20-30-е годы прошлого века. Религия объявлена вне закона, священнослужителей расстреливают или отправляют в ссылки, храмы закрываются и разрушаются, мощи святых выставляют на поругания, делают экспонатами музеев антирелигиозной пропаганды. Художник Павел Корин тоже посещал подобный музей. Только явно не для того, чтобы посмеяться над «тёмными религиозниками». Павел Дмитриевич делал зарисовки мощей святителя Иосафа Белгородкого.
Он вообще стремился запечатлеть, захватить и тем самым сохранить многое из того, что являлось движущей силой русской жизни, а теперь нещадно уничтожалось. Вместе с братом Александром Дмитриевичем он ездил по Русскому Северу, был в Вологде, в старой Ладоге в Ферапонтовом монастыре, в Новгороде. Зарисовывал фрески в соборах. Делал он и зарисовки во время похорон Патриарха Московского и Всея Руси Тихона в Донском монастыре.
Именно с этих рисунков началась работа над картиной «Реквием». Другое название «Русь уходящая» — было придумано Горьким. Все-таки чувствуется разница в названиях — уходящая — просто констатация, без отношения. Уходит и уходит, хорошая ли, плохая… «Реквием» же — это заупокойная служба, плач об усопшем. Но благодаря названию Горького художник смог работать над картиной, не боясь преследования властей, оно стало своего рода охранной грамотой.
Что такое искусство, а точнее, что такое русское церковное искусство, Павел Дмитриевич Корин узнал еще в раннем детстве. Родившись в семье иконописца в городе Палехе, он, пока еще во многом бессознательно, учился традициям иконописания, глядя, как работает его отец. Но Дмитрия Николаевича Корина не стало, когда его сыну было всего пять лет. Поэтому профессиональные азы иконописи Дмитрий Корин постигал в иконописной школе Палеха под руководством Евгения Ипполитовича Стягова, окончив которую, получил звание мастера-иконописца.
В 1908 году Нестеров переехал в Москву. Работал в иконописной палате при Донском монастыре.
Настоящий мастер всегда стремится учиться. Вот и Павел Дмитриевич решил повысить свой «художественный уровень». Для чего пошел в Училище живописи, ваяния и зодчества. Среди его педагогов — Константин Коровин, Леонид Пастернак…
Вместе с Михаилом Нестеровым он участвовал в росписи церкви Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители, в том числе расписывал подземную часть храма — ту, где хотела найти после смерти упокоение пеподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна. К сожалению, сегодня посмотреть эти росписи могут только специалисты: их сохранность в опасности.
Неоконченная работа
Работа над «Реквиемом» стала делом практически всей его жизни — слишком велика и глобальная была тема. Не случайно даже эскиз работы датируется 1935-1959 годами. Судя по эскизу, действие картины должно было разворачиваться в самом центре Росси — в Успенском собора Московского кремля. В храме собрались верующие — на литургию, но не на ту, что совершается в данную историческую точку, а которая длится в Вечности. Иначе как объяснить, что зритель видит сразу трех Святейших Патриархов — Патриарха Сергия (Старгордского), святого Патриарха Тихона (Белавина), Патриарха Алексия (Симанского).
Есть на эскизе (и на отдельной работе) еще один Патриарх, правда, будущий — Пимен (Извеков). Понятное дело, о том, что иеромонах Пимен станет Святейшим Патриархом, Корин не мог знать — это случится после его смерти. Но, судя по эскизу, он собирался поместить иеромонаха Пимена на переднем плане картины, что подчеркивает глубокий внутренний смысл, заложенный в работе, показывает жизнь Церкви как непрерывное движение в духовном пространстве.
Рассматривая портреты — этюды, которые писал Корин для будущей картины, видишь и конкретную личность, и обобщенный образ. В каждом человеке прочитывается и его собственная история, и история всего народа.
Вот, к примеру, «отец Алексий из Палеха» — пожилой человек, которому пришлось вынести многое на своих плечах. Груз безжалостной истории не согнул его, он по-прежнему держится прямо, пытаясь противиться так очевидно и страшно давящей силе. По свидетельству Прасковье Тимофеевны Кориной, супруги художника, отец Алексий — настоятель церкви Иоанна Златоуста в селе Краснове недалеко от Палеха. Он видел, как разрушаются храмы, точнее — их разрушают самые обычные люди, в том числе те, кто вчера еще приходил на службу, как рушатся родственные связи. «Добрый пастырь (…), переживший в этой жизни крушение всех земных идеалов: самоубийство сына, посрамленного за свое родство с отцом-священником, измену собственной паствы», — пишет о герое Корина искусствовед Вадим Валентинович Нарциссов.
Всех персонажей, которые должны были разместиться на картине, связывает одно — вера, которую не сломать, не искусить ничем. Поэтому они и производят впечатление зажженных свечей — горящий взгляд, некая выпрямленность, даже у сидящего нищего. Свеча — наша символическая жертва Богу. Герои Корина всей своей жизнью показывают верность Ему.
Картина «Реквием» не была написана. Есть огромный холст, специально подготовленный. Есть эскиз. Есть множество этюдов. А единого полотна нет. Может быть, рано звучать «Реквиему»? Может мы, живущие сегодня, будем вглядываться в лица священников, архиереев, мирян, которых писал художник для картины и что-нибудь поймем, нечто важное, необходимое для того, чтобы была не «Уходящая Русь», а «Русь, продолжающая жить»… А вот слова самого Корина: «Русь была, есть и будет. Все ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимся, пусть трагическим, но только эпизодом в истории этого великого народа». И еще: «За всю Церковь нашу переживал, за Русь, за русскую душу. Тут больше меня, чем всех этих людей; я старался их видеть просветленными и сам быть в приподнятом состоянии... Для меня заключено нечто невероятно русское в понятии “уходящее”. Когда все пройдет, то самое хорошее и главное — оно все останется».
Образ Нерукотворного Спаса в советском метро
Наследие художника — это и оформление станций московского метро, в том числе — мозаики «Комсомольской» кольцевой. Сила русского воинства, русского духа — в изображениях Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, а также советских солдат и офицеров у стен рейхстага. Да, нельзя тогда было обойтись без изображения «вождей» (одного из них — «отца народов» — потом сняли). А ведь из соображений конъюнктуры можно было бы и не помещать там же христианскую символику. Но как говорить о русской истории и молчать о христианстве? Корину явно не могло прийти такое в голову. И вот на роскошной советской станции над головами граждан, которых воспитывали атеистами — развевающаяся хоругвь с изображением Спаса Нерукотворного в руках у воина, едущего за Александром Невским.
Портреты деятелей культуры и искусства — особая страница в творчестве художника. Он видел в своем герое главное, внутренне-настоящее. И изучать лица тех, кого он писал, гораздо интереснее именно по его работам, а не по фотографиям. Достаточно посмотреть, например, портрет Алексея Толстого и фотографию, на которой писатель позирует Корину. Толстой на портрете мне нравится гораздо больше, он сложнее того, что сидит перед мастером. Хотя и фото и портрет показывают одного человека. Фото — внешнюю телесную оболочку, портрет — глубинную, невидимую сразу суть.
Иллюстрация анонса: - Павел Корин. Реквием. Русь уходящая. Эскиз. 1935-1959
