, и культ последователя святого патриарха Афанасия I митрополита Петра, и реформа архимандритии, и личная набожность князя Ивана Даниловича, его истовое преклонение перед святителем, о котором Феогност рассказывал в Константинополе своему другу историку Никифору Григоре».
Но в конечном итоге Феогност принес Москве немало пользы.
Памятниками непрерывной борьбы Ивана Даниловича за благосклонность митрополитов помимо Успенского собора стали каменные церкви апостола Петра и Иоанна Лествичника (в Кремле), храм Спаса на Бору, кремлевский Архангельский собор. Ничто из этих построек не дошло до наших дней. Последняя из них, Спас на Бору, была варварски уничтожена большевиками. Но в середине XIV века вся Русь с изумлением смотрела, как юная Москва украшается каменным зодчеством пышнее древних городов Суздальской земли.
Полжизни Иван Данилович стремился поладить с Церковью. И даже когда подошел его последний срок, даже готовясь сдать Небесному Судие последний отчет, этот «крепкий хозяйственник» не мог отделить простое и доброе пожертвование от возможности напоследок еще раз «сманеврировать средствами». Вот он пишет завещание, и в этой бумаге легко прочитывается характер князя: в нем бескорыстное благочестие и расчетливость смешаны в равным пропорциях. «Дорогую одежду, — прикидывает Иван Данилович, — и еще, пожалуй, серебряные пояса… так… и часть серебряной посуды… и 100 рублей серебряной монетою — раздать попам. Всё равно каким! Наследники разберутся. Дело-то божеское, какие уж тут расчеты». А вот «блюдо великое о четырех кольцах» — заметный ресурс. Отдать просто так? Ну, почти просто так. Пусть отправят «святей Богородици Володимерской» — видимо, в Богородице-Рождественский монастырь! Сыну Семену еще предстоит побороться за Владимир, так пускай же тамошнее духовенство получит дорогой подарок, авось, в нужный час отблагодарит…
Не напрасно прозвище его «Калита» получило два принципиально разных объяснения. Слово «Калита» означает «кошель». Иван Данилович умел создавать богатство и слыл, надо полагать, одним из состоятельнейших князей Руси. По другой версии, кошель он носил для того, чтобы всегда можно было подать милостыню. Что ж, весьма возможно, обе трактовки верны. Крепкая вера и преданность Церкви органично соединялись в этом человеке с выдающимся скопидомством. И если бы кто-то обозвал его скопидомом, то Иван Данилович не оскорбился бы: для него это слово прозвучало бы как похвала. «Скопить дом» — что тяжелее дается правителю в эпоху всеобщего разорения?
Но, во всяком случае, для Церкви этот скопидом был истинным благодетелем. Мало кто из русских князей может сравниться с Иваном Даниловичем в заботе о церковных нуждах и никто не превзойдет его.
