«В первый день Троицы 1931 года я пришел к игумении Афанасии, зная, что у нее праздник, что она по-праздничному бездеятельна и что она будет рада мне, — вспоминал врач Михаил Мелентьев. — Нашел я ее в десяти шагах от ее дома в небольшом перелеске. Она только что пережила очередное воспаление легких, была слаба, и всё ее радовало в ее возвращении к жизни. Стоял чудесный день, жужжали пчелы, пахло лесом. Божий мир стоял во всей своей красе. А через час, когда я ушел, пришла грузовая машина, привезла оперативных работников НКВД, те перевернули жилище, обыскали его, ничего не нашли, конечно, и забрали игумению Афанасию...»
* * *
Преподобноисповедница Афанасия родилась в 1875 году в городе Москве в купеческой семье Василия Николаевича и его супруги Александры Григорьевны Лепёшкиных и в крещении была наречена Александрой. У ее родителей родилось двенадцать детей, но из всех остались только три дочери, так как остальные умерли еще в юном возрасте. Детям родители старались дать наилучшее по тем временам образование. Александра Васильевна окончила Чернявское училище в Москве и в совершенстве знала французский и немецкий языки.
Семья купцов и фабрикантов Лепёшкиных издавна была известна в Москве своим благочестием и благотворительностью. Брат прадеда игумении Афанасии, Семен Лонгинович Лепёшкин, был строителем Троице-Одигитриевской обители, основателем которой был преподобный Зосима (Верховский). Семен Лонгинович принимал деятельное участие в строительстве каменного Троицкого храма в монастыре и корпусов для жительства сестер. Его отец, Лонгин Кузьмич, был возобновителем храма преподобного Марона Пустынника в Старых Панех в Москве, разрушенного почти до основания во время французского нашествия в 1812 году. Он стал и первым старостой этого храма. Когда он скончался, старостой и благотворителем храма стал его сын Василий, а после смерти в 1840 году Василия Лонгиновича — его сын Николай. После смерти Николая Васильевича заботы по храму взял на себя его старший сын Василий, который был старостой до 1895 года, после чего старостой стал его брат Иван.
Как рассказывала впоследствии игумения Афанасия, во время обучения она жила хорошо, всем была довольна, много веселилась, студенты относились к ней с большим уважением, много среди них было и поклонников. Но неожиданно для всех после окончания училища она ушла в 1896 году в монастырь — Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь. Первое время ее послушанием было чтение в церкви, а затем игумения монастыря София (Быкова) направила послушницу Александру для обучения живописи в Понетаевский монастырь. Полгода она обучалась художеству и, вернувшись в Зосимову пустынь, стала исполнять иконописное послушание, а с 1911 по 1919 год была заведующей иконописной мастерской.
19 декабря 1919 года послушница Александра была пострижена в монашество с именем Афанасия. В лихие для Церкви годы, 22 февраля 1920 года она была назначена настоятельницей монастыря и на следующий день возведена в сан игумении. 15 мая того же года Патриарх Тихон наградил ее золотым наперсным крестом.
При советской власти монастырь был преобразован в сельскохозяйственную артель, и игумении Афанасии пришлось часто сталкиваться с представителями властей, ведя с ними переговоры относительно хозяйственной деятельности. Игумению, как главу артели, стали приглашать на заседания уездного исполнительного комитета, которые проходили в то время в местном клубе. Появление игумении, сопровождаемой послушницей, вызывало среди членов исполкома неловкость, и однажды один из них решил пошутить и, показывая на висящий на стене портрет Маркса, сказал:
— А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста — Христа.
— Вот портрет «ученика» вы поместили здесь, а почему же нет портрета Учителя? — резонно возразила игумения.
В то время, когда игумении Афанасии пришлось управлять обителью, к трудностям, происходящим от преследования атеистической властью, прибавились скорби от болезней, так как в течение многих лет игумения страдала малярией, но не лечилась, и заболевание, приняв хроническую форму, разрушило ее здоровье.
На Пасхальной неделе в 1925 году сестры послали за врачом в Алабинскую больницу. «Монастырский двор-кладбище был необширен, тих и пустынен. В центре стоял небольшой белый храм, окруженный намогильными крестами, кое-где с горящими лампадами, — вспоминал врач Михаил Михайлович Мелентьев. — По мосткам прошли к игуменскому корпусу, где меня встретила маленькая, согбенная старая монахиня, ласковая и приветливая. В корпусе стоял какой-то давний, уютный запах древней мебели, печеного хлеба, ладана. Тикали часы, и стояла ничем не нарушаемая тишина. Монахиня пригласила меня к столу откушать, а сама пошла доложить игумении о моем приезде...
Здоровье игумении оказалось в очень плохом состоянии. Я сказал ей, не скрывая, о ее положении и предложил на ближайшее лето выехать в другое место и попытаться подлечиться там. Обстановка с монастырем была сложна и внешне, и внутренне. В монастыре было до трехсот человек сестер, в том числе шестьдесят беспомощных старух. Всех их нужно было прокормить, отопить, одеть, обуть. Поплакала игумения, погоревала, и всё это сдержанно, с ясным сознанием огромной ответственности за триста душ, и отпустила меня, не дав ответа. Однако в дальнейшем ухудшение здоровья заставило ее смириться. Я взял на себя ответственность поднять ее на ноги. Это была трудная задача, но Бог помог мне, и моя больная к концу лета настолько поправилась и окрепла, что могла вернуться к себе и приняться за свои дела».
В 1928 году власти окончательно закрыли обитель, и игумения Афанасия переехала в село Алабино, где поселилась вместе с пожилой монахиней Антонией, которая была с ней от первых дней ее монастырского жития, и послушницей Евдокией (Бучинёвой). «Игумения Афанасия правила всю дневную службу и являлась умственным центром этой маленькой общины. Она же, вместе с матерью Антонией, стегала одеяла. На первую и последнюю недели Великого поста двери их жилища закрывались для всех. Это были дни молитвенного труда и молчания. Но зато и праздник Воскресения был праздником истинно Воскресшего Христа, — вспоминал Михаил Мелентьев. — К ним ходили за помощью, за советом, за утешением, но ходили в сумерки, вечером, ночью, чтобы меньше видели, меньше говорили. Они же ни к кому не ходили, потому что боялись с собою принести и подозрения, и кару на ту семью, где бы они побывали».
В первый день Троицы 1931 года сотрудники НКВД приехали в Алабино, устроили обыск в жилище монахинь, после чего увезли игумению Афанасию с собой в районный центр, Наро-Фоминск.
Игумению обвинили в антисоветской деятельности и агитации, направленной на срыв мероприятий советской власти в деревне, и в особенности коллективизации. Отвечая на вопросы следователя, игумения Афанасия сказала: «Во время пребывания моего в монастыре я крепко была предана Богу и так же предана Ему в настоящее время и готова за Бога и за Христа жизнь положить. Больше показать ничего не могу».
Через несколько дней после ареста состояние здоровья игумении резко ухудшилось, и ее отправили в больницу. Вместе с игуменией Афанасией была арестована и послушница Евдокия.
Отвечая на вопросы следователя, послушница Евдокия сказала: «После ликвидации монастыря мы с игуменией поселились в поселке Алабино Наро-Фоминского района, и я до сего времени состою при игумении. Проживая в поселке Алабино, мы с игуменией занимались рукоделием, на что и существовали, а также к игумении приезжали неизвестные мне люди и привозили продукты. Что касается предъявленных мне обвинений в антисоветской агитации, то я таковой никогда не вела и виновной себя в этом не признаю».
10 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила игумению Афанасию (Лепёшкину) и послушницу Евдокию (Бучинёву) к пяти годам ссылки в Казахстан. В ссылку им не разрешили ехать свободно и отправили с этапом. На второй день по приезде на место ссылки скончалась игумения Афанасия, а на следующий день — послушница Евдокия.
Поскольку точная дата их смерти неизвестна, Церковь чтит память преподобномучениц Афанасии (Лепёшкиной) и Евдокии (Бучинёвой) в день Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской. В 2023 году он празднуется
5 февраля.
