Глава начинается с очень наглядной сцены: Христос сидит на берегу моря, но поскольку к Нему пришло множество народа (ситуация очень метафоричная, а какая ясная метафора: люди стеклись ко Христу, как реки - к морю), Он сел в лодку и отплыл от берега. Так Его всем было видно, и не теснился народ, а заодно и слышно было хорошо, потому что звук по воде разносится отлично.
В общем, понятно, что с этого момента слушателей у Иисуса стало очень много. Поэтому здесь начинается большая серия притчей. Все они - о Царстве Небесном, а точнее - о том, как настроиться на его понимание и восприятие. Христос Сам говорил о том, что народу Он говорит притчами, а толкует эти притчи только ученикам. Замечательно это, потому что Он дает людям простор для размышления и возможность понимать по мере подготовленности (об этом чуть ниже). А с учеников - другой спрос, они призваны к полному и адекватному постижению.
...Кстати, уже давно хочется написать - и надеюсь, что напишу когда-нибудь в подробностях, - что мир погибнет не от ядерной войны, не от наркотиков и СПИДа, не от разврата и не от экологических катастроф, а от потери дара ученичества. Когда на первом плане «ценность» самовыражения, когда главная аргументация - «ящетаю» и «мнекаатся», - вот тогда мир и катится к гибели.
Да, Христос был не просто Учителем, но Учителем Он тоже был - и требовательным.
Первая притча - о сеятеле. С тех пор, как она была произнесена, ее содержание стало всемирной метафорой; правда, если честно, то все предпосылки к этому уже были в образе сеятеля, распространяющего то, из чего затем произойдет... хорошо было бы сказать «благо», но это не совсем так, ср. «семена раздора» и «сеющий ветер пожнет бурю» (Осия 8:7) Но вот пушкинское «свободы сеятель пустынный...» почти несомненно восходит именно к евангельской притче, просто потому что Сеятель в притче сеет абсолютное благо.
Притча - о любящем Боге, Который хочет, чтобы спаслись все. И делает для этого все, что нужно: открывает Себя и к Себе призывает. А дальше - вопрос восприятия, то есть того самого слышания, о котором мы молимся на Литургии:
на обочину налетели птицы и поклевали семена, иные завлекательные соображения оказались сильнее и притянули к себе все внимание; можно отметить, что эти соображения не возникали сами по себе, а имели носителей. Вот эти-то «птички» и есть лжеучителя и лжепророки и подменяют собой Христа, они же - самопальные философы и провозгласители «подлинной, не книжной жизни»;
на каменистом месте не было почвы для корней; не было добра в душе, - сплошное окаменение, - вот и в наши дни не раз и не два было отмечено, что как-то даже уже и непонятно, что такое мягкосердечие и добродушие, а без этого христианства просто не может быть;
и вот еще тернии, заботы не о том, - мы просто подчас не замечаем, как эти заботы все заглушают: «вот обставлю квартиру и тогда уже стану благочестивой»... а там и еще что-то подоспеет... а потом и представление о благочестии померкнет, выцветет, запылится и засунется в угол.
Вот ведь сколько возможностей пропустить мимо ушей и отвергнуть Благую Весть. А возможность ее принять только одна: это когда семя падает на добрую землю.
«Кто имеет уши слышать, да слышит!».
Ученики спрашивают, почему с народом Он говорит притчами. В ответе содержится важнейший смысл, мимо которого по большей части проходят:
«Вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Вот весь вопрос: что имеется, да так, что к нему прибавляется, а если не имеется, то и вовсе исчезает? На этот вопрос существует один-единственный ответ: ум.
Мало известно то, что человек может усвоить новую информацию только тогда, когда она составляет примерно 3% из того, что ему сообщается. В самом деле, если человек вовсе незнаком с иностранным языком, то текст на этом языке для него ровно ничего не значит, если же в какой-то степени знаком, то новые слова среди старых могут быть им поняты. С налету погрузиться в высшую математику не получится, но тот, кто в ней не новичок, способен усваивать новые теоремы. Точно так же «погибшие овцы дома Израилева» могут или не могут воспринять новозаветное Откровение в зависимости от того, насколько в них еще живо Откровение ветхозаветное. И, конечно, все прекрасно понимают, что в умениях и способностях нужно непрестанно упражняться. Наверное, самая сомнительная «народная мудрость» - это «мастерство не пропьешь». Еще как пропьешь. И грамотность можно утратить, и хороший почерк. И великие музыканты и балерины ежедневно вымучивают себя упражнениями, чтобы не утратить мастерства. И молитвы от пренебрежения забываются, увы...
Так что не по делу все разговоры о том, что нам-де умные не нужны, нам нужны послушные. Послушные - вернее, те, кого старались делать прежде всего послушными - у нас уже были, - до революции. И куда же они девались? Прежде чем говорить, что все поголовно приняли мученичество, остановитесь и подумайте: а кто мучал-то?
«Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите - и не уразумеете, и глазами смотреть будете - и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их».
В общем получается, что для того, чтобы стать действительно верными Богу и быть с Ним, нужны усилия, и при этом не только физические. Нужно интеллектуальное напряжение в совокупности с духовным и душевным, - короче говоря, то единение всех сил и способностей человека, которое и зовется целомудрием.
Существует немало вольных (в сущности самодеятельных) философов, которые рассуждают об Апостолах даже не столько дерзко (хотя и это тоже присутствует), а просто неумно. Эти рассуждения базируются на очень сомнительном основании: на уподоблении себя святым Господним ученикам. Соответственно здесь есть две возможности:
«Если уж эти безграмотные рыбаки были призваны, то я...». Во-первых, не вполне безграмотные; Писание они знали пусть не досконально, но достаточно для того, чтобы понимать, что явление Иисуса и Его учение ему соответствуют. Во-вторых, такое знание у многих наших современников отсутствует вовсе.
И ещё вариант: «Вот видите, они же были невежественны, так что чего уж там умничать-то». Невежественными они, как уже сказано, не были, и было в них то, что разглядел Спаситель, сказавший:
«Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат, ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать то, что вы слышите, и не слышали. Вы же выслушайте значение притчи о сеятеле».
А вот на вопрос о том, за что именно были избраны Апостолы, мы с доскональностью ответить не можем. Для Христа Его выбор был очевиден, для нас он может быть виден в лучшем случае сквозь тусклое стекло, о котором позже столь проникновенно сказал Павел. Понятно одно: этот выбор был благ и подразумевал способность к сосредоточенности на вопросах веры и то, что может быть названо неравнодушием к истине.
Вот им-то, неравнодушным, притча и толкуется:
«Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его - вот кого означает посеянное при дороге. А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настает скорбь, или гонение за слово, тотчас соблазняется. А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно. Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать». Заметим: Господь наш говорит о разумении. И еще вот что: не нужно устраивать состязания, потому что Бог каждому дает свою меру, и наше дело - достигать ее, а не ставить рекорды.
И еще притча, и снова о сеятеле, посеявшем «доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет, - чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою».
Вот ведь какое вполне ожидаемое начало притчи - и какой неожиданный для большинства конец! Разъясняет же ее Христос так: «сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!».
Тут-то и объясняется предельно наглядно, что пути Божьи - не наши пути. Что может быть более естественным для человеческого сознания, чем желание выполоть плевелы, и сколько разумных и добродетельных обоснований такого желания можно разработать! Ан нет, - сказано: подождите до жатвы. Иными словами - пожалуйста, без самодеятельности. Не нужно хотеть, как лучше, потому что как лучше - знает Господь.
А еще евангелист Матфей передает нам в этой главе серию кратких притч Иисусовых без Его толкования. Это снова притчи уподобления Царства.
Царство Небесное подобно горчичному зерну, которое меньше других семян, но вырастает из него огромное растение («дерево»), так что «прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его»). Какая мощная критика христианства воздвиглась на том, что зерно горчицы - не самое мелкое, и что куст горчицы не вырастает в громадное дерево! А, собственно говоря, так ли это важно? Притча есть притча, образное изложение. Речь-то не о ботанике, а о том, что из ничтожнейшей причины могут порождаться колоссальные следствия, что самый маленький шаг к Царству Небесному - это ничтожная, но все-таки преодоленная дистанция на пути к нему. Главное - чтобы этот шаг не оставался единственным и чтобы направление сохранялось.
И о том же - притча о закваске, которую женщина положила в три меры муки (это довольно много); действие закваски привело к тому, что образовалось тесто, из которого можно было печь хлеб. Это все о Царстве, о вхождении в него, о скромном начале и грандиозном результате.
Но вот еще один аспект: уподобление Царства сокровищу, найденному в земле: нашедший тайно идет и покупает этот земельный участок, чтобы получить право на сокровище. Возможно, что какой-то аналог коммерческой тайны здесь и имеется в виду, но мне-то вспоминается предписание тайной келейной молитвы, потому что Отец Небесный видит и тайное, а разговоров и всякий смутительных кривотолков меньше. Но вот что замечательно: чтобы купить эту землю с сокровищем, он продает все, что у него есть. Потому что в сравнении с обретением Царства Небесного ничто не имеет ровно никакого значения. Но это вовсе не означает, что тот, кто решил стать праведником, имеет право пренебречь своим долгом и обязанностями перед близкими. Где критерий? - в голосе Божием, в велении Его Святого Духа - и ни в чем ином.
Мотив «цены» повторяется и в следующей притче: Царство Небесное уподобляется наидрагоценнейшей жемчужине. Тот, кто ищет и скупает жемчуг, найдя такую, продает все другие, потому что ему ничего, кроме нее, больше не нужно. И можно добавить: вовсе не потому что другие жемчуга плохи, а потому что эта - несравненно совершеннее.
Наконец, последняя притча этой главы: «подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода. который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон. Так будет при кончине века: изыдут Ангелы, и отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов». Как много в этих скупых словах, можно сказать, конечных истин! Все попадают в невода Господни, чтобы предстать на Суд. А ведь подчас создается впечатление, что некоторые надеются избегнуть Суда вообще... Но впечатляет и то, что злых отделяют «из среды праведных». Это значит, что существенное количество людей (иначе зачем бы рассказывать притчу!) понятия не имеет о том, что они не праведники. Здесь можно вспомнить, к слову, братьев Иосифа, которые ожидали, конечно, всяких подлостей при дворе фараоновом, потому что люди вообще мерзавцы, а язычники - вдвойне, но уж за собой никакого греха не чувствовали и готовы были пострадать безвинно. А преданный ими на гибель брат - так это ж когда было! А горе отца - вольно ж ему было этого противного мальчишку так любить!..
Череда притч закончена, но это еще не конец главы. Последнюю притчу Христос завершает загадочными словами: «поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое». То есть учение о Царстве лишь дает исходные материалы для постижения, и если ты прежде всего «книжник» (через тысячу лет сказали бы «схоласт»), ты так при своем и останешься. Потому что к этому постижению способен только человек в полном значении этого слова, в полном объеме понятия, то есть такой, каким он был замыслен Творцом.
А с этим было не так благополучно, как хотелось бы. Да и сейчас, по правде говоря, не очень. И вот пример.
Придя в родные места, Христос учил в синагоге. Присутствующие изумлялись Его мудрости и силе Его учения - и что же? Уверовали? - Вовсе нет, скорее напротив, отвергли, потому что рос у них на глазах, семья знакомая, - так что же тут может быть хорошего? Вот если бы откуда-нибудь издалека... Ничего не напоминает? Новейшие импортные средства и так далее? В этих простых случаях мы понимаем, что имеет место банальная мещанская ограниченность, основанная на подсознательном ощущении своей неполноценности - провинциальности, иначе говоря. Но до того, что это возможно и в области духа, еще додуматься надо.
И вот здесь было сказано то, что с тех пор повторялось множество раз: «не бывает пророка без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем». Мы привыкли слышать и повторять это в форме «нет пророка в своем отечестве». И уж если говорить о повторениях - можно еще раз прочесть эту главу хотя бы только ради того, чтобы удостовериться, сколькими выражениями, мыслями, концепциями обогатили человеческую духовность и культуру изречения Спасителя.
Вот еще и поэтому на полемический якобы вопрос: «Да что уж такого особенного дало миру христианство?» - можно ответить правдиво и лаконично: «Все».
Иллюстрация: Тинторетто. Христос на море Галилейском. Ок. 1577
