Перед вами не попытка в тысячный раз рассказать о творческой биографии Пушкина. И не очередной строгий анализ его наследия. Это то, что обычно остается за скобками сухих научных исследований. Это мысли, чувства, догадки, интуиции человека, много лет читающего и перечитывающего Пушкина — и каждый раз открывающего в нем что-то, ранее ускользавшее от взгляда. Известный писатель, ректор Литературного института имени А. М. Горького Алексей Варламов рассказал о «своем Пушкине».
Почему Пушкин облагораживал Пугачева в повести, если очень хорошо понимал, каким на самом деле был Емельян Пугачев?
Ведь Пушкин проделал очень интересную работу. Он написал сначала историческое исследование «История Пугачёвского бунта», собрал факты, а потом написал роман, выдав его за произведение, сочиненное другим лицом, и представив себя в роли публикатора. И там, в этих семейных записках Петра Андреевича Гринева, Пугачев изображен совершенно не таким чудовищем, каким он был согласно документам эпохи. Пушкин сознательно делает этот сдвиг. Почему это произошло? Это очень интересный вопрос.
И не менее интересный вопрос, когда мы говорим о «Капитанской дочке», — эпиграф, предшествующий роману. «Береги честь смолоду». Эпиграф этот обычно применяют по отношению к главному герою, Петруше Гриневу. И тут более или менее понятно, как должен Петруша беречь свою честь: честно служить, слушаться начальников, не изменять присяге, не целовать злодею ручку, отдавать карточный долг, быть храбрым, мужественным. И герой выполняет все эти заветы честного долга.
Но ведь фраза «Береги честь смолоду» имеет отношение и к Маше Мироновой. И здесь ситуация сохранения чести оказывается гораздо более сложной, потому что она зависит не только от Маши, но и от тех обстоятельств, которые складываются вокруг нее.
Собственно, «Капитанская дочка» — это история во многом о том, как и Петруша Гринев, и Маша Миронова сохранили свою честь — он свою, она свою, чтобы потом счастливо соединиться. Пушкин показывает весь трагизм положения этой девушки, которая переодевается в крестьянское платье (и заметим, что это переодевание есть не что иное, как отсылка к «Барышне-крестьянке», только там — почти что водевиль, здесь — трагедия). Но едва ли это платье может быть надежной гарантией от посягательств на нее либо со стороны пугачевских насильников, либо со стороны Швабрина, который ей угрожает, шантажирует и хочет на ней жениться против ее воли, либо, наконец, со стороны Зурова и его подчиненных, которые задерживают Гринева и его спутницу, считая их изменниками, и требуют капитанскую дочку к себе. И что бы с ней было, если б не оказалось вдруг, что Гринев — знакомый Зурова, если бы не вовремя отданный долг — как в свое время отданный разбойнику тулупчик спас главного героя от пугачевской казни.
В пушкинском мире присутствует поразительное сцепление обстоятельств, там все под присмотром, все для чего-то нужно. Это удивительно тонкая работа, где одно действие цепляется за другое, но когда мы это читаем, то, как правило, не замечаем. И это хорошо, что не замечаем. Пушкинский текст так устроен, что мы можем просто по нему скользить и получать невероятное удовольствие от этого волшебного складывания слов. Но если на секунду остановиться и попытаться понять эту механику, насколько можно ее понять, мы увидим эту связь, мотивы поступков героев.
Вернемся к понятию чести. Да, безусловно, Гринев — человек чести. Человеком чести является капитан Миронов. Человеком без чести становится Швабрин. И здесь у Пушкина, который, как правило, не стремился упрощать своих героев, очень жесткий закон: человек, способный оклеветать девушку, способен изменить присяге. Пушкин в каком-то смысле идет на упрощение человеческого характера, потому что ему очень важно показать, подчеркнуть, выявить благородство и низость, противопоставить высоту и подлость разных людей. Это не Достоевский, где одно и другое может соединяться в душе одного человека. Пушкин как бы разводит эти качества и рисует идеальную картину мира, где добро есть добро, а зло — это зло. И только для Пугачева делает исключение, соединяя в нем жестокость и милосердие. Так, роман получает тот необходимый объем, который при «историческом», «документальном» Пугачеве оказался бы плоским. Художник все-таки важнее историка.
«Капитанская дочка», безусловно, самое христианское произведение русской литературы, ибо в нем чувствуется Божий Промысл. Люди, которые ведут себя в соответствии с Божьими заповедями, получают награду, потому что Промысл не бросает тех, кто к нему обращается, и приходит к ним на помощь.
«Капитанская дочка» — это в каком-то смысле повесть о взаимодействии земли и Неба. Хотя Небо явственно здесь никак не представлено, и все христианские добродетели героев укладываются в одну единственную добродетель — послушание. Но этой добродетели оказывается достаточно для того, чтобы повесть окончилась так счастливо, как оканчиваются немногие произведения в русской литературе, пусть даже там присутствует вечная пушкинская ирония.
