Однажды коварные злоумышленники подожгли дом священника в то время, когда он совершал литургию, но отец Василий, узнав об этом, не прервал богослужения. Местные власти не раз пытались отобрать у церковной общины здание храма. В мае 1934 года председатель Улиткинского сельсовета на собрании настойчиво уговаривал прихожан согласиться на закрытие церкви, говоря, что колхозу нужно помещение под культурные нужды, а кто хочет, может ходить на службы в соседние церкви. Однако люди большинством голосов не поддержали это предложение.
По воспоминаниям Ольги, дочери отца Василия, ему «не раз предлагали отречься от Бога и начать вести спокойную жизнь, но он отвечал на это, что Бог есть, и Он устроит всё так, что православие восторжествует, и что иначе быть не может».
* * *
Священномученик Василий родился 20 марта 1878 года в городе Москве в семье заштатного дьячка села Воронова Дмитровского уезда Арсения Игнатьевича Сунгурова и его супруги Агриппины Георгиевны. Крестили младенца в тот же день в церкви святителя Алексия, митрополита Московского, что в Глинищах, где Арсений Игнатьевич тогда служил трапезником, и нарекли в честь священномученика Василия, пресвитера Анкирского.

Фото перед расстрелом. Москва, Таганская тюрьма. 1937
В 1884 году, когда Василию было шесть лет, скончался отец, и в 1887 году мать определила его в Александро-Мариинский приют для мальчиков московского Богоявленского монастыря, находившийся в сельце Марфино в Московском уезде. Приют был открыт в 1885 году на загородном участке монастыря для сирот и детей беднейших родителей из духовного звания и имел начальную школу, соответствующую приготовительному классу духовного училища. Успешно прошедшие курс обучения имели право на поступление в духовные училища без экзаменов.
В 1889 году Василий закончил здесь обучение и поступил в Волоколамское духовное училище. Но учился он в нём не слишком успешно, остался в одном классе на второй год и проучился в результате пять лет вместо положенных четырех, окончив училище в 1894 году без права поступления в семинарию. В 1898 году Василий обвенчался с дочерью уходящего за штат псаломщика Алексия Михайловича Благовещенского Пелагией, ставшей впоследствии его верной помощницей, и был назначен на его место в Николаевскую церковь в селе Амельфино Волоколамского уезда.

В марте 1904 года Василий Арсеньевич был переведён в Скорбященскую церковь села Фёдоровского Волоколамского уезда. 25 апреля 1909 года в 2 часа утра церковный дом, в котором он проживал с семейством, сгорел до основания. «Пожар начался в соседней квартире псаломщика Цветкова и, при сильном ветре, распространился быстро, — писал об этом событии благочинный. — Псаломщика Сунгурова в эту ночь случайно не было дома, и его жена с четырьмя малолетними детьми едва спаслась через окно, а всё их имущество со всей одеждой и всеми хозяйственными принадлежностями сгорело дотла. Положение его с семьей в настоящее время безвыходное, и оказать ему милость было бы весьма своевременно и справедливо».
Василий Арсеньевич написал прошение викарию Московской епархии епископу Можайскому Василию (Преображенскому), прося переместить его «на праздную псаломщическую вакансию. <...> По бедности прихода и после пожара, который уничтожил всё имущество и одежду, я в настоящее время терплю крайнюю материальную нужду», — писал он.
Благочинный поддержал его прошение, написав: «Псаломщик Василий Сунгуров катехизис, чтение и пение знает очень хорошо. Жизнь ведёт всегда трезвую, к исполнению своих обязанностей всегда исправен; знает нотное пение и, обладая сильным голосом, принимает участие как в местном хоре, так и на внебогослужебных собеседованиях, при общем пении. По своей многосемейственности и крайне ограниченных средствах к жизни он заслуживает поощрения в деле перевода его на лучшее место, если это признано будет епархиальным начальством возможным».
Через год, 14 апреля 1910 года, Василий Арсеньевич был назначен псаломщиком в Николаевскую церковь в селе Жегалово Богородского уезда и в 1915 году был к ней рукоположен во диакона. В апреле 1919 года диакон Василий был рукоположен во священника к Марие-Магдалинской церкви в селе Улиткино Богородского уезда.
9 января 1935 года Щёлковский райисполком принял постановление закрыть церковь якобы по просьбе проживающих в селе граждан. 26 марта того же года Президиум Мособлисполкома принял постановление о закрытии церкви в Улиткино, предписав использовать здание под читальню и кинозал.
В 1935 году Марие-Магдалинская церковь была закрыта, и отец Василий был назначен служить в Богоявленскую церковь в селе Брыково Истринского района; в 1936 году он был награждён наперсным крестом.
В августе 1937 года сотрудники НКВД стали искать лжесвидетелей, чтобы арестовать священника. 15 августа студент из школы НКВД С. Д. Щевелев допросил рабочего столярно-мебельной артели в городе Истре Василия Лебедева, который показал, что «в июле 1937 года Сунгуров говорил: „Конституция выпущена, а нашего брата арестовывают ещё больше“. В этом же разговоре, касаясь шпионской банды Тухачевского, Сунгуров сказал: „Вот арестовали вождей. Сейчас арестовывают ещё хуже, чем раньше. Нет гарантии на то, что завтра не будешь арестован“».

ПОСТАНОВИЛИ: СунгуровА Василия Арсеньевича РАССТРЕЛЯТЬ.
Выписка из протокола заседания тройки УНКВД
по делу священика Василия Сунгурова от 19 сентября 1937 года
27 августа заместитель начальника УНКВД по Московской области майор госбезопасности Якубович, сотрудник Истринского районного отделения НКВД Черепухо и начальник Истринского отделения лейтенант госбезопасности Киселёв подписали постановление на арест священника. 28 августа сотрудник районного отделения госбезопасности Пахомов арестовал отца Василия и препроводил в камеру при Истринском районном отделении. 31 августа сотрудник Истринского отделения НКВД Агафонов допросил его.
— Следствию известно, что в разговоре с Колобашкиным в марте 1936 года, — сказал он, — вы распускали провокационные слухи о войне и скором падении советской власти. Дайте показания.
Отец Василий, не отрицая самого факта разговора, спокойно и резонно на это ответил:
— В разговоре с Колобашкиным в 1936 году о войне я ему говорил, что обидно, что люди не могут жить мирно между собой. Больше Колобашкину я ничего не говорил.
— В 1936 году на похоронах родственницы Колобашкина вы распускали провокационные слухи о голоде на Украине <...>. Дайте показания.
— На похоронах родственницы Колобашкина я был, но разговоров на политические темы не вёл.
На следующий день следователь Агафонов снова допросил отца Василия.
— Признаёте себя виновным в предъявленном вам обвинении? — спросил он священника.
— В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, — ответил отец Василий.
— У следствия имеется достаточно материалов, изобличающих вас как контрреволюционера. Почему вы упорно продолжаете не сознаваться?
— Никогда контрреволюционной деятельностью я не занимался.
— Следствием установлено, что в мае 1937 года в разговоре с Лебедевым вы клеветали на испанский народ, восхваляли при этом политику Гитлера. Дайте показания! — потребовал от священника следователь.
— Подобных разговоров с Лебедевым я никогда не вел, — ответил отец Василий.
Допросы на этом были окончены, и на следующий день начальник Истринского районного отделения НКВД лейтенант госбезопасности Киселёв подписал текст обвинительного заключения. После этого отец Василий был препровождён в Таганскую тюрьму в Москве, где начальник 3-го отделения 4-го отдела УГБ НКВД Воловщиков в последний раз его допросил. Расспросив, где священник жил и чем занимался до революции, он спросил:
— Какое вы имели хозяйство до революции?
— В 1900-х годах я имел корову. Больше ничего не имел. В 1929–1930 годах имел также корову. Затем продал.
— Значит, в течение сорока лет у вас источником дохода была служба в церкви? — спросил его следователь.
— Да, — ответил отец Василий.
— Вы признаёте себя виновным в том, что вели контрреволюционную деятельность?
— Нет, не признаю, — ответил священник, и на этом следствие было закончено.

Приведено в исполнение 20 сентября 1937 года.
Выписка из акта о расстреле священномученика
19 сентября 1937 года тройка при УНКВД СССР по Московской области приговорила священника Василия Сунгурова к расстрелу. Он был расстрелян на Бутовском полигоне на следующий день, 20 сентября, и погребён в общей безвестной могиле.
