Сначала он спас сына эсэсовца. Потом почти «убил» «русскую ночную ведьму» — легендарную советскую летчицу, чем сохранил ей жизнь. Пациенты этого доктора «умирали как мухи», но, почему-то, все стремились попасть именно к нему. Нацисты очень ценили «чудесного русского доктора», не догадываясь, что свой профессионализм хирург Георгий Синяков направляет против них, спасая в концлагере Кюстрин тысячи наших пленных…
Лагерь смерти
Выпускника медицинского факультета Воронежского университета Георгия Синякова призвали в армию на второй день войны: 23 июня 1941 года 38-летний хирург уже работал в медико-санитарном батальоне на Юго-Западном фронте. А в октябре под Киевом в районе села Борщевка его медсанбат попал в окружение. Но Синяков продолжал оперировать, пока фашисты под дулом пистолета не приказали ему оставить это «пустое занятие».
Началось многомесячное мучительное кочевье по концлагерям. Лагерь в Борисполе, лагерь Дарница, наконец, в мае 42-го Кюстринский международный лагерь для военнопленных. Там Георгий Синяков лишился своего имени и стал заключенным № 97625.
Лагерь военнопленных был построен в июне 1940 года на окраине деревни Alt-Drewitz в 6 км от крепости Кюстрин, в 90 км от Берлина.
Первоначально лагерь служил местом содержания нескольких тысяч солдат и унтер-офицеров из Польши, Франции, Великобритании, Югославии и Бельгии.
Советские военнопленные стали поступать в лагерь в июле 1941 года.
Иностранным пленным помогал Красный Крест — присылал посылки, медикаменты, — и только советское правительство отказалось с ним сотрудничать.
Наших узников содержали отдельно, в чудовищных условиях. Восемь фанерных бараков-«лазаретов». Обтянутые кожей скелеты, раненые и больные, обгорелые, многие — с переломами, абсцессами, плевритами, по 250 человек в каждом бараке медленно умирали на двухэтажных нарах-клетках.
Колючая проволока в три ряда, часовые на вышках, голод, холод, болезни, издевательства надзирателей, медицинские опыты на живых людях, ампутирование здоровых конечностей, выкачивание крови, замораживание живьем в специальной комнате для штрафников...
За малейшую провинность — штраф всему бараку, лишение и так истощенных до предела людей на три дня хлеба, супа или того и другого вместе. По ночам надзиратели выбирали очередную жертву и для устрашения убивали человека на глазах у остальных заключенных.
За двумя дополнительными рядами проволоки находился инфекционный барак. В нем вообще творился кромешный ад: голод, грязь, избиения, стоны, смерть...
За всё время существования Кюстринского лагеря в нем погибло более 12 тысяч военнопленных.
Советских пленных вообще не лечили, просто оставляли умирать. При попытке побега расстреливали. Трупы закапывали в братских могилах. Нацисты, не задумываясь, уничтожили бы всех советских пленных сразу, но перед смертью рабы должны были выработать свой ресурс на благо Третьего Рейха. А для этого их нужно было какое-то время поддерживать в более-менее работоспособном состоянии.
Как «недочеловек» стал «чудесным русским доктором»
Оборванный, голодный, еле стоящий на ногах от слабости пленный особого доверия у администрации лагеря не вызывал, хоть и было известно, что он врач. Фашисты вообще считали, что «самый лучший хирург из СССР не стоит немецкого санитара».
Тем не менее, Синякову устроили экзамен — велели провести резекцию желудка. Экзаменаторами были надзиратели и несколько пленных военврачей из европейских стран во главе с доктором Кошелем. Операция шла несколько часов, у ассистентов дрожали руки, но Синяков делал всё настолько четко и уверено, что немцы были вынуждены признать: профпригоден.
Началась работа: ампутации, операции, перевязки практически круглые сутки. При этом положение Синякова ничем не отличалось от положения остальных заключенных — он так же жил в бараке, недоедал, мерз...
Всё изменил случай. Сын одного эсэсовца подавился, и косточка попала в трахею. Счет шел на минуты. Синяков спас ребёнка, его мать встала перед «чудесным русским доктором» на колени и поцеловала ему руку! Авторитет хирурга вырос необычайно, ему назначили дополнительный паек и позволили свободно передвигаться по территории лагеря, заходить в любые бараки.
Живые и мертвые
Георгий Федорович пользовался льготами по-своему: паек он отдавал раненым, причем менял сало на картошку и хлеб, чтобы накормить побольше людей. За помощью к нему теперь обращались не только пленные и надзиратели, но даже жители окрестных деревень. А он тем временем возглавил подпольный комитет лагеря. Доктор рассказывал пленным о реальном положении дел на фронте, распространял листовки, в которых говорилось о победах советских войск, в общем, поднимал дух... Но главное, он получил возможность спасать людей не только на операционном столе: придумал, как организовывать побеги.
Конечно, в одиночку он при всём своём привилегированном положении с такой задачей не справился бы. Нужен был свой человек у немцев. И такой нашелся! «Своим среди чужих» оказался военный переводчик, капрал Гельмут Чахер: он учился в СССР, женился там на русской, Клавдии Осиповой, и вернулся в Германию перед самой войной. Русским пленным он сочувствовал.
Чахер отлично знал местность. А Синяков отлично знал медицину. Врач забирал заключенного в лечебный блок, но там его больному «становилось хуже», — раны начинали «гноиться», выглядел пациент так, что к нему приближаться было страшно. Потом пленный «умирал», доктор констатировал смерть, его «труп» вместе с настоящими умершими вывозили из лагеря и сваливали в ров, а через некоторое время он чудесным образом воскресал, забирал в условном месте нарисованную Чахером карту с маршрутом побега, часы, компас, запас провизии и бежал.
Нацистов эти «смерти» особо не беспокоили — всё равно пленные были расходным материалом. А Синяков подробно объяснял, как правильно задерживать дыхание, изображать агонию, останавливать взгляд и притвориться мертвым. Для эффекта «гниющих ран» он готовил специальную вонючую мазь на основе рыбьего жира (настоящие раны с ее помощью благополучно заживали). Иногда Синяков прятал готовившихся к побегу в инфекционных или туберкулезных бараках, которые нацисты брезгливо обходили, а потом под номерами реально умерших заключенных вывозил их вместе с трупами за территорию лагеря.
Летчики и разведчики
Однажды в лагерь привезли тяжело раненного советского разведчика. На допросах он молчал. Тогда гестаповцы решили подсадить к нему провокатора. Узнав об этом, Синяков и белградский профессор Павле Трпинац, захватив трех санитаров, один из которых знал азбуку Морзе, устроили в бараке разведчика обход. Раненый лежал на топчане в отдельной каморке под охраной автоматчика. А рядом — провокатор, забинтованный, как мумия. Доктор Трпинац встал между топчанами. Синяков громко расспрашивал провокатора о самочувствии, тот в ответ старательно тяжело стонал, а тем временем санитар-радист отстукивал пальцами по бинтам советского разведчика: «Рядом лежит провокатор!» Он повторял это до тех пор, пока раненый движением век не показал, что понял.
Среди спасенных русским доктором были известные люди, которые потом и рассказали о подвиге Георгия Синякова. Например, много месяцев доктор прятал среди раненых не то десять, не то шестнадцать советских летчиков. Штурмовика Николая Майорова сбили в воздушном бою. Ранения у него были очень тяжелые, серьезно повреждена рука. Синяков сумел остановить гангрену и руку летчику спас. Летчик-истребитель Александр Каширин в Кюстринский лагерь попал уже без сознания: умирал от гангрены ступней ног. Синяков спас и его, ноги вылечил.
Особым пациентом стала для Георгия Федоровича Егорушка —летчик-штурмовик, Герой Советского Союза Анна Егорова. Роковым стал для Анны ее 277-й вылет: самолет Егоровой сбили, сама она сильно обгорела. В концлагерь попала без сознания. Совинформбюро уже сообщило, что прославленной летчице «посмертно присвоено звание Героя Советского Союза».
Фашисты решили сохранить столь ценный трофей, чтобы устроить громкую публичную казнь, но сначала Егорову подлечить в надежде получить важные сведения. Она потом вспоминала: «Всех пленных согнали в колонну, и, окружив озверелыми конвоирами и немецкими овчарками, погнали по Кюстринскому лагерю. Меня товарищи по беде несли на носилках, как носят покойников на кладбище. И вдруг слышу голос одного из несущих носилки: «Держись, сестрёнка! Русский доктор Синяков воскрешает из мёртвых!»
Содержали Анну в охраняемом карцере с цементным полом. Лечил ее доктор Синяков на пару с Павле Трпинацем. Во время перевязки Анна успела рассказать, что спрятала в сапоге награды и партбилет, и попросила всё это сохранить. Просьбу ее выполнили.
А чтобы спасти саму Анну, доктор Синяков пошел проверенным путем: ожоговые раны стал смазывать специальной мазью. Выглядели они чудовищно, создавая впечатление, что несчастная гниет заживо, а на самом деле Егорова шла на поправку и раны отлично заживали. Благодаря Синякову, она осталась жива и дождалась освобождения лагеря нашими войсками. И когда она достаточно окрепла, ей устроили побег.
Но в Советском Союзе её чудесному спасению не поверили. Анне предстояло долго доказывать, что она — не предатель, терпеть пытки и издевательства, и только после реабилитации дождаться заслуженной славы и почета. Звание Героя Советского Союза ей присвоили уже лично, в 1965 году.
Как Синяков всех спас
Синяков спасал десятки, сотни военнопленных, а под конец войны спас разом целых три тысячи человек! Случилось это уже в 45-м. Наши овладели городом Кюстрин. До лагеря оставалось несколько километров. Немцы понимали, что обречены, и спешно готовились к отступлению: расформировали лагерь, а пленных поделили на три части. Одних отправили в Германию, других погнали пешком через замерзший Одер, а оставшихся — раненых и больных — решили просто ликвидировать. Таких набралось больше 3000 человек. Синякову пообещали, что его-то в живых оставят непременно, но доктор отправился к руководству лагеря и каким-то чудом уговорил: после разговора с доктором эсэсовцы ушли из концлагеря без единого выстрела.
А потом пришли наши. Танковая группа майора Ильина из 5-й Ударной армии генерала Берзарина. И у них тоже были раненые, и Синяков быстро организовал в лагере полевой госпиталь и за несколько суток успел прооперировать больше семидесяти танкистов.
Шестнадцать лет тишины
День Победы Георгий Федорович встретил в Берлине — расписался на Рейхстаге. Демобилизовался военврач в 1946 году, возвращаться в родные Воронежские края не стал — переехал в Челябинск и... затаился на целых 16 лет. Никому о своем военном прошлом не рассказывал, жил тихо, скромно, работал хирургом в больнице, писал научные статьи, учил молодых врачей...
Почему молчал? Да потому, что каждый побывавший в плену — заведомо неблагонадежный. А тут ещё «сотрудничавший с нацистами» — сына эсэсовца спас, немцев лечил, усиленный паек от фашистов получал. В те времена и за меньшие «грехи» можно было попасть уже в советский лагерь.
Лишь в 1961 году о Синякове узнали. Благодаря спасенной им героине-летчице Анне Тимофеевой (Егоровой) — очерк о ней опубликовала «Литературная газета». Потом о ней сделали ещё и телепередачу. И, рассказывая о своей удивительной судьбе, Анна Александровна с огромной благодарностью упомянула доктора Синякова, которому была обязана жизнью.
Статью прочитали, передачу посмотрели и Георгия Федоровича нашли! Спасенные им люди стали присылать ему письма изо всех уголков Советского Союза! Синякова пригласили в Москву. Говорят, хотели присвоить звание Героя Советского Союза, но прошлое помешало.
Работал «чудесный русский доктор» заведующим хирургическим отделением медсанчасти Челябинского тракторного завода (ныне клиническая горбольница № 8), а потом — ассистентом кафедры факультетской хирургии в Челябинском государственном медицинском институте. Скончался в 1978 году. Ему было 74 года.
Немецкий промышленник Оскар Шиндлер спас от смерти около 1200 евреев. О нем знает весь мир. Георгий Синяков спас от смерти в больше 3000 военнопленных. Сегодня в медицинском музее Челябинска есть небольшая экспозиция, посвященная Георгию Синякову, а на стене городской больницы мемориальная доска в память о легендарном докторе.
