журналист, писатель
Я плохо знала своего деда Гришу. У него был дефект речи, и мы в детстве не понимали, что он говорит. Именно поэтому мой брат Дима однажды выдал нам страшную тайну, что дед Гриша ― немецкий шпион. И говорит на немецком. Мы, детьми, в это действительно верили.
Не помню, чтобы дедушка с нами общался. Мы его всегда боялись и прятались, когда совершали проделки.
Сейчас родители рассказывают, что бабушка вышла замуж в 33 года. Очень поздно по тем временам. И познакомились они с дедушкой на пороге храма. Об этой истории я не успела их расспросить. Еще рассказывают, что он был кристально честен. В тяжелые времена, когда бабушка пыталась вынести немного корма для скотины из колхоза, он возвращал его обратно. Над ним смеялись.
Я плохо знала своего деда Гришу. Помню только, что он очень любил соленые огурцы. И бабушка солила для него целую бочку. А еще помню, что каждый вечер он садился на кухне, открывал молитвослов и читал вслух вечернее правило. Обычно в это время я была уже в кровати. Читал он, конечно, же непонятно. Но для меня эти звуки были колыбельной. Как будто из этого шепота плелось одеяло для моей ночи и сна. Ткался покров.
После смерти дедушки в доме никто не молился.
Недавно я стояла в комнате перед иконами и читала вечернее правило. И вдруг я как будто увидела перед собой дедушку, его руки, его молитвослов. Мне показалось это таким трепетным, что я молюсь в том доме, где молился он. Как будто после долгого молчания дом снова заговорил с Богом.
Как будто крутится веретено, и тонкая, как сентябрьская паутинка, ниточка поднимается над деревней, самолетами, над зимой к «щедре и человеколюбче Господи».
Поэтому я распечатала старые фотографии бабушки и дедушки. Купила рамки и повесила на стену. Без них не было бы дома и моей теперешней жизни.
Я плохо знала своего деда Гришу. Надеюсь, что там, за чертой времени, мне удастся это исправить.
