1. Что стало (кто стал) для Вас на этот раз «открытием номера»?
Открытием я бы назвал материал из «Темы номера». А именно, записки отца Николая Дмитриева из города Хакодате о том, как в православной Японии переживали катастрофу и ее последствия: землетрясение, цунами, ситуацию на АЭС «Фукусима»...
В чем же «открытие»?
О случившемся в Японии мы в России узнавали в первую очередь из новостей. И новости эти изобиловали словами «трагедия», «катастрофа», «страшное горе»… Иными словами, на телеэкранах мы наблюдали бедствие, после которого люди, казалось бы, неизбежно должны впасть в уныние.
Но впечатление от записок отца Николая, о которых говорится в статье «Острова спасения», совершенное другое. Нет в них атмосферы паники, трагедии, безвыходности. Напротив, из заметок батюшки мы узнаем о том, что для многих православных людей это время стало временем действий, а не уныния, стало серьезным поводом переосмыслить свою жизнь и изменить ее.
Мне особо запомнилась зарисовка о священнике Василии Тагучи, которого весь мир долгое время считал пропавшим без вести. Храм, настоятелем которого служил отец Василий, сильно пострадал от стихии.
Отец Николай пишет, что волонтер, приехавший к отцу Василию, обнаружил его сидящим посреди этого полуразрушенного храма с опущенными руками, растерянным, не знающим, что ему делать — человек в возрасте, почти убитый горем...
И тогда Тимофей — православный христианин из другого региона, приехавший к батюшке, — принимается молча убирать храм, приводить всё в порядок. И пожилой священник возвращается к жизни, у него появляется надежда.
Проблеск надежды на фоне большого бедствия, свет пасхальной радости в, казалось бы, мрачном событии — вот что позволяет мне назвать этот материал «открытием номера».
2. Какой материал, на ваш взгляд, — самый актуальный?
Самым актуальным материалом я считаю публикацию Александра Ткаченко «Хорошая» и «плохая» церковь». Причем мне кажется, что этот материал стоило бы прочесть не только людям церковным, верующим, но и тем, кто далек от Церкви.
Актуальность этого материала я проверил на себе несколько дней назад, когда у меня случился диалог с одним из знакомых — вузовским преподавателем, преуспевшим в жизни и при этом далеким от Церкви.
К моему удивлению, он сразу же начал произносить буквально те утверждения, которые как раз обсуждаются в статье Ткаченко: «Церковь мне ваша вообще не нравится! Все в ней схвачено неправедными людьми! А истинные праведники ее выживают сегодня не благодаря, а вопреки!»
Подобные разговоры сегодня очень нередки. Слышим мы их как внутри церковной среды, так и от людей извне, не совсем знакомых с Церковью, которые, тем не менее, с уверенностью говорят о ее упадке, разложении, недостатках.
Никто не говорит, что эти разговоры неправомерны, что они не имеют под собой почвы. Меня задевает здесь другое — прежде чем подвергать какой-либо предмет критике, предъявлять претензии, разве человек не должен с предметом этим как следует ознакомиться? Если, к примеру, тебе не повстречались достойные (на твой взгляд) люди в Церкви — дает ли это тебе право утверждать, что она не нужна? Или что она нужна, но стоит хорошо «почистить» ее? И вообще, влияет ли как-то даже действительно нехороший человек Церкви на ее Истину?
Ведь нередко верующие и неверующие, которые стараются говорить на эти больные и очень важные темы, становятся заложниками неких стереотипов и тех представлений о Церкви, которые, на самом деле, очень далеки от ее сути. И поэтому статья Ткаченко, на мой взгляд, хоть и говорит о вещах вневременных, но сегодня более чем актуальна.
3. Какую проблему на страницах этого номера решить НЕ удалось?
Я бы сказал, нам не вполне удалось раскрыть тему нелюбимой работы. В майском номере мы посвятили ей разговор с протоиереем Максимом Первозванским. Это хорошее интервью и в нем, безусловно, заложен фундамент для обсуждения проблемы, обозначены важнейшие опорные точки. Однако, мне кажется, полноценное раскрытие темы нелюбимой работы невозможно без разбора конкретных проблемных ситуаций конкретных людей. Нелишним здесь было бы также участие психолога. Поэтому интервью с отцом Максимом я рассматриваю как исходную, но совсем не финальную точку в нашем разговоре о работе.
4. Какой материал «зацепил» лично Вас как читателя?
Это монолог председателя Исполкома Общества православных врачей России Александра Недоступа, который называется «Плач воевавшего старца». Рассказ о войне и человеческом сердце, из которого она не хочет уходить.
Меня зацепила та картина, с которой Недоступ начинает свое повествование. Он рассказывает, как лечил известного старца, архимандрита Кирилла (Павлова), участника войны, и видел, как уже в почти беспамятном состоянии отец Кирилл шептал «война, война...» и махал рукой, словно в ней было кадило и он совершал поминальную службу.
Мне было больно читать это. Но, как ни парадоксально, именно за причиненную боль я благодарен этому материалу. В нескольких строках тут передано то, что вряд ли смог бы передать целый учебник по истории войны...
5. Чем этот номер принципиально отличается от всех предыдущих?
На мой взгляд, ответ очевиден — на обложке последнего номера вдруг не оказалось лица. Это был своего рода эксперимент, который мы нечасто себе позволяем.
«Фома» — это журнал о человеке и его вере, о человеке и Боге. И именно потому, что мы стараемся ориентировать наше издание на личностный диалог с читателем, с героями, о которых мы пишем, у нас появляются на обложке лица людей.
Как передать без лица это настроение диалога, обращенности лично к человеку — большой вопрос. И если мы решаемся отказаться от лица на обложке, то должны над этим хорошо подумать. В данном случае мне кажется, что «фомовскую» направленность внутрь всё-таки удалось удержать.
Ведь веточка вишни, которая изображена на обложке и на которую смотрят люди (а это, кстати говоря, именно японцы, которые пострадали от цунами) — она отражает то, что произошло, в частности, в душе японского священника, о котором я говорил в самом начале. Который, увидев любовь и помощь ближних, вдруг вернулся к жизни...
Беседовала Ольга Кирильченко.
Фото Владимира Ештокина.
