Сюжет повести «Село Степанчиково и его обитатели» довольно прост: в доме полковника Егора Ильича Ростанева, хозяина поместья Степанчиково, воцаряется довольно странный человек Фома Фомич Опискин. Он, приживала, которого приютили из милости, умело играет роль праведника, нахватавшись эффектных мыслей из литературы и превознося свои аскетические подвиги. В результате Опискин деспотично правит судьбами людей и становится в доме хозяином, вершителем судеб …
Традиционно в театральных постановках Фома Фомич представлялся мерзким, безобразным, неприятным исключением из нормального общества — опечатка, описка (недаром у него и фамилия Опискин). Общество-то здоровое, хорошее, один Фома гнусен. При постановке спектакля я задумался: а так ли это? Фома Опискин — это не только отдельный человек, а целое явление, которое не теряет, к сожалению, актуальности. Оно страшным образом проникло в сердца многих наших верующих современников и превратилось в духовную болезнь XXI века. «Я же вылитый Фома Фомич!» — неожиданно сказал мне после спектакля один молодой человек с богословским образованием. К сожалению, мы часто смотрим на себя в церкви по-фарисейски: формально совершаем обряды и участвуем в таинствах, в то время как душа витает где-то далеко… При этом мы спокойны и довольны собой: все положенное выполнили, настоящие христиане, но по сути пускаем всем пыль в глаза, как Фома Опискин, и часто, увы, с высоты своей мнимой духовности беремся верховодить, а на самом деле тираним и терзаем людей.
Самое страшное, когда болезнь Фомы Фомича проявляется у тех, кто стремится к власти. Сколько важных людей, рвущихся к руководящим постам, раздувает себе из пустоты солидный имидж. Что-то необозримо страшное происходит и с человеком, рвущимся к духовному лидерству. Сколько мы наблюдаем сейчас так называемых «младостарцев», людей, ослепленных своими мнимыми духовными дарованиями и держащих в крепком кулаке «духовных чад»! Это же абсурд: иждивенец Фома Опискин торжественно благословляет брак владельца поместья Степанчиково Егора Ростанева с его избранницей Настенькой Ежевикиной. Он требует чуть ли не монашеского повиновения себе. Какое Фома имеет на это право? А все рады и довольны.
Что скрывается за этим «синдромом Фомы Фомича»? Думаю, это гордость и неуемная мечтательность о себе (ведь Опискин искренне верит, что он праведник). Мечтатель — довольно популярный тип у Достоевского, но Фома Опискин — это, пожалуй, самый опасный экземпляр мечтателя: мечтательность приобретает у него черты глубокого порока, одержимости: он не только в воображении, но и в реальности обманывает окружающих, лицемерит, выдает себя не за того, кто он есть на самом деле.
Когда я готовился к постановке спектакля, прочитал записки К. С. Станиславского о его работе над «Селом Степанчиковом» в МХТ (1919 год). Меня очень заинтересовала его идея: жанр спектакля он определял вначале как «комедия духа» (позже в силу известных общественных перемен спектакль стал историей любви Егора Ильича и Настеньки). Я согласен с ним в том, что речь идет о духовных вещах. Фома Фомич — болезнь псевдодуховности, искривление, знакомое каждому, это узнавание и, надеюсь, самоузнавание вызывает явственный отклик в зрительном зале. И если люди смеются над этой «комедией духа», то зачастую их смех направлен на Опискина в себе.
Я намеренно ушел от комического в финале. Наш спектакль называется «Село Степанчиково и…». «И…» — что еще? Я попытался соединить это произведение с другим — рассказом «Бобок» («Записки одного лица»), автор которого будто бы случайно подслушивает на кладбище разговор недавно умерших и похороненных людей. По мысли Достоевского, после смерти сознание каждого из них просыпается на какое-то время (это время им дается на покаяние), но никто не желает думать о том, что будет дальше, все с особым, страстным наслаждением вспоминают прежние пороки и пытаются забыть о приближении окончательной смерти, а голоса какого-то уже действительно умершего простолюдина: «О-ох, воистину душа по мытарствам ходит!» — никто не слышит.
Многим актерам было непонятно и неприятно это: зачем так мрачно заканчивать спектакль? Дело в том, что люди часто предпочитают не думать о смерти, боятся ее. Но для истинно верующего человека смерти просто не существует. Смерть становится великой, радостной встречей с Богом. Сама по себе смерть — следствие греховности, поврежденности человеческой природы, и если кто-то хочет забыть о ней, значит он желает забыть о своих проступках и недостатках и утешаться мнимой праведностью, как это делал Фома Фомич. «Готовы ли мы отвечать за все содеянное?» — вот главный вопрос, который спектакль ставит перед каждым чутким зрителем. Это конфликт человека и смерти, которую нам часто сложно принять в силу нашего несовершенства. Мы ведь ничем не лучше героев Достоевского, каждый из которых — далеко не праведник. Кто же в нашем спектакле положительный герой, нравственный ориентир? На этот вопрос можно ответить словами из чина отпевания: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит, Ты бо един кроме греха…»
Другие материалы в ноябрьской теме номера "Достоевский. Перезагрузка":
