Столичная штучка, дворянка из древнего знатного рода, троюродная племянница самого Кутузова, она получила блестящее образование и прекрасное воспитание.
Екатерину
Доктора-мужчины смеялись: какая из нее сестра милосердия, она же на перевязочный пункт ездит в карете? Близкие были категорически против. Но она никого не слушала и упорно шла к своей цели.
«Кисейная барышня»
Есть многочисленные свидетельства о жизни Бакуниной после того, как ей исполнилось 44 года, то есть после того, как в ее судьбе произошел кардинальный поворот. Но что было до этого? Даже в собственной автобиографической книге «Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины (1854–1860 гг.)» она почти ничего не рассказывает о своей юности, молодости, зрелости. Почему такая привлекательная и образованная барышня с хорошим приданым так и не вышла замуж? Стояла ли за этим какая-то личная драма, или всему виной семейные неурядицы?
Это была блестящая семья. Соединились представители двух древних, значимых для русской истории фамилий: петербургский губернатор, сенатор Михаил Михайлович Бакунин взял в супруги образованную, веселую, умную писательницу-мемуаристку Варвару Ивановну Голенищеву-Кутузову. У них было много детей, но до взрослого возраста дожили лишь два сына и четыре дочери. В их гостеприимном доме бывали Пушкин, Жуковский, Крылов, Карамзин.
Екатерина родилась в 1810 году. Получила прекрасное образование. В юности она, по свидетельству друга семьи Бакуниных Николая Станкевича, была большой спорщицей и задирой. Когда Кате было всего шесть лет, ее отец вышел в отставку. Спустя несколько лет, якобы, обнаружились факты «нецелевого использования средств» во время его губернаторства. И хотя он быстро оправдался перед Сенатом по всем пунктам обвинения, как говорится, «осадочек остался», и государь лишил его права занимать государственные должности. Семья переехала в Москву, так как средств на поддержание жизни, подобающей ее статусу, больше не хватало.
Конечно, Варвара Ивановна, заботясь о будущем дочерей, вывозила их время от времени в Санкт-Петербург, навещала там родственников и друзей, но дочери экс-губернатора поначалу популярностью в свете не пользовались. Тогда за дело взялись многочисленные кузины, дочери и внучки Михаила Илларионовича Кутузова (у фельдмаршала было пять дочерей). Они поддержали сестер Бакуниных, помогли им освоиться в высшем свете, ввели девушек в известные петербургские салоны. И закрутила барышень светская жизнь.
bakunina-fond.ru
Впрочем, в своих воспоминаниях Екатерина Михайловна удостаивает дни своей молодости лишь нескольких фраз: «Она прошла так, как в то старое время проходила жизнь девушек нашего звания, то есть в выездах, занятиях музыкой, рисованием, домашними спектаклями, балами, на которых я, должна признаться, танцевала с удовольствием и, может быть, вполне заслужила бы от нынешних девиц, посещающих лекции и анатомические театры, название “кисейной барышни”».
А еще у Бакуниных была усадьба в Тверской губернии — прогулки на лошадях, стихи в альбомах, болтовня в гостиных, чаепития… Есть свидетельство, что одной из сестер Екатерины Михайловны были предписаны морские купания, и все семейство полтора года прожило в Крыму. Возможно, это тоже повлияло на ее дальнейшие решения: Крым стал ей близким и родным. Но пока своей светской жизнью Екатерина была вполне довольна, хотя, по ее собственному признанию, «чуть не с самого детства» имела желание стать сестрой милосердия.
Мечта
Но откуда богатая аристократка вообще узнала о таком служении, ведь даже самого понятия «сестра милосердия» в начале XIX века еще не существовало? Может быть, из разговоров взрослых: совсем недавно закончилась Отечественная война 1812 года, и гости, собиравшиеся в их доме, вполне могли касаться этой темы. К примеру, вспоминать, как русские женщины еще во времена Петра I помогали воинам, получившим увечья на поле брани. И пусть роль их была скромной — обеспечение больных чистой одеждой и постельным бельем — они были предшественницами настоящих сестер милосердия.
Позже при Смольном монастыре для сердобольных вдов открылась первая школа сиделок. Правда, в войска ее выпускниц не допускали (это считалось неприличным), но мысль о том, что женщины, по самой природе своей терпеливые и милосердные, могут лучше выхаживать раненых, уже высказывалась и постепенно набирала популярность в передовых кругах столичного общества.
Как бы то ни было, в голове юной Бакуниной детская мечта о таком служении, видимо, утвердилась крепко и не оставляла ее многие годы, до того момента, когда Екатерина Михайловна получила наконец возможность воплотить ее в жизнь.
«Что же вы сделали, кузина…»
Случилось это лишь в 1854 году, когда Бакуниной было уже за сорок.
«Доколе сил моих станет, употреблять буду все мои попечения и труды на служение больным братьям моим!» — громко и торжественно произносил священник слова клятвы. В церкви Михайловского дворца только что закончилась праздничная служба. Женщины в накрахмаленных чепчиках, коричневых платьях и белых фартуках выстроились перед батюшкой как солдаты. Стояли молча, высоко подняв головы. У некоторых на глазах блестели слезы. На груди у каждой сверкал золотой крест на голубой ленте. Кто они? Монахини? Военнообязанные? Нет. Это первые в России сестры милосердия, объединившиеся в общину, нареченную в честь праздника Крестовоздвиженской.
Создатели общины — великая княгиня Елена Павловна, вдова великого князя Михаила Павловича, и основатель военно-полевой хирургии, легендарный доктор Николай Иванович Пирогов. Это они собрали женщин для работы в действующей армии, когда стало понятно, что потери воинов на фронте сопоставимы по численности с потерями раненых, умирающих в госпиталях от ненадлежащего ухода, антисанитарии, недостатка помощи и внимания.
Во всем мире известна «леди с лампой» — английская сестра милосердия Флоренс Найтингейл, первой организовавшая сестринскую помощь и уход во время Крымской войны. Но и по другую сторону фронта, у русских, тоже были самоотверженные, благородные, милосердные женщины. И среди них — Екатерина Бакунина.
Хотя в общину ее взяли не сразу. Несколько раз писала она в Петербург, но ответы приходили расплывчатые — ни да ни нет. Бакунина не отступала: «На это я написала, что меня очень удивляет такое разделение, и что когда дочь Бакунина, который был губернатором в Петербурге, и внучка адмирала Ивана Лонгиновича Голенищева-Кутузова желает ходить за матросами, то странно, кажется, отказывать ей в этом. На это мне отвечали, что в первый отряд, который соберется, и я попаду».
Одновременно ей приходилось отбиваться от возмущенных родственников, которые стеной встали против этой «блажи». Казалось, отговаривать ее приезжала вся Москва: кузины, тетушки, сам губернатор Иван Васильевич Капнист!
«Но всего больше меня смущал и мучил брат (он военный, был в кампании 1828 и 29 годов); он все говорил, что это вздор, самообольщение, что мы не принесем никакой пользы, а только будем тяжелой и никому не нужной обузой», — признавалась Бакунина.
И все же упрямица своего добилась — в общину ее зачислили. Но что конкретно придется делать на месте, она даже не подозревала. Нужно было хоть чему-то научиться. Краткий курс обучения проходили все сестры Крестовоздвиженской общины. Готовясь к предстоящему служению, Екатерина Михайловна присутствовала на хирургических операциях во втором сухопутном госпитале. А чтобы испытать себя, посещала «самую гнусную» в Москве полицейскую больницу:
«Я еще ездила раза два на перевязки утренней визитации (приема. — Ред.). Помню, что много было гангренозных. Это было хорошее приготовление для Севастополя. Знаю, что некоторые доктора надо мной смеялись, говорили: “Что это за сестра милосердия, которая ездит на перевязки в карете!” Но я так боялась простудиться и быть вынужденной остаться, что очень берегла себя. И слава Богу, я не была хуже других и готовилась очень серьезно к принятию давно желаемого звания сестры милосердия, говела и причастилась».
Когда Бакунина призналась полицейскому врачу, с которым ходила на осмотры, что собирается в Севастополь, тот кивнул: «Ну что ж, с Богом! Вы выдержите».
На следующий день после праздничной службы в Михайловском дворце все сестры — и прачки, и солдатки, и мещанки, и дворянки, и состоятельные аристократки, — отправились в Крым. На войну. Не ради денег — жалования они не получали. Не ради наград. Не ради славы. Повинуясь только христианскому чувству сострадания. И во главе одной из групп ехала Екатерина Бакунина. Именно она стала примером для многих знатных женщин, последовавших за ней в Севастополь.
Феофил Толстой, родственник Екатерины Михайловны, провожал ее запоздалыми горькими словами: «Что же вы сделали, кузина…»
«Просто ад!»
Дорога в Крым была тяжелой. Если в начале во встречающихся по пути городах купцы и отставные полковники давали в честь сестер торжественные обеды, а в Харькове сам генерал-губернатор вышел встречать самоотверженных женщин, то чем ближе к месту назначения, тем чаще экипажи вязли в грязи и ломались. Через Днепр переправлялись на большой лодке.
В Крыму сестер никто не встретил. В Севастополе вообще творился сущий ад. Раненые были повсюду: в госпиталях, бараках, домах, прямо на улицах — в грязных бинтах, крови и гное. Паркет в отданном под госпиталь дворянском собрании на вершок был пропитан кровью. А вокруг стрельба, грохот взрывов, пожары. Смрад стоял невыносимый. Когда над группой сестер вдруг пролетело ядро, одна из них от испуга присела и, защищаясь, раскрыла над собой зонтик. Все расхохотались.
Екатерину Михайловну тут же назначили дежурной на перевязочном пункте. Каково там приходилось сестрам, можно судить по ее дневникам:
«Утром было одиннадцать ампутаций, и потом еще несколько. Но что было ужасно, когда одному человеку делали ампутации двух членов за раз. И были такие молодцы, что выдерживали… Положа руку на сердце и перед Богом, и перед людьми твердо могу сказать, что все сестры были истинно полезны. Разумеется, по мере сил и способностей своих».
Бакунина ассистировала врачу без сна и отдыха. Эту трудолюбивую, настойчивую и терпеливую помощницу Пирогов очень ценил и выделял среди остальных сестер:
«Ежедневно днем и ночью можно было застать ее в операционной, ассистирующей при операциях, в то время когда бомбы и ракеты ложились кругом, — писал врач. — Она обнаруживала присутствие духа, едва совместимое с женской натурой».
Однажды Бакунина провела за операционным столом около 36 часов! Она ассистировала врачам на ампутациях, которые шли одна за другой, всего — 50 операций!
Через главный перевязочный пункт за сутки порой проходило несколько тысяч раненых. Когда не нужно было перевязывать и ассистировать на операциях, сестры готовили бинты — резали, катали, сворачивали, меняли постели. Постоянно кипел самовар — раненых нужно было часто поить чаем с вином или водкой, чтобы поднять пульс перед тем, как усыпить их хлороформом.
Раненые отдавали сестрам на хранение милосердия свои наградные деньги. Женщины держали их у себя, по требованию хозяев разменивали и выдавали и вели учет в специальной книге. Сами жалования сестры не получали.
Из письма Е. М. Бакуниной:
«Вносят носилки, другие, третьи. Весь пол покрылся ранеными; везде, где только можно сесть, сидят те, что притащились кое-как сами. Что за крик, что за шум! Просто ад!
Пальба не слышна за этим гамом и стонами. Один кричит без слов, другой: «Ратуйте, братцы, ратуйте!», «Будь мать родная, дай водки!». Во всех углах слышны возгласы к докторам: «Помилуйте, ваше благородие, не мучьте!..»
«Не отговаривайтесь и не возражайте»
Мужественную выдержанную, энергичную женщину Николай Иванович рекомендовал великой княгине Елене Павловне, и она назначила Екатерину Михайловну главой Крестовоздвиженской общины.
Пирогов просил Екатерину Михайловну: «Не отговаривайтесь и не возражайте, здесь скромность неуместна… Я вам ручаюсь, Вы теперь необходимы для общины как настоятельница. Вы знаете ее значение, сестер, ход дел, у Вас есть благонамерение и энергия.… Не время много толковать — действуйте!»
И она действовала! Колесила по всем военным госпиталям Крыма. Вникала во все хозяйственные мелочи: чисты ли матрасы, хватает ли их? Достаточно ли густ бульон, который выдают матросам? В то время как солдаты на передовой бились с неприятелем, ей приходилось воевать с чиновниками и проворовавшимися госпитальными начальниками, пытавшимися порой «войти в долю» с сестрами. «Самая кроткая и смиренная», по отзывам солдат, она при необходимости не отставала от генералов и чиновников, пока не получала необходимое для госпиталей. «Я должна была сопротивляться всеми средствами и всем своим умением злу, которое разные чиновники, поставщики и пр. причиняли в госпиталях нашим страдальцам; и сражаться и сопротивляться этому я считала и считаю своим священным долгом»,— писала она.
К счастью, община подчинялась не местному начальству, а напрямую Пирогову и великой княгине, и судьбы сестер зависели только от них и от мнения раненых. А раненые только что не молились на своих ангелов-хранителей, которые помогали им не только в госпиталях, но и на голых высотах, стоя на коленях в лужах и грязи. И Пирогов, полностью доверяя сестрам, поручал им даже раздачу денежных пособий.
Кем же были эти сестры?
Вот как писала о своих коллегах Екатерина Михайловна: «Были между нами и совсем простые и безграмотные. И полувоспитанные, и очень хорошо воспитанные. Я думаю, что были и такие, которые до поступления никогда и не слыхали, что есть и чем должны быть сестры милосердия. Но все знали и помнили слова Спасителя: “Понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе”».
Когда русские войска по плавучему мосту оставляли Севастополь, отважная Бакунина была последней из сестер милосердия, покинувшей город, в котором уже не осталось ни одной целой стены. Вот яркая иллюстрация отношения солдат к Екатерине Михайловне: один из них вынес из Севастополя ее личный хрустальный стакан и в новом госпитале торжественно вручил его Бакуниной!
В сентябре 1855 года Пирогов организовал особое транспортно-эвакуационное отделение медсестер для перевозки раненых в Перекоп. Во главе поставил Бакунину. И вот уже столичная аристократка в мужских сапогах и мужицком тулупе по осенней хляби, а потом и по зимнему льду сопровождает транспорты, вывозящие больных и раненых с полуострова. Каждую ночь, останавливаясь в аулах, где раненых, конечно, никто не ждал, организовывала для них крышу над головой, ужин, лекарства. Теплой одежды на всех не хватало — два тулупа на четверых. Екатерина Михайловна писала: «Я принесла чулки, вязаные варежки, и вот со всех сторон начали кричать: «Дай, матушка, один чулок, у меня одна нога!»
Через год в одной из попавшихся на пути церквушек без купола и колокольни она заказала благодарственный молебен. Бакунина благодарила Бога за этот год.
«Разве я могу их бросить?»
В 1856-м Крымская война закончилась. Сестры вернулись в Петербург. Бакуниной за ее заслуги вручили Севастопольскую медаль. А потом на ее плечи легли все организационные дела Крестовоздвиженской общины. Но рутинная бумажная работа не приносила ей радости. Екатерина Михайловна признавалась: «Только в госпитале, у постели больных, видя сестер, свято исполняющих свои обязанности, и слыша благодарные слова страдальцев, я отдыхаю душой».
В 1860 году она оставила общину и с «сокрушенным сердцем» покинула Петербург — уехала в Тверскую губернию, в свое поместье. Поселилась там с двумя своими незамужними сестрами — художницей Евдокией и поэтессой Прасковьей, — и начался новый этап ее жизни: Бакунина занялась медициной.
Положение с медицинской помощью в губернии было аховое: на 136 тысяч жителей уезда приходился один-единственный врач. Эпидемии сменяли друг друга: холера, оспа, чума, тиф… Крестьяне умирали тысячами. Что могла сделать одна немолодая женщина? Наладить земскую медицину — дело, кажется, совершенно неподъемное. Но у Бакуниной был опыт, была воля и была вера.
Она нашла деньги и организовала строительство сначала деревянной амбулатории, потом стационарной лечебницы. Небольшой, всего на восемь коек. Но до этого ведь вообще никакой не было! Прием первое время вела сама. Потом дополнительно пригласила доктора и платила ему жалование. Позже были еще доктора. Даже аптека! Многие лекарства Бакунина готовила своими руками. К «причудам» богатой барыни местные сперва отнеслись настороженно. Но к концу первого года работы через лечебницу Бакуниной прошло ни много ни мало две тысячи человек! Еще через год — уже четыре! Дальше — больше. Постепенно крестьяне убедились, что их не обманывают, а правда хотят помочь.
Екатерина Михайловна использовала весь свой жизненный багаж: утром вела прием пациентов — их иной раз собиралось больше сотни, днем сама в крестьянской телеге объезжала больных, перевязывала, выдавала лекарства. Уделяла внимание и крестьянским ребятишкам.
Шло время, весть о ее богоугодных делах дошла до императрицы Марии Александровны, супруги императора Александра II, и тут произошло чудо: императрица распорядилась назначить Казицынской лечебнице ежегодное пособие в двести рублей — деньги вполне достойные для той эпохи. В село прислали штатного фельдшера, организовали регулярные визиты врачей. Самой же Екатерине Михайловне земское собрание предложило стать попечительницей всех земских больниц уезда. Бакунина подумала и согласилась.
Для пациентов все больницы были бесплатными. Из Торжка регулярно приезжал уездный врач Синицын, с которым Екатерина Михайловна дружила больше тридцати лет и который потом стал ее биографом. И всё шло хорошо, пока была жива высокая покровительница Бакуниной. Увы, в июне 1880 года императрица скончалась. И тут же вдвое сократилось денежное пособие на содержание больницы. Взять его на себя Бакунина не могла — ее средств уже не хватало. Она предложила земству выделить на больницу казенное финансирование, но получила отказ. В итоге лечебницу пришлось закрыть.
Но бросить людей Екатерина Михайловна не могла, она продолжала принимать больных у себя дома. Семьи у нее не было, зато было призвание, которому она отдала все свои силы, оставаясь верной клятве, данной когда-то в церкви Михайловского дворца: «Доколе сил моих станет, употреблять буду все мои попечения и труды на служение больным братьям моим».
В 1881 году к Бакуниной приезжал Лев Толстой. За чашкой чая в усадьбе вспоминали молодость, встречу в осажденном Севастополе, где молодой поручик-артиллерист познакомился с сестрой милосердия, восхищавшей его своей неутомимостью и самоотверженностью. «Неужели у вас нет желания отдохнуть, переменить обстановку?» — спросил Толстой. «Нет, да и куда я могу уехать, когда меня каждый день ждут. Разве я могу их бросить?» — ответила она.
Снова война
Впрочем, уезжать из усадьбы, и уезжать надолго, ей все-таки приходилось. Ради еще более тяжелого и сложного служения. В 1877 году началась Русско-турецкая война. Главный театр военных действий был на Балканах, но задачу освобождения христиан, оказавшихся под властью турок, решала и Кавказская действующая армия.
Из-за промахов военного ведомства и недостатков в работе Красного Креста в ней катастрофически не хватало врачей, теплой одежды, белья, обуви. Последнее оказалось особенно болезненным с наступлением осенних холодов. Перевязочные пункты были устроены плохо, обнаружились большие проблемы с гигиеной, с вывозом раненых с полей сражений, с лечением больных тифом и другими болезнями в прифронтовой полосе. В результате раненые и сотрудники Красного Креста массово умирали не только от ран, но и от тифа и лихорадки.
В придачу профессиональные военные врачи не доверяли персоналу Красного Креста, обвиняли его в бесполезной трате огромных средств, а добровольных помощников и помощниц в некомпетентности. Действительно, среди случайно набранных санитаров Красного Креста оказалось немало картежников, дезертиров, пьяниц, которые всеми способами избегали своей главной обязанности — эвакуации раненых с линии огня.
Кроме того, внутри Красного Креста то и дело возникали разногласия. В 1877 году независимых друг от друга Красных Крестов было целых четыре: петербургский, московский, финляндский, кавказский. А в Москве соперничали дворянский и купеческий Красный Крест. На Кавказском фронте оба они приобретали для своих походных лазаретов дорогостоящие и ненужные приспособления, не слушали просьб командования объединить усилия на том или ином «горячем» участке и действовали вразнобой, порой больше мешая, чем помогая воинам.
Вот на таком фоне весной 1877 года, когда Бакуниной было уже 66 лет, ей в имение пришло предложение великой княгини взять на себя руководство одним из отрядов сестер Красного Креста, который отправлялся на Кавказ. Ехать Екатерине Михайловне очень не хотелось — давал себя знать возраст, да и сил, средств и времени в организацию своего дела в губернии было вложено немало. Но все же она решилась и в мае 1877 года прибыла в Петербург. Принцесса Ольденбургская, занимавшаяся вместе с великой княгиней отправкой на фронт санитарных отрядов, дала ей под начало отряд из двадцати восьми сестер, в основном из состоятельных столичных семей.
На месте Бакуниной поручили заведовать временными госпиталями, расположенными от Тифлиса до Александрополя. Ее базой стали два военных госпиталя в небольшом городке Делижане, расположенном в ущелье на высоте 1524 м. А кроме них, опекать нужно было еще пять госпиталей, разбросанных на протяжении ста с лишним километров.
Екатерина Михайловна взялась за дело со всей присущей ей ответственностью и полным «погружением». Чтобы улучшить условия содержания раненых, она прошла вместе с ними весь путь от линии фронта до госпиталя. Прошла так же, как проходили его раненые — то пешком, то на повозке, в холоде и голоде. Так она лучше понимала, что нужно сделать, чтобы облегчить эвакуацию солдат. Благодаря ее стараниям, раненых теперь на пути ждали хорошо протопленные помещения, горячая еда и помощь сестер милосердия.
Сестры из отряда Бакуниной были заняты с утра до вечера. Как писал врач и биограф Екатерины Михайловны Александр Синицын: «Кроме помощи врачам в уходе за больными и при перевязках раненых, на них лежала обязанность раздачи больным вина, чая, сахара и вообще всех пособий, которыми щедро снабжал госпитали Красный Крест».
Условия в горах на прифронтовых участках были очень тяжелыми: погода, антисанитария, высота. Больше половины сестер заболели сыпным тифом, и Бакуниной, кроме своих прямых обязанностей, приходилось еще ухаживать за ними. Благодаря ей все остались живы.
«В январе 1878 года мне пришлось отправиться в качестве врача в действующий в Армении корпус, — вспоминал А. А. Синицын. — …На одной из городских улиц Делижана встретил Екатерину Михайловну, возвращавшуюся с вечернего осмотра госпиталей. Она показалась мне в первую минуту утомленной, как бы сгорбившейся, ей было уже за 65 лет. Но это оказалось только первым впечатлением. Когда Екатерина Михайловна взошла в квартиру и сняла шубу, она представилась мне той же бодрой, той же энергичной женщиной, какой я ее знал всегда. Все сестры жили в одном доме с ней. Одни лежали в тифу, другие только-только оправились от него, и только три, кажется, были здоровы. Она сейчас же повела меня к больным сестрам и заставила их осмотреть почти всех. Все они были мои старые знакомые по петербургской жизни, и, конечно, наше свидание было самым задушевным. Все они, хотя и молодые, были утомлены трудами и заботами своего служения, на всех лежала печать сознания своего призвания. Екатерина Михайловна как бы влила в них свою душу и сумела возвысить до идеала, какой жил в ней самой. До глубокой ночи мы проговорили об обстоятельствах того времени, о положении госпиталей и об общих петербургских знакомых. Несмотря на это, Екатерина Михайловна уже в семь часов утра была на ногах, бодрая, свежая, осмотрела всех сестер и отправилась в госпиталь».
По воспоминаниям Синицына, однажды он встретил в Карсе одного старого офицера, который во время Крымской войны лечился от ран в одном из екатеринославских госпиталей. Когда врач случайно помянул Екатерину Михайловну Бакунину и сказал, что она на Кавказе, старик вскочил, перекрестился и высказал намерение ехать ей поклониться, как только утихнут боевые действия.
В статье «Сестринская деятельность Екатерины Михайловны Бакуниной в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.» историк Валерий Суворов приводит текст поздравительного адреса врачей, которым довелось служить в госпиталях, где действовал ее отряд:
«Во всех отношениях вы явили себя достойной имени русского воина. Ни жара летом, ни осенние ненастья, ни зимний холод, ни позднее ночное время, ни утомление физических сил ваших, ни дальность расстояний того места, куда звала вас нужда больных, ничто и никогда не удерживало вас от исполнения долга… Вокруг вас, под неотразимыми ударами тяжкой болезни падали врачи, сестры, фельдшера и госпитальная прислуга… Но в утешение болевшим Бог хранил вас. Вы поспешали везде, … вы признавали всякий труд себе по силам, всякую работу на пользу больных, даже самую черную, вы облагораживали своим личным участием. …Мы, врачи, для коих вы были благонадежнейшей и опытнейшей помощницей, питаем и навсегда сохраним к вам чувство беспредельной благодарности и самого глубокого уважения. Имя ваше также останется неизгладимым в памяти нашей, как не изгладится оно из памяти больных, коим вы так всецело приносили себя в жертву».
«Война спасла ее «из хаоса жизни»
Больше года пробыла Бакунина на Кавказе. В конце августа 1878 года, когда закрылись временные госпитали, она покинула Делижан и вернулась к себе в Казицыно. И опять занялась лечением больных. Позже, вспоминая свою работу на Кавказе, она писала Николаю Пирогову: «В последнюю кампанию я была на Кавказе. Сестры моего отделения были распределены по дороге в пяти местах, и я их объезжала, старалась, сколько было сил, быть полезной, и могу одно сказать, что сестры, казалось, были мною довольны, больные любили, доктора были внимательны».
Сам Николай Иванович говорил, что Бакунину война спасла «из хаоса жизни»: «Она точно составляла слиток всего возвышенного. Чем более встречала она препятствий на своем пути самозабвения, тем более выказывала ревности и энергии».
В последние годы одинокая, подорвавшая здоровье женщина уже не могла так активно и много работать. Она очень сокрушалась по этому поводу, вздыхая с печальной улыбкой: «Увы! Я зачислена в запас!»
Она дожила до преклонного возраста — почти до восьмидесяти четырех лет и скончалась 11 августа 1894 года. Похоронили Екатерину Бакунину в родовом имении Прямухино.
В 2011 году в память 200-летия со дня ее рождения Благотворительный фонд «Имени сестры милосердия Екатерины Михайловны Бакуниной» учредил медаль «Сестра милосердия Екатерина Бакунина». Ею награждают людей, которые получили общественное признание за заслуги в области медицины, здравоохранения и благотворительности в медицинской сфере, а также медицинские учебные заведения, сестричества, организации, предприятия, общественные объединения и коллективы. Девиз награды: «Долг Подвиг Милосердие».
