Недавно вышла книга постоянных авторов журнала "Фома" Марины Журинской и Сергея Худиева — "О вещах простых и ясных" (Саратов: Издательство Саратовской епархии, 2011. — 368 с.). Предлагаем вашему вниманию рецензию на нее, а также небольшой отрывок.
На первый взгляд кажется, что авторы дали своей книге нарочито ироническое заглавие: ведь речь в ней идет о вещах не слишком простых и далеко не каждому ясных. И жить христианской жизнью трудно — не только в грешном мире, вовне, но и наедине с собой трудно. И апологетика дается нелегко, и окружающие неверующие мучают столь же бесконечными, сколь и стандартными нападками: Бога нет, а есть наука, пузатые попы ездят на мерседесах, и почему это у хорошего человека рак, а у олигарха яхта.
Тем эта книга и хороша, что напоминает нам: это все — простые и ясные вещи. Небольшие эссе Марины Журинской помогают навести порядок во взбаламученной душе: суетишься и вечно пребываешь в раздраженном состоянии, а в нем эту книгу читать нельзя — нужно остановиться, успокоиться, вчитаться. Журинская говорит как раз о простом и вечном: о надежде, о борьбе с дряблостью духа, о том, что с поддержкой Бога мы «можем всё, — даже то, чему сами удивляемся», о душеполезности Диккенса и Рэя Брэдбери. Эту книгу читаешь в диалоге с автором — да, да, о, никогда не обращала внимания, да, я тоже так думаю, интересно, и почему мне не приходило в голову, что об этом тоже надо молиться?
Сергей Худиев помогает навести порядок в аргументации. Для тех, кому приходится постоянно выслушивать снисходительные апелляции к авторитету Ричарда Докинза или банальные рассуждения о том, что «Церковь не нужна, а Бог должен быть в душе», — это незаменимое подспорье. Это разговор о взаимоотношениях науки и веры с позиции научной методологии: Худиев наглядно демонстрирует ущербность типичной аргументации против веры и Церкви и вооружает читателя серьезными аргументами, которые окажутся очень полезны в ближайшем же разговоре о кошмарах инквизиции или об исторической вине Церкви перед человечеством. Они, конечно, не убедят любителей диагностировать у всякого верующего «православие головного мозга», но, по крайней мере, избавят от чувства беспомощности, с которым приходится лезть за словом в карман в ходе случайно возникающих споров с атеистами.
Журинская — о внутреннем, Худиев — о внешнем; они сходятся в заключительном диалоге об ответственности и терпимости. Словом, книга эта о том, как жить в Содоме — утомляющем душу, страшном, греховном — и оставаться человеком, и находить в жизни возможность радоваться, и помнить, что «никто не запрещает нам читать Евангелие» и оставаться людьми. И о том, что «мир по-прежнему полон знамений и чудес, и хорошо нам здесь быть».
Ирина Лукьянова
Читайте также отрывок из книги:
ДИАЛОГ ВМЕСТО ЭПИЛОГА
М. Ж.: А теперь, я думаю, хорошо бы нам попробовать изложить завершение сочетания наших двух тем. Можно сказать, что это были две прелюдии, а нужна фуга, а именно: нам нужно вместе подумать и попытаться дать ответ на вопрос о том, как же на самом деле терпимость сочетается с ответственностью, как соединить терпимость с ответственностью, прежде всего в отношении себя. Я очень доверяю духовникам, которые говорят, что полное абсолютное мгновенное покаяние невозможно, что человеку следует покаяться одновременно не больше чем в трех каких-то грехах, зато их-то надо увидеть перед лицом Божиим как следует, во всех подробностях и последствиях: и источники их, и проявления, и, наверное, связь с другими какими-то грехами. Значит, другие грехи в себе должно пока терпеть временно, в надежде на милость Божию, которая даст увидеть себя в дальнейших подробностях во время благооприятно. Стремление сразу во всем покаяться и уйти чистеньким, скорее похвально, но неосуществимо, так нельзя, и в этом — отсутствие терпения, отсутствие терпимости к себе и недоверия к долготерпеливости Божией. Но вообще-то, когда мы стоим перед Богом и каемся, мы должны это делать с ответственностью. Вот тут они, по-моему, соединяются, хотя и не очень понятным мне образом. Можете ли Вы это прояснить?
С. Х.: Я бы сказал что, Бог изменяет нас действительно не мгновенно, и у меня это почему-то вызывает ассоциацию (я понимаю, что это может показаться привязкой достаточно произвольной): чтобы не умножились против тебя звери полевые (Исх 23:29), потому что пространство, которое остается, когда человек освобождается от каких-то мелких и унизительных грехов, от какой-нибудь раздражительности или обжорства, может очень быстро заполниться гордыней. И поэтому так бывает, что Бог не сразу дает человеку освободиться от каких-то грехов для того, чтобы человек не превознесся, чтобы не исполнился верой в свою собственною святость, непогрешимость. Поэтому Бог допускает, чтобы мы еще какое то время спотыкались в некоторых отношениях для того, чтобы мы помнили, что каждую секунду зависим от благодати Божией. Есть замечательные слова у блаженного Августина: «если бы Ты меня не сохранил, я бы сотворил все грехи». Причем это не эмоциональное преувеличение, это в общем-то богословский факт: мы уклоняемся от греха постольку, поскольку милость Божия нас от греха сохраняет.
М. Ж.: Это как раз очень яркое проявление латинского логического ratio; это очень последовательно и, к сожалению, абсолютно справедливо.
С. Х.: Мне вспоминается еще слова отцов II Оранжского собора о том, что никто не имеет ничего своего кроме обмана и греха. Сказано сурово и бескомпромиссно, но в общем-то действительно люди утрачивают добродетель, как только объявляют ее своей, и как только человек начинает говорить, что он молодец, потому что освободился, скажем, от раздражительности, он тем самым отворачивается от Бога и превращает это свое приобретенное спокойствие не в средство восхождения к Богу, а наоборот, в средство разрушения собственной души.
М. Ж.: Вообще человек, который успокаивается в сознании того, что преуспел, уподобляется (это не мое сравнение) тому, кто остановился, поднимаясь на эскалаторе, ведущем вниз. Для того чтобы подняться по эскалатору, идущему вниз, или как минимум чтобы удержаться на одном уровне, нужно все время идти, а для того чтобы подняться, нужно идти очень быстро и очень старательно, прилагая громадные усилия, а стоит на минутку передохнуть — и человек опускается.
С. Х.: Да, действительно очень важно отметить то, что духовная жизнь всегда предполагает рост, развитие, и очень часто она предполагает то, что я бы назвал определенного рода риском, на который человек идет. Это как поведение тех двух разумных рабов, которые вложили серебро Господа своего в дело и вернули с прибылью. Потому что у человека бывает соблазн выстроить себе некий духовный кокон или даже некий духовный бункер, в этот бункер залезть и там спрятаться, и это принимает форму утрированного смирения, когда человек говорит: «я мелкий, противный, гадкий, слабый, не бейте меня, и я в этом спрячусь, а вы меня не трогайте», в то время как поведение христианина должно быть все-таки другим. Когда человек понимает, что он абсолютно во всем зависит от Бога, что если он сделал что-то доброе, — от Бога; как говорит тот же блаженный Августин, «все, что мы делаем доброе, малое или великое. — это Твой дар», он тем не менее (а скорее — тем более) с благодарностью принимает этот дар Божий и отдает себе отчет в том, что это именно дар и что он ему дан по милости и по любви.
М. Ж.: Наверное, на самом высоком, на самом общем уровне терпение и ответственность связаны так, как связаны между собой и все другие дары Божии вообще. Дерзну предположить, что дары Божии — это некий покров славы которым Бог одевает человека как Свое чадо. И уже поэтому они вот так связаны. Но хотелось бы, если Вы считаете, что это возможно и необходимо, наметить более конкретное основание, по которому мы связываем именно эти две вещи: чувство ответственности и воспитание в себе терпения
С. Х.: Я бы сказал, что ответственность предполагает осознание результата своих действий и некоторую способность прогнозировать, к чему мои действия приведут. То есть если я сталкиваюсь с чем-то, что вызывает у меня негодование, ну, допустим, я сталкиваюсь с той же проповедью лжеучения, то, конечно, можно ногами застучать, зубами заскрежетать и все свое негодование излить…
М. Ж.: …и чем-нибудь бросаться…
С. Х.: … и чем-нибудь бросаться, но можно подумать о том, каков будет результат, помогу ли я этим людям освободиться от лжеучения, помогу ли я им прийти к истине? Скорее наоборот, они решат, что православные — люди агрессивные, злобноватые, с которыми лучше дела не иметь, от которых лучше держаться подальше. И ответственность — это также сознание того, что если я человек раздражительный и знаю, что сейчас я закричу и ногами затопаю, то может быть мне лучше и вообще воздержаться от беседы с такими людьми, которые меня раздражают. А это уже терпимость, которая так же, как и ответственность, подразумевает, в частности, результат предпринимаемых действий.
М. Ж.: Замечательно, что наши рассуждения привели нас к тому, что в науке называется тринарная оппозиция, что обозначает попросту тройственное противопоставление. Никогда не забуду, как одна чрезвычайно умная и ученая дама закончила свой доклад по логической семантике восклицанием: "Что бы вы ни говорили, а мир держится на Троице!". При этом дама была неверующей, но как-то так и по науке тоже получается. А в нашем случае получается, что ответственность и терпимость связаны через мудрость.
С. Х.: Действительно так, и очень часто в Священном Писание подчеркивается именно необходимость такой добродетели, как мудрость. Там говорится о ревности, об усердии в служении Богу, но говорится и о мудрости, — о том, что иногда нужно принять то, что мы не можем изменить. Иногда нужно понять, что желанные нам изменения могут произойти только очень медленно и что они находятся не в наших руках, а в Божиих.
