В редакцию журнала «Фома» пришел вопрос читателя:
Я начал ходить в церковь не так давно. Много еще вещей непонятных, и я стараюсь сам разобраться. Но есть слова, смысл которых и разницу между ними я, как ни пытался, уловить не могу, хотя слышу их очень часто от священников и других верующих, еще их много в духовной литературе. Это слова искушение, соблазн и прелесть. Помогите, пожалуйста, в них разобраться и понять, какие именно явления в нашей жизни они описывают.
Андрей, Томск
На вопрос читателя отвечает Александр Ткаченко:
Чтобы прийти в нужное тебе место, нужно соблюдать как минимум два условия.
Во-первых, знать ориентиры, по которым можно туда добраться.
Во-вторых, внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о какое-нибудь препятствие и вместо достижения поставленной цели не оказаться в хирургическом отделении с переломом ноги.
Цель христианина — Царствие Божие. Ориентиры, по которым он туда идет, — заповеди Евангелия, не позволяющие сбиться с маршрута. А искушения, соблазны и прелесть — те самые препятствия, которые встречаются на этом пути.
Происхождение многих слов бывает сродни увлекательному приключению, во время которого исходный корень обрастает новыми смыслами, все дальше уходя от первоначального значения. Как это ни странно, предком слова «искушение» является глагол «кусать». Логика развития смыслов здесь примерно следующая. Кусать — значит не только отрывать зубами кусок от целого, но еще и, что называется, попробовать на зуб, проверить, можно ли это разгрызть. Соответственно, слово «искус» означает некое испытание, проверку на прочность или другие важные качества.
Искушение — некий процесс, позволяющий человеку выявить в себе нечто до поры скрытое, как хорошее, так и плохое. Это всего лишь набор обстоятельств, в которых мы оказываемся перед необходимостью выбирать между правдой и ложью, честью и низостью, верностью и изменой.
И в зависимости от того, что мы выбираем, искушение может закончиться как нашим поражением, так и нашей победой. Причем одни и те же обстоятельства могут для кого-то стать искушением, а для кого-то остаться рядовым фактом его повседневной жизни.
Например, человек во время прогулки в парке находит кошелек. В нем — приличная сумма денег и набор визиток с номером телефона хозяина кошелька. Если человек тут же, не задумываясь, звонит по указанному на визитке номеру, сообщает о своей находке и договаривается о времени и месте, чтобы вернуть кошелек, то никакого искушения в этой ситуации для него нет. Он не стоял перед выбором: возвращать найденные деньги или оставить их себе.
А вот другой вариант. Человек нашел кошелек с деньгами и визитками и не может принять решение сразу. С одной стороны, он понимает, что владелец кошелька сейчас страдает от этой потери. А с другой — у него самого дома дочка больная, которую нужно в платную клинику устраивать, просрочка по кредиту, штраф за неоплаченную парковку, жена постоянно пилит из-за маленькой зарплаты… Вот в этом случае ситуация оказывается для него искушением. Она словно бы пробует его на зуб, проверяя, насколько он прочен, готов ли устоять перед внезапной возможностью решить свои проблемы ценой присвоения чужих денег. И если человек устоит, то выйдет из этого искушения с новыми духовными силами, которые он обретет в результате этого опыта. А если не выдержит, искушение окажется для него духовной катастрофой, которую в христианской традиции принято называть грехом.
Поэтому, когда у церковных людей в сложной ситуации вырывается досадливая реплика «Вот искушение-то!», важно понимать, что на самом деле в искушении мы стоим на развилке между возможностью роста и возможностью падения. Искушение — это не только кризис, но еще и потенциальное развитие, приобретение опыта, который потом будет давать знание и силу для преодоления своих слабостей и помощи другим людям.
К слову говоря, слово «искусство» имеет тот же корень, что и «искушение». И стать искусным в борьбе с грехом без опыта прохождения через искушения вряд ли возможно.
Конечно же, специально проверять себя на прочность и ставить себя в ситуацию подобного выбора не стоит. Не случайно в главной молитве христиан «Отче наш» звучит прошение к Богу «…и не введи нас во искушение». Однако и чрезмерный страх перед искушениями тоже не является признаком христианского благочестия. Сам Господь Иисус Христос проходил через различные искушения в Своей земной жизни. Он хорошо знает человеческую слабость, страх, сомнение, и потому всегда готов прийти на помощь к тем, кто Его об этой помощи просит: …Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь (Евр 2:18).
Преподобный Ефрем Сирин пишет об этом так: «Ибо в том, что соизволил Сам (претерпеть) страдания и искушения, то есть в чем искушен был по одинаковости природы Своей с нашею, в том Он помогает и тем, которые страдают немощью плоти и подвергаются искушениям, — Он сможет помочь им, как знающий немощь плоти, — именно теперь, после того как восприял плоть».
В отличие от искушения соблазн — это не процесс, а скорее некий предмет, который манит к себе человека в тех случаях, когда ценой приобретения желаемого становится нарушение Божьих заповедей.
Таким предметом может стать богатство, слава, успех у противоположного пола, власть и вообще все что угодно — от игрушечной лошадки до президентского кресла.
Искушение — это процесс, а соблазн — то, чем человек в этом процессе искушается. Так, сатана искушал Иисуса Христа тремя соблазнами — сытостью, славой и властью.
Само слово «соблазн» происходит от устаревшей формы «блазнь». По смыслу это синоним искушения. Однако есть у этого слова и еще одно значение, которое в разговоре о духовной жизни представляется весьма важным. Блазнь — это морок, обман чувств, призрачное явление. Блазнить — чудиться, манить, мерещиться, казаться, морочить, обманывать. Соответственно, соблазн — это кажущееся благо, обман, иллюзия счастья, которая развеется тут же, как только человек нарушит ради него заповедь.
Собственно, грех — это и есть движение души в сторону соблазна, прыжок с обрыва навстречу призраку, сотканному из утреннего тумана.
Если мы попытаемся определить сущность зла, то с удивлением обнаружим, что у него нет сущности, оно лишь паразитирует на добре, искажая его до неузнаваемости. Так, образование ржавчины возможно лишь при наличии железа.
Болезнь возможна лишь при наличии здоровья. А зло паразитирует на здоровых импульсах человеческой природы. Все наши природные влечения полезны, добры и заложены в нас Господом. А грех рождается как не вовремя и невпопад реализованный природный импульс.
Простой пример: человек хочет есть. Простая и вполне естественная потребность. Но можно просто пожарить себе яичницу, а можно отобрать завтрак у первоклассника. Можно взять деньги и пойти в хороший ресторан, а можно пообедать в этом ресторане и сбежать, не заплатив по счету. Можно утолить свой голод, а можно объесться и умереть от заворота кишок. Таким образом, грех рождается не в богоданной природе человека, а в тумане его личного выбора, как неверно выбранное направление действия воли.
Греческое слово «амартиа», означающее «грех», буквально переводится на русский язык как «мимо цели», «промах». Совершая грех, человек нацеливается на что-то, попадает, но потом оказывается, что сама цель изначально была иллюзорной и, кроме вреда, ничего не принесла. Эта ложная цель и есть — соблазн.
Это слово обычно употребляется в положительном смысле, подчеркивая красоту и совершенство чего-либо. «Чистейшей прелести чистейший образец» — так накануне свадьбы восторженно писал Пушкин о знаменитой «Сикстинской Мадонне» Рафаэля, находя в изображении Богоматери черты сходства со своей избранницей Натальей Гончаровой. Более близкий к нам по времени пример — трилогия Толкиена «Властелин колец». Там Горлум тоже с восхищением обращается к случайно попавшему в его руки кольцу всевластия — «моя прелессссть».
Казалось бы, все очевидно: прелесть — это высшая степень изящества, то, что радует глаз и согревает сердце. Но не торопитесь с выводами. По своему происхождению слово «прелесть» — старославянское. А вот корневая основа его «-лесть» заимствована из древнегерманского языка, где слово «lists» значило «козни», «хитрости». Странное дело: прелесть — и вдруг козни! Какая же связь? Но во времена того же Пушкина «прелестный» значило также — «соблазнительный», «прельщающий», а еще столетием раньше «прелестными» назывались, скажем, прокламации бунтовщиков или подкидные письма иностранных агентов, склоняющие к измене.
В православной традиции прелестью называют усвоение человеком лжи, принятой за истину.
В узком смысле это относится к аскетическим упражнениям, когда человек во время молитвы вдруг начинает чувствовать какие-то необычные состояния в теле (тепло в груди, сладость во рту) и принимает их за действие благодати. Сами по себе эти состояния вполне нормальны — движение крови в той или иной части тела или вкус содержащейся в слюне глюкозы мы обычно не ощущаем, потому что не концентрируем на этом внимание. Но бывает и так, что эти физиологические явления человек начинает наполнять духовным смыслом. Например, считает вкус сахара в собственной слюне — божественной сладостью произносимых им молитвословий, а теплоту в груди — стяжанием особой «теплой» молитвы, признаком духовного преуспеяния. Ну а что обычно происходит с духовно преуспевшими людьми? Конечно же, чудеса, недоступные простым смертным. И начинает такой человек чудесить разнообразными способами. Например, стоя на остановке, молитвой вызывать запаздывающий троллейбус. А когда тот наконец покажется из-за поворота, с удовлетворением вздыхать: «Бог меня слышит, моя молитва действенна!» Или же, доведя себя постоянным внутренним напряжением до нервного истощения, начинает плакать по любому поводу и считать эти слезы благодатным даром.
У кого-то может «открыться» дар исцелений: они будут ощущать исходящую из них силу, способную лечить разные болезни. Кто-то может начать «пророчествовать», принимая свой обычный внутренний поток мыслей за некое откровение свыше. А самым «продвинутым» могут даже начать являться «ангелы» или же они начнут слышать их голоса у себя в голове. Финал такого «духовного преуспеяния» может оказаться очень печальным. Дело в том, что на определенном этапе к этому процессу самообмана подключается еще один участник. Тот самый, который предлагал Иисусу броситься вниз с тридцатиметровой высоты крыла Иерусалимского храма. Евангелие говорит, что диавол ...повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыле храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею (Лк 4:9–11).
Прелесть — состояние, в котором человек сначала обольщает себя сам мыслями о собственной духовной исключительности. Тем самым он открывает доступ к своей душе для врага человеческого рода. Далее прельщать человека начинает уже дьявол.
В широком смысле прелестью можно считать любое состояние человека, когда он творит грех и идет в погибель, но убежден, будто у него все в порядке. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Неверный учению Христову, последующий своей воле и разуму, подчиняется врагу, и из состояния самообольщения переходит к состоянию бесовской прелести, теряет остаток своей свободы, вступает в полное подчинение диаволу. Состояние людей в бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той страсти, которою человек обольщен и порабощен, соответствуя той степени, в которой человек порабощен страсти. Но все, впавшие в бесовскую прелесть, то есть чрез развитие собственного самообольщения вступившие в общение с диаволом и в порабощение ему, — находятся в прелести, суть храмы и орудия бесов, жертвы вечной смерти, жизни в темницах ада».
***
Искушение, соблазн, прелесть… Все эти понятия, несмотря на их разнообразие, можно объединить в общую систему, где у каждого из них будет своя роль и функция:
Искушение — это процесс, в котором человек проверяется на духовную прочность.
Соблазн — это предмет искушения, то, что прельщает человека, манит к себе ценой нарушения евангельских заповедей.
Прелесть — это состояние, в котором оказывается человек, не устоявший перед соблазном, но при этом упорно не желающий каяться, объясняющий самому себе и миру, что он все сделал правильно.
Все это вещи неприятные и даже опасные. Но не зря говорят: предупрежден — значит, вооружен. Тот, кто знает об опасности, сможет ее опознать, вооружиться против нее и эффективно ей противостоять. А оружие против всех видов греха у христиан во все времена было одно и то же — молитвенное обращение к Богу за помощью. И там, где, казалось бы, уже нет никаких сил противостоять искушению и соблазну, всегда остается возможность сказать в глубине души: «Господи! Ты видишь, как я слаб, но я не хочу грешить. Прошу Тебя — помоги!» И помощь обязательно придет. Правда, для этого необходимо одно условие: нужно действительно не хотеть грешить. И тут уже решение остается только за нами. Даже Бог не может помочь человеку там, где он сам не хочет этой помощи.
Иллюстрации Марии Сосниной
