1917. Живая история — совместный проект журнала «Фома» и радио «Вера», посвященный столетию революционных событий.
В течение этого года мы будем говорить о событиях, которые имели место в России сто лет назад – в 1917 году. Попытаемся понять мотивации людей и разобраться в цепочке событий, которые привели, как писали раньше в учебниках, от Февраля к Октябрю.
Слушать:
Читать:
А. Митрофанова
В этой рубрике мы в течение года говорим о событиях, которые имели место 100 лет назад, в 1917 году.
А в 1917 году, если по старому стилю смотреть, в эти дни начала ноября улицы Москвы и Петрограда уже наполнены стрельбой и беспокойством. Дальше будет только больше, ведь впереди Гражданская война, но люди об этом еще не знают. Большевики захватили власть, но многим кажется, что это ненадолго.
Возможно, этим объясняется та пассивность, с которой жители городов реагируют на происходящее. Люди сидят по домам и, в общем, чисто по-человечески понятно: правильно делают, не лезть же под пули. Однако итог этих исторических дней, как нам теперь уже известно, — анархия, кровь и установление власти, которая устроит в стране настоящий террор.
Что же происходило в начале ноября в России? Почему люди в большинстве своем пассивно смотрели на все это? Узнаем у эксперта. И на связи с нами Алексей Светозарский, историк, профессор Московской духовной академии. Добрый вечер, Алексей Константинович.
А. Светозарский
— Добрый вечер. Ну причин, как всегда, несколько конечно.
Если мы обратимся к дневникам Окунева — дневники московского обывателя, такие очень замечательные заметочки, которые включают в себя и впечатления, переживания от дней октября 1917 года, — мы увидим, что московские обыватели практически беззащитны. Потому что еще во времена, так сказать, зари русской революции были уничтожены все полицейские подразделения, жандармские также подразделения, и охрану на себя взяла народная милиция, образованная Временным правительством, которая была не способна контролировать ситуацию в городе. Жители создавали домовые комитеты, домовую охрану при этих комитетах, но это те же жители, у которых было какое-то оружие, ну не знаю, охотничьи ружья, револьверы, которые продавались в свое время вполне свободно.
Вот Окунев описывает, как они там дежурили в подъезде. Пришел отряд красногвардейцев, от командира, в общем, слегка попахивало характерным запахом. Они просто их мирно разоружили и пошли дальше. А у москвичей к тому времени был опыт революции 1905 года, когда тоже бои шли по всей Москве, но так же, как и в 1917 году, не было какой-то четкой линии противостояния — ну, где-то там постреливают, поэтому лучше отсидеться дома, отсидеться в подъездах.
У того же Окунева в воспоминаниях явное злорадство по поводу Керенского. Он не столько обеспокоен тем, что к власти пришли большевики во главе с Лениным и Троцким, ему эти лидеры вполне известны по газетным публикациям, но он злорадствует относительно того, что правитель, оказавшийся неспособным управлять Россией, потерпел полное фиаско.
Отдельный вопрос — это, конечно, офицеры, которых было в городе очень много, и они в большинстве своем остались дома. Недавно мне попались воспоминания: один будущий белогвардеец, участник октябрьских событий 1917 года на стороне антибольшевистского революционного комитета, насчитал 56 тысяч офицеров, которые прошли регистрацию по окончанию этих событий, явившись в Алексеевское военное училище по требованию новой советской власти.
Ну не знаю, насколько он был точен, но это десятки тысяч людей, которые остались дома, потому что они не знали, за что они воюют.
Они пережили приказ № 1, который развалил армию, а до этого еще отречение Государя, которому присягали. Они пережили бессудные расправы над своими товарищами, во время которых они выжили. Они пережили братание на фронте, развал армии. И они совершенно не понимали как раз вот именно судьбоносности совершавшихся событий, потому что для них никакой разницы не было между социал-демократом большевиком и социал-демократом меньшевиком, между левым и правым эсером и так далее. И я думаю, что причина в этом.
А. Митрофанова
— Ну получается, что те события, которые мы сегодня называем катастрофой, или тектоническим сдвигом, или началом новой эры — в зависимости от мировоззрения люди могут по разному их называть, — эти события, они недооценены, что ли, современниками, большое видится на расстоянии?
А. Светозарский
— Да, безусловно. Мне кажется, что так. Для большинства людей какие-то большие события, они проходят мимо, что называется. Для людей того времени, в общем-то, наверное, того момента было важно, чтобы прекратилось кровопролитие, чтоб перестали стрелять, чтоб прекратились пожары, которые полыхали в центре города.
Вот, кстати, Поместный Собор, который заседал в эти дни, — там раздавались разные голоса, были разные оценки, в том числе и довольно такие провидческие, но тем не менее свою задачу видел в том, чтобы умиротворить Москву, залитую кровью, чтобы не допустить расправы над побежденными, ну и предотвратить разорение, осквернение кремлевских святынь, что, как мы знаем, сделать не удалось. Но все остальное, в общем-то, вполне, вместе с усилиями общественности, этого удалось достигнуть. Не было таких массовых бессудных расправ и на какое-то время установилось перемирие, и люди были этому очень рады.
А. Митрофанова
— Алексей Константинович, а как вот объяснить: я читала в дневниках у Ивана Бунина — на сайте «Прожито» ведь все дневники эти выложены, и его, и не только его, — он описывает эпизод, когда по Пречистенке идут люди с иконой в руках крестным ходом, и начинают стрелять в них. Причем целятся красногвардейцы практически в икону, не столько люди их интересуют, сколько вот чтобы образ повредить. Как это можно объяснить? Почему уже первые дни после революции вот такая реакция на проявления веры?
А. Светозарский
— Ну реакция была разной. Потому что мы знаем живые впечатления членов Поместного Собора, которые докладывали своим сотоварищам, соборянам о результатах своих походов в военно-революционный комитет, которые опубликованы, вот сейчас публикуются деяния Поместного Собора. Они, в общем, довольно неоднозначны с точки зрения той реакции, которая была на попытки соборян организовать что-то вроде крестных ходов — это было такое шествие по московским улицам, по Петровке, по переулкам в район Тверской, где располагался в доме генерал-губернатора военно-революционный комитет.
Вот они описывают — это митрополит Платон, это и епископ Нестор Камчатский, крестьяне Июдин и Уткин — они пишут, что реакция была такая, что даже, как они их называют, революционные солдаты — хотя, в общем, история с другой стороны, солдаты были революционными либо февралисты, либо октябристы, ну имеется в виду, сторонники большевиков, — снимали шапки, крестились и прикладывались к иконам.
Митрополит Платон свидетельствует о том, что он был вежливо принят комиссаром военно-революционного комитета Соловьевым, который даже под конец встречи взял у него благословение и пытался убедить в том, что перемирие будет достигнуто. И действительно, в общем, уже трагические события кровавой московской недели подходили на тот момент к концу.
Были и другие воспоминания, такого злобного раздраженного отношения, связанного с тем, что солдаты возмущались тем, что духовенство вмешивается в политическую жизнь, в том, что духовенство идет в военно-революционный комитет, а не в Кремль, где засели безбожники, как они говорили, потому что юнкера, студенты, представители вот такой, не интеллектуальной элиты, конечно, но так называемого образованного общества — в глазах народа это вечные бунтари, которые бунтуют против царя, а значит против Бога — это стереотип, который сложился, наверное, где-то в районе первой русской революции, несомненно. Поэтому в общем-то ситуация была крайне запутанной.
А. Митрофанова
— Алексей Константинович, а что касается Керенского, ключевой фигуры последнего года вот этого, 1917-го — вот про него пишут, что кто-то говорит, что он сбежал из страны, кто-то говорит, что наоборот, он захватил власть в свои руки, и все будет в порядке. Кто-то говорит о том, что его наконец-то свергли, и хорошо, что так. Где он находится на самом деле и какова его судьба?
А. Светозарский
— Он предпринимает попытку реванша с помощью войск казачьих, по преимуществу генерала Петра Николаевича Краснова, он пытается войти в Петроград, атакует пригороды, доходит до Пулковских высот. Но это выступление, как и многие, может быть, по счастью, в то время они скорее напоминают вот такие рокировки, которые сопровождают и стрельбой, и даже артиллерийской стрельбой, но в основном решаются на такой митинговой стихии. Поэтому, в общем-то, это выступление захлебнулось и не повлекло за собой больших жертв.
Но именно во время этого похода Керенского на Петроград с попыткой вернуть власть, выбить большевиков, связан первый случай, когда священнослужитель был подвергнут мучительной смерти насильственной, без всякого суда и следствия. Это первый мученик после октябрьских событий 1917 года, это отец Иоанн Кочуров, который был убит при до конца не выясненных обстоятельствах, но убит сторонниками большевиков в Царском Селе. Произошло это как раз 31 октября 1917 года.
А. Митрофанова
— Дальше будет только больше.
А. Светозарский
— Ну да, конечно.
А. Митрофанова
— Спасибо вам большое за комментарий.
А. Светозарский
— Всего доброго.
А. Митрофанова
— Историк, профессор Московской духовной академии Алексей Светозарский был с нами на связи.
