«Я — мама девятерых детей», — говорит на публичных выступлениях Мария Львова-Белова, чтобы привлечь внимание публики. И у нее получается — в это трудно поверить, когда видишь перед собой энергичную молодую женщину. «Рожденных у меня пятеро, остальные — приемные», — добавляет она, и все немного расслабляются. Но на самом деле тех, кого она называет детьми, а они ее — мамой, гораздо больше.
У Марии в Пензе несколько проектов помощи молодым людям с инвалидностью, самый известный — «Квартал Луи». Это общественно-церковный проект, который назвали в честь Луи Армстронга, известного джазмена:
«Он был ребенком одаренным, но, как бы сейчас сказали, без перспектив, а стал легендой. Надеюсь, у наших ребят получится так же», — говорит Мария.
Ассоциация с музыкой не случайна — по образованию она дирижер биг-бенда.
Все началось 10 лет назад, когда я узнала, что в детской городской больнице есть дети-отказники — те, от кого отказались после родов или которых нашли на улице, забрали из неблагополучных семей. К этому времени я сама родила двоих детей, получила музыкальное образование и преподавала.
Когда я увидела этих отказничков, во мне все перевернулось. Пока их не определили в детский дом, они находятся в больнице, и в этот момент они еще пока не «государственные», но уже и не «родительские». Мне захотелось поддержать их. Я не могла это оставить как есть, поэтому собрала команду волонтеров. Кстати, среди нас была Анна Кузнецова — теперь она уполномоченная по правам ребенка.
Мы просто ходили к малышам, мыли их и читали сказки, «бросая» своих детей. Это может прозвучать жестко, но мне кажется, что неправильно посвящать всю жизнь только своим детям. У женщины должны быть и другие задачи, интересы. И свое дело я нашла в поддержке тех, кому труднее.
Основная часть ребят-отказников с ДЦП после 18 лет попадает в дома престарелых и психоневрологические диспансеры. Там, как правило, плохие условия. Так получилось, что наша семья переехала, и старый дом остался пустым. Я захотела поселить там несколько человек — это точно лучше дома престарелых. Мы всё перестроили, несколько меценатов выкупили наш дом. Но когда помещение было готово, отказались все ребята, кроме одного. Я думала, что сейчас сделаю их счастливыми, а в итоге никто не хотел ехать. Но их можно понять: жизнь научила относиться ко всему с недоверием.
Пришлось уговаривать каждого по отдельности. Так появился «Квартал Луи». Я понимала, что в детском доме много ребят с тяжелыми формами заболевания, которые не смогут сами жить в «Квартале».
«Квартал» — это буферная зона. За четыре года мы даем им образование, готовим к самостоятельной жизни, затем они переезжают в свои квартиры. Но есть и другие ребята, за которыми нужен постоянный уход. Так родился проект «Дом Вероники».
Святая Вероника — та самая женщина, которая подала плат Христу, когда Он нес крест по улицам Иерусалима на Голгофу. Его лицо было все в поту и крови, и она хотела хоть как-то облегчить Его страдания. Мы также хотим облегчить жизнь наших ребят с тяжелыми формами инвалидности, изменить ее и качественно улучшить. «Дом Вероники» не предполагает переезд — каких-то ребят мы можем перевести в «Квартал», но большинству нужен постоянный уход. Они с нами до конца.
В «Доме Вероники» на втором этаже есть хостел, который обслуживают наши ребята. Он зарегистрирован в интернет-сервисе поиска жилья для туристов, но там по техническим причинам нельзя указать, что сотрудники — люди с инвалидностью. Поэтому у некоторых людей по приезде иногда бывает шок. Но за все время только четыре человека развернулись и уехали — остальные оставались.
Самое интересное было во время чемпионата мира по футболу, когда к нам приезжали иностранцы на матч в соседнем Саранске. Мы как раз только открылись, и цены были очень приятные. Приехали гости из девяти стран — все общались, обнимались, фотографировались с нашими ребятами. Было круто.
Разница в отношении к инвалидам у наших людей и иностранцев, конечно, есть. За границей эта культура уже давно, а у нас все только начинается.
Там не нужно никому рассказывать, что инвалид — такой же человек, просто ему нужен свой подход, все и так это знают. Но в России ситуация стала меняться. Тут дело даже не в пандусах — важно отношение. Невозможно моментально сделать все здания страны доступными для инвалидов. Этого никогда не было в России. А вот отношение людей можно изменить гораздо быстрее. Нормально, когда незнакомый человек подходит и предлагает помощь инвалиду. Или таксист, который не развернулся и не уехал, увидев человека в инвалидном кресле. Одно время прямо беда была — никто не хотел возить моих ребят. Это же не пандус виноват, что водитель не хочет брать колясочника.
Чтобы максимально поменять отношение к инвалидам, они должны быть везде. Заходишь в магазин, а там девочка за кассой на коляске. В кафе раскладывать салфетки должен человек с синдромом Дауна. И вот тогда мы перестанем их бояться. Например, приехал человек в гостиницу, а там администратор — колясочник. Худо-бедно ему придется с ним общаться, и в итоге он поймет, что в этом нет ничего страшного.
По нашей статистике 80 % людей никогда не сталкивались с инвалидами в Пензе, а их в нашем городе 3000 человек. Где они? Их как будто нет.
Вот пример того, как меняется отношение к инвалидам. У нас есть Ваня, первый студент-колясочник на очном отделении в Пензенской области. А университет еще недавно вообще был не приспособлен к передвижению на коляске. Мы наняли человека, который на руках поднимал его на нужный этаж, а первое время декан лично провожал его до туалета — никто не знал, что делать с Ваней. И понемногу в университете появилась та самая «доступная среда»: туалеты перенесли на первый этаж, установили пандусы.
Встреча с инвалидом — это встреча с самим собой. Ты смотришь на физически ограниченного человека, любящего эту жизнь, целеустремленного, человека, который занят делом. И задаешься вопросом, почему сам не любишь жизнь, почему ничего с ней не делаешь?
Поэтому многие люди боятся инвалидов, не хотят с ними общаться. Им стыдно за самих себя, лежащих с пивом перед телевизором и ноющих, что жизнь проходит. А в это время колясочник с полугодовым водительским стажем доезжает из Пензы до Адлера на своей машине. Даже я не рискну отправиться в такое путешествие, хотя вожу нормально. А мой подопечный — смог. Еще пример: одна из моих девочек-колясочников, поэтесса Елена Торшина, прыгнула с парашютом. Звонила мне, кричала в трубку от радости. В этот момент я была счастлива не меньше нее.
У меня отношение к подопечным из «Квартала» как к равным — у меня нет жалости. Да, они на коляске — ну и что? Я их жалею не как инвалидов, а как детей, которые многое пережили в прошлом.
Практически у каждого из них было предательство близких, одиночество, унижение, дедовщина в детском доме. Я счастлива, что сейчас их жизнь изменилась.
Когда я первый раз зашла в детский дом, я жутко рыдала. Я не умею дистанцироваться от чужих проблем и погружаюсь в них с головой. Поэтому я сразу полезла всех обнимать и целовать, но при этом травмировалась сама и травмировала детей — так делать нельзя. Они будут думать, что ты теперь с ними навсегда.
Раньше я не разрешала называть себя мамой. Если я — мама, то ребенок должен жить со мной. Это же нечестно, что он — в детском доме, а я в своем, уютном.
Но прошло время, и я разрешаю это делать. Для них важна поддержка взрослого человека, им важно говорить «мама». Муж смеется и не может понять, кто мне звонит. Когда я отвечаю: «Да, сын, привет», там могут быть кровные дети, приемные дети, кто-то из «Квартала Луи», «Дома Вероники» или вообще из детского дома.
У каждого должна быть мама, хоть в каком-нибудь ее варианте. Это лучше, чем вообще никакой.
Участники проекта о том, кто для них Мария
«Для меня Маша
самый близкий человек.
Наверное, как мама».
Юля, 20 лет,
церебральный паралич
«Маша для меня друг».
Елена, 35 лет,
больна церебральным параличом.
После реабилитации в «Квартале Луи»
живет в собственной квартире. Поэтесса
«Маша для меня
как мама, как друг.
Она делает все,
чтобы нам было хорошо».
Иван, 30 лет,
ДЦП
«Маша мой спаситель.
Она меня вытащила из дома престарелых, где я спивался от безысходности.
Если бы не она, я бы умер».
Ильмир, 32 года,
болезнь почек, родился
со спинно-мозговой грыжей
«Я очень благодарна Маше
за то, что она помогает мне
стать самостоятельной,
чтобы потом жить
в своей квартире».
Кристина, 20 лет,
ДЦП
«Маша — это человек,
который дал нам дом».
Кира, 22 года,
ДЦП
Подготовил Кирилл Баглай
Фото Юлии Маковейчук
