Евгения Лоцманова, художник-иллюстратор
Родилась 14 января 1985 года. Училась в художественной школе в Коломне. Окончила Московский государственный университет печати. Работает в техниках цветной литографии и акварели. Изданные книги с иллюстрациями Евгении Лоцмановой: «Сорочьи сказки» Алексея Николаевича Толстого; «Волшебный холм» Ганса Христиана Андерсена; «Маленькая лесная сказка» Натальи Максимовой. Также ею созданы серии иллюстраций к «Путешествиям Гулливера», «Хроникам Нарнии», «Тартюфу» и серия литографий, посвящённых историческим местам России.
Художник-иллюстратор Евгения Лоцманова долго работала в трудоемкой, «мужской» технике цветной литографии, когда для каждого цвета готовится отдельный тяжелый литографский камень, для печати используется большой ручной станок и месяцы порой уходят на создание лишь одной иллюстрации. К примеру, над «Сорочьими сказками» Алексея Толстого Евгения работала семь лет.
Но все эти усилия остаются за кадром, а перед нами открывается нежный, теплый, «девичий» мир, населенный сказочными персонажами, среди которых даже тролли, Баба-яга и прочие герои «с подмоченной репутацией» в иллюстрациях к «Волшебному холму» Андерсена выглядят совсем не по-злодейски и не нарушают общей атмосферы веселья и озорства, созданной писателем. Художник подхватывает заразительный фантазийный задор Андерсена, творя непринужденный мир, полный обаятельных троллей-рассказчиков, наблюдательных ящериц, легкомысленных оболтусов — сыновей Норвежского тролля: все они пируют, празднуют, валяют дурака, демонстрируют свои умения, увлекая иллюстратора в броуновское движение своих вольно-веселых забав.
Это иллюстрация к моей еще не изданной книге стихов о природе и животных «Весна-чаровница». В ней есть маленький стишок:
«Слышал поутру хомяк, / Что кричали утки: “Кряк”. /
Воротились, видно, с юга / И приветствуют друг друга. /
И зачем летать далече, / Если можно в норке лечь и /
Сладко спать, как хомячок, / Повернувшись на бочок».
На самом деле эта книжка — про свет. Про какие-то переливы света Божьего мира. Была такая сверхзадача: явить свет, создающий настроение картины — тепло и нежность. И хотелось средствами живописи дать почувствовать сияние весеннего снега, когда первые подснежники уже появились на нем.
А вообще, изобразить кого-нибудь уютного в норке — это же одна из любимых тем многих детских иллюстраторов. Сразу вспоминается Юрий Васнецов с его иллюстрациями к книге Виталия Бианки «Лис и мышонок» — классика жанра, нежно любимая с детства. «Весна-чаровница» — это также и мой диалог с любимыми детскими художниками. И опять же, это любование миром: птицы, с их духом странствий, возвращаются с юга. А хомячок всю зиму проспал в уютной норке. Смотрим на мир с разных ракурсов, и все хорошие, все милые. Вроде простейшая, но уютная мысль.
А в иллюстрациях к собственным стихам «Весна-чаровница» с их пастельными оттенками голубого, жемчужно-розового, фиолетового, дымчато-синего Евгения Лоцманова исследует свет, его сияние, эффекты и переливы. При этом природа и ее обитатели в этих работах, как и положено, полны занимательных сказочных чудес. Что за прелесть — зайти к зимнему Морозу на ужин и отведать «салат из свежей стужи, со льдом пирожков и тарелку снежков».
Женя прекрасно владеет этой магией сказки. Главное в ее сказочных, чарующих мирах — уют и радость. Сама эстетика пространства ее работ создает атмосферу детской легкости бытия, защищенного всесильным Добром.
Помнится, В. Розанов в «Апокалипсисе нашего времени», во времена Первой мировой войны и революции, пытаясь защититься от социальных катаклизмов, от страха, боли и бесприютности, писал: «И помни: жизнь есть дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл».
Вот такую «жизнь-дом» — теплую, уютную, «круглую» жизнь в мире и согласии без острых углов столкновений и агрессии творит Евгения Лоцманова в своих картинах, пытаясь противопоставить ее невзгодам собственной жизни и внешнего мира и подавая читателям вдохновляющий пример.
Евгения Лоцманова:
«Был период, когда мне было очень плохо, очень страшно и очень безнадежно».
Когда я училась на втором курсе университета печати, я поняла, что моя тема — иллюстрации к детской книге. Пыталась рисовать Булгакова, Мольера, но поняла, что хочется более добродушного и открытого мира. Детскости хочется, радости и простоты. А ещё в это время мне посчастливилось встретиться с Б. А. Диодоровым, его невероятно прекрасными иллюстрациями (помню свой восторг, когда увидела их на выставке). Общение с любимым учителем тоже повлияло на выбор пути.
«Прожорливый башмак» Алексея Толстого из цикла «Сорочьи сказки». Здесь игрушки борются со страшной, нарисованной детьми рожей, ожившей в ночи, когда все заснули. Солдатики, пожарный с бочкой, медведь, куклы — все они ведут себя храбро, сражаясь с этой рожей, но никто не может ее победить. А ненужный старый нянькин башмак, вечно голодный и просящий каши, проглотил эту рожу, даже не испугавшись, и в итоге стал героем-победителем. Почти как в пословице: не по виду суди, а по делам гляди. Смешной глупыш, самый незатейливый персонаж, может вдруг спасти всех.
Иногда говорят, что в детской книге, в сказке легко спрятаться от внешнего мира с его агрессией, несовершенством и болезнями. Конечно, соблазнительно закрыться в уютной нише сказочного добра и, положа руку на сердце, не могу сказать, что для меня этот мотив совсем отсутствует.
Но в первую очередь я просто люблю сказки, особенно сказки-притчи. Мне кажется, они аккумулируют мудрость человечества, на простых и увлекательных примерах показывают настоящие причинно-следственные связи жизни, непреложные истины, важные для каждого в сложных поисках и выборах души. Во многих сказках того же Андерсена просвечивают христианские мотивы, в них очень много мировоззренческих пластов. Не только детям, но и взрослым многое открывается.
«В каждом может быть немного и Русалочки, и Кота в сапогах».
Мечтаю сделать «Русалочку», хотя к ней уже есть огромное количество прекраснейших иллюстраций. В детстве «Русалочка» была для меня трагической сказкой, и главную героиню было ужасно жаль: ну как же принц мог не влюбиться в нее?! Хотелось, чтобы все было по-другому. А сейчас понимаю, что эта сказка абсолютно счастливая, и внутренне отношусь к ней с нежностью, надеясь, что это показатель моего собственного духовного роста. Ведь жизнь ставит Русалочку в обстоятельства, в которых через самопожертвование, через отказ от земного счастья она обретает возможность получить бессмертную душу. Даже отвергнутая принцем, она могла бы вернуться в свое русалочье тело, в судьбу, которая ей была уготована по рождению, вернуться через преступление. Но она на это не согласилась. Она выбрала путь любви, дорогу к вечности и звёздам, путь развития.
«Волшебный холм» Андерсена — одна из моих любимых картинок визуально. Рисовала и возвращалась к ней несколько лет. Здесь изображена подготовка к балу, который устраивает лесной царь под волшебным холмом, желая найти женихов для своих дочерей — лесных дев. Главные претенденты в женихи — сыновья тролля из Норвегии. Среди знатных гостей всякие домовые, водяные и прочие эфемерные существа. Есть даже ведьмочка на метле. Но все они довольно милые и ничуть не страшные. Это одна из самых беззаботных и фантазийных сказок Андерсена. А фантазийность — это вдохновение. Когда ты вдохновлен, весь мир тебе словно подмигивает, ты можешь рассказать историю каждого листочка, каждой щепочки. Здесь у меня связь всего со всем, жизнь кипит, все переливается — такое милое, уютное броуновское движение. Сыновья оказались теми еще шалопаями, невест выбирать не стали, а отец семейства, главный тролль, сам выбрал себе в жены дочку царя, которая, являя свое главное достоинство, рассказывала сказки. В этом смысле «Волшебный холм» — о превосходстве духовной пищи над материальной. Другие дочери демонстрировали, скажем, свои кулинарные умения, всякие вкусные рецепты из коряжек со светлячками. Одна из сестер становилась невидимой. Но все это съестное или развлекательное оказалось не так важно, как настоящая сказка, способствующая развитию человека, осмыслению им своего места в мире.
В разные моменты жизни отождествляю себя с разными сказочными героями. Люблю «Кота в сапогах» Шарля Перро и часто его рисую. Он помогает своему хозяину изменить какие-то обстоятельства за счет ловкости, жизнерадостности, умения найти нестандартные, интересные ходы. Эта сказка больше про материальное, но, если переводить ее в духовный план, для меня этот кот — образ неунывающего оптимиста, шагающего по жизни праздничным путем.
Или русская народная сказка «Поди туда, не знаю куда» в обработке Алексея Толстого: это «незнаемокуда» и есть про погружение человека в себя, про поиск Божественной искры в самом себе.
В свое время часто читала «Сказочную энциклопедию» и поняла, что в мировой литературе архетипических сюжетных линий не так уж и много, и всем нам эти линии близки. В каждом может быть одновременно немного Русалочки и немного Кота в сапогах в разных пропорциях.
В сказках есть увлекательная простота, но это лишь верхний слой. А внутри, скажем, в русских народных сказках, открываются порой фантастические глубины, обретаются многие смыслы и выборы. Нам словно говорят: посмотрите, а можно ведь и так. И мы можем попробовать творить свою жизнь по-другому. Каждый человек — творец. Мы же созданы по образу и подобию Бога — Творца, и, благодаря Его воле, мы все тоже маленькие творцы. Каждый из нас созидает свою реальность: кто-то снимает боевик, кто-то делает компьютерную игру-стрелялку, а я хочу рисовать доброе, красивое, светлое. Это мой сознательный выбор — показать миру, пусть даже в своем совсем маленьком варианте детской книги, как еще может быть.
Это «Пастораль» из книги моих стихов для детей, готовящейся к изданию.
В юности во мне было все-таки «страдательное» начало, какая-то претензия к миру. В то время я написала стихотворение «Пастораль» о кажущейся идиллии всего живого на лоне природы, о некой мифической райской жизни. Там есть такие строчки:
«И строили пчелы медовые соты. / Они возводили душистые стены / Пчелиного светлого нового дома./ И, видя свершавшиеся перемены, / Пищали от счастья мышата и гномы. <...> А звездочки с солнышком в прятки играли, / А месяц легко исполнял пируэты. / В небесной огромной таинственной зале / Все пел тихо-тихо он песенку эту».
Это конечная версия, которая и войдет в книгу. Но во времена того юношеского недовольства жизнью я пыталась сочинить концовку с неким скепсисом — мол, на самом деле в жизни все не так благостно, а описанное мною — лишь идеалистические фантазии. Но никак эта иронически-пессимистическая концовка у меня не выходила, перебрала кучу вариантов, а всё получалось плохо. Мама, послушав незаконченное стихотворение, удивилась: так красиво всё! Зачем же портить красоту этим разочарованием в конце. И тогда пришло озарение и очень быстро и легко у меня досочинились эти самые последние строчки, добрые, счастливые, детские, убаюкивающие, с необъятной нежностью к мирозданию. И сложилось все стихотворение, до сих пор его очень люблю. Наверное, тогда уже я начала осознавать, что не хочу противоречить этому миру. На самом деле он прекрасен, и я могу создавать свою маленькую радость и делиться ею.
А что касается уютной ниши детской книги, в которой можно спрятаться от несовершенного мира, то я выскажу спорную для кого-то мысль: я не считаю, что этот мир несовершенен и что в нем как-то неправильно все устроено. Божий мир не может быть несовершенен, просто мы не понимаем его совершенства в полной мере и судим со своей человеческой позиции. Но все эти войны, несправедливости, болезни — для меня своего рода почва, из которой можно дорасти до более мудрого понимания мира и себя. Шаг за шагом на собственном опыте дозреть до понимания того, что в христианстве принято называть Божественным Промыслом в твоей судьбе.
«Это было состояние тотального ужаса».
До определенных событий в моей жизни я к Богу относилась в какой-то степени абстрактно: верила в высший разум, знала молитву «Отче наш», что можно ее почитать в какой-то ситуации, но глубинной внутренней связи с Богом не осознавала. Знание, что Он есть, было само по себе, а я тем временем жила свою жизнь.
Но в девятнадцать лет, учась на втором курсе, я тяжело заболела. Казалось, только осознала себя профессионально, выбрала свою нишу и вдруг — болезнь. Иногда даже думаю: почему это так одновременно произошло? Мне поставили диагноз «ревматоидный артрит». Медицина на данном этапе его полностью вылечить не умеет. Пациента поддерживают терапевтически кучей лекарств и операциями, бывают ремиссии, но в целом состояние только ухудшалось. Несколько лет у меня ушло на эти медицинские мытарства. Попробовав одно, другое, народную медицину, ты понимаешь, что на человеческо-материальном уровне тебе никто не поможет.
Хотя тогда я начала ходить к психологу. Сначала немного скептически к этому отнеслась, а потом присоединилась к групповым занятиям, и как-то постепенно что-то стало мне открываться. К тому времени я уже в аспирантуре училась. Это было удивительное чувство, но я вдруг поняла, что высшие смыслы бытия не есть нечто абстрактное, а абсолютно применимы в моей жизни. Я могу объяснить это на примере иллюстрации: чтобы создать единый образ, целостность, я должна постоянно менять фокус: рисую деталь, но вижу целое. Если будут одни детальки, развалится целое, если будет только целое, будет скучно, будет не хватать чего-то такого, за что цепляется взгляд. Эта аналогия применима к жизни, в которой есть Божественное и личное, и ты постоянно меняешь фокус, чтобы воспринимать всю картинку целиком. Ты не можешь зациклиться только на себе, исключив себя из общего Божественного контекста. Ты видишь и себя, и целое. Это как фотоаппаратный фокус: ближе — дальше.
«Что у Мороза на ужин» тоже из книжки стихов «Весна-чаровница». Здесь Мороз как олицетворение зимней стихии.
«Что у Мороза на ужин? / Салаты из свежей стужи, / Метельный кисель, / Из вьюг карамель, / А также замерзшие лужи, / Тарелка снежков, / Со льдом пирожков,/ И ужин обычный готов».
Здесь у меня снежные пирожки, сосульки, лужицы замерзшие — хотелось, чтобы все красиво переливалось, сияло, как в зимний солнечный день. А маленькие морозики или ветерки в снежки играют, пока один из них, погруженный в себя, книжку читает. На заднем плане — северное сияние, словно волшебник небо раскрасил. Я исследую это сияние средствами живописи и любуюсь им.
Все это постепенно во мне вызревало. А какое-то время, заболев, я чувствовала себя как гоголевский Хома Брут в окружении чудовищ. Только он со своими страхами не смог справиться. У меня тоже был период, когда мне было очень плохо, очень страшно и очень безнадежно. Я просто лежала и не могла физически встать, по лестнице спуститься, выйти куда-то. Почти год я не работала. Это было состояние тотального ужаса. Представьте, ты живешь как обычный человек, все у тебя вроде нормально, а потом жизнь начинает рушиться. И появляются эти бесконечные вопросы: «Что происходит? Почему? Господи, ну что я сделала не так?» Люди вокруг меня живут своей жизнью, и ни они, ни психолог не могут мне до конца объяснить, как мне со всем этим быть. В какой-то момент, занимаясь психологией, я поняла, что психология — это механизм, не включенный в розетку. Ты можешь изучать свои психологические состояния, свое мировосприятие, но не подниматься при этом до идеи Бога. Будешь бесконечно крутить эти шестеренки, но весь механизм как часы не заработает. Нужен источник питания.
«Это была не просто просьба, а крик о помощи».
Тогда я стала обращаться к Богу: покажи мне, объясни, как выбраться из этого ужаса. Если надо, пойду в монастырь или брошу работу иллюстратора, буду заниматься чем угодно, только просвети, Господи! Это была даже не просто просьба, а крик о помощи. Я как раз была в состоянии «Поди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что»...
И постепенно как-то все стало налаживаться. Пыталась, по мере сил, выходить на улицу: а там жасмин цветет или облако потрясающее! Меня охватывало просто счастье от того, что я есть, вне зависимости от творческих достижений и любых обстоятельств. Я наконец-то приняла свою ситуацию, постепенно нашла способы вернуться к работе, хотя порой это и не просто. Но как бы мне ни было трудно иногда, есть же огромное счастье и драгоценная возможность любоваться красотой Божьего мира, узнавать его и делать в нем хоть что-нибудь хорошее.
«Пришло реальное чувство, что я никогда не одна».
И как раз в это время, в 2015 году, мне присудили премию Президента для молодых деятелей культуры за вклад в развитие отечественной иллюстрации. Вручали премию в 2016-м. В тот самый период, когда я лежала и подняться не могла. Сначала состояние было не столько радости, сколько ужаса: я не знала, как физически с постели встать, а нужно пойти и выступить перед всей страной на таком торжественном мероприятии при участии главы государства. Помню, первая мысль была: не поеду. Потом как-то взяла себя в руки, подумав: может быть, я смогу сказать что-то об иллюстрации, об искусстве, поддержав и ободрив кого-то. Для меня это был вопрос преодоления.
А сама эта премия была словно ответом свыше. Я же молилась, чтобы Господь указал мне дорогу, и эта награда стала подтверждением, что сам мой путь — верный, но нужно внутренне работать над собой. По крайней мере, я поняла это так. В общем, до сих пор работаю, не знаю, с каким успехом.
И еще ко мне тогда пришло реальное чувство, что я никогда не одна. Я не брошена: есть Бог, и я всегда с миром, всегда его частица. Это было такое счастье, как если бы от Хомы отступили все эти чудовища.
Теперь в сложные моменты, когда мне становится тяжело и что-то не получается, я могу все это отбросить и уже осознано выйти к состоянию любви. А прежде в таком угнетенном сером состоянии могла пребывать довольно долго. И даже спасительная дорожка к творчеству обреталась не легко, через какие-то внутренние тернии.
Обложка к книге Алексея Толстого «Сорочьи сказки». Мне нужно было объединить нескольких зверей и птиц — героев небольших сказок Толстого. На заднем плане нарисовала две деревеньки или села. А что в селе главное? Храм. Вот таким образом свела сказочное и несказочное.
Ведь в самом деле, почему я вернулась к детским сказкам? Я как-то по-новому ощутила призыв «Будьте как дети». То есть в детстве это ощущение счастья, единства с миром, оно не безоблачное, конечно, но оно более явственное и чистое. И мне очень хотелось этого состояния. Каждый художник вкладывает свое «я» в работу. Как оно материализуется: из черточек, из штрихов красочных? Неизвестно. Но мы всегда считываем состояние, в котором творит художник, и как-то подсознательно им проникаемся. С одной стороны, радость, счастье — это тот источник, который питает меня в творчестве всю жизнь. С другой, у меня сейчас есть дорожка, по которой я могу ходить к этому источнику. Иногда через молитву, иногда просто через созерцание: сядешь, посмотришь на облака или как солнце играет в древесной листве и синева неба отражается во всем, и так красиво! И состояние радости будто вдыхается в тебя свыше. Наверное, это и есть то, что в Церкви называют словом «благодать».
Подготовила Инна Волошина
Фото Владимира Ештокина
Читайте также еще статью инны волошиной:
Аркадий Пластов: «Я работал, задыхаясь от счастья» Картины, которые возвращают нам чувство дома
