10 марта 1940 года скончался Михаил Афанасьевич Булгаков. Вряд ли кого-то удивит, что первая ассоциация с этим именем — это роман «Мастер и Маргарита». Знаменитый, и оттого не перестающий провоцировать серьезную дискуссию. Недавним информационным поводом к очередному витку этой дискуссии стал сериал «Мастер и Маргарита» Владимир Бортко, снятый в 2005 году. Тогда первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков опубликовал с своем личном блоге два текста: не о сериале, больше о самом романе. Из них сложилась полноценная статья: о том, что можно разглядеть в «Мастере и Маргарите», если не зацикливаться на мистицизме и социальной сатире.
Честный «Мастер» Бортко
Снова почему-то подумал о сериале «Мастер и Маргарита». Парадоксальная мысль, но всё-таки: в каком-то смысле фильм честнее книги. Хотя это не заслуга Бортко — его вершиной было «Собачье сердце», социальная сатира, антиутопия, в то время как «МиМ» роман еще и религиозно-философский. В этих вопросах надо бы немного разбираться, чтобы ставить «Мастера», и этого не хватало.
И тем не менее, фильм «честно» разоблачил то, что скрыто в романе за блестящим языком Булгакова, что перестаёшь отчетливо видеть, завороженный булгаковскими описаниями и лирическими отступлениями — развитием Гоголя в нашем веке.
Фильм показывает: Воланд, его свита и, увы, Маргарита заодно — вершина некоей вселенской Пошлости, где сплошное враньё и фальшивка, а всё Настоящее остаётся в тени. Где Иешуа врёт Пилату, что не был распят; Воланд с Мастером перевирают истинную историю Иисуса; Маргарита врёт, что она «свободна» — все последовательно лгут. А заметили ли вы, как на самом деле звучали слова Маргариты о покое, в котором они с Мастером? Как почти издевательски было сказано, что он уже никуда не уйдёт от неё? Дурная бесконечность, тюрьма-санаторий, где каждый день похож на предыдущий... И Маргарита неумна не потому, что актриса дурная; просто Маргарита — не умна, она требует исполнения своего, и только.
Вот это (и ещё многое-многое!) выявил фильм. И если не сваливать всю вину за то разочарование, которое испытали многие, на «плохих» артистов и качество спецэффектов, то можно узнать немало о сущности романа Булгакова. Написанного гениальном языком. Но открывающего (возможно, вопреки доброй или злой воле автора) вселенские глубины пошлости и лжи.
Перешел грань
Не подумайте, будто я ругательски ругаю роман и его автора... Нет. Я говорю о предмете романа, как я его вижу. Не Булгаков пошл, я не знаю до конца, каков Булгаков. Воландовская версия «добра» есть Пошлость вселенского масштаба, на которую «клюют» измученные и втоптанные в грязь герои. Мне жаль, что эта фабула остается для многих читателей (невнимательных и падких на сатиру и мистицизм) незаметной. По-моему, она совершенно очевидна.
Что касается автора: я себе ситуацию Булгакова представляю так — жил человек в более-менее ясном, дореволюционно-интеллигентном, семейном, домашнем пространстве. А потом грянуло: врачебная практика в диких условиях; невероятная борьба с наркозависимостью; ужас революции и гражданской войны; абсурд советской бюрократии и совершенно фантастические заявления раннесоветских «ученых»-революционеров (об оживлении героев революции и т. д). Белое движение разгромлено. Церковь кажется невероятно слабой, маргинальной, ничтожной. Диктатура — мистически всевластна. И интеллигент-Булгаков, лишённый дома, прежних семейных устоев, обласканный вдруг (на фоне травли) самим Сталиным (!) оказывается в ситуации, как если бы сейчас по всей Москве и по всему миру начали садиться летающие тарелочки, из которых высаживаются миллионы зелёных человечков и предлагают человечеству всё вплоть до физического бессмертия. И подавляющее большинство людей на это «покупается», хотя это выглядит диким, дурным сном.
Вот в таком положении, думаю, оказался сын преподавателя Киевской духовной академии, врач и писатель Михаил Булгаков, живя в Москве конца двадцатых — начала тридцатых годов.
Я бы не хотел оказаться на его месте — искушения страшнейшие. И он из них «ныряет» в литературную попытку разрешить проблему зла, его роли, его метафизики. И грань, отделяющая христианское богословие от дуализма (в котором добро и зло не могут существовать друг без друга, где они действуют рука об руку) мне кажется, в романе перейдена. Это ещё очевиднее в сериале Бортко, где рассуждения о том, что «свет не может существовать без тени», а Распятия Христа и вовсе не было — вылезают из повествования как пружины из продавленного дивана.
Считал ли автор так, хотел ли, напротив, обличить эту дуальность — не знаю. Суть в том, что это гениальный роман о пошлости дуализма, о ереси, но он как лакмусовая бумажка по отношению к своему читателю. Из оценки происходящего там видна господствующая в обществе философия. Нехристианская философия. Неверие в Евангельского Христа. Преклонение перед особой мистической силой зла. Тайное или открытое любование пороком. Радость того, что вокруг столько мрази, и что она предстает разоблаченной. Сладострастное, садистическое желание мщения грешникам — кроме тех, кто вовремя «подсуетился» и всерьез поклонился мистической силе: зла или Добра — неважно. Размывание грани между Раем, где человек достигает подлинной потрясающей радости — с Богом продолжить миротворение — и без-божным «покоем», в котором ничего, кроме булгаковского обессиленного отчаяния: «Да, всё кончено, но хотя бы оставьте меня в покое, вы все: сталины, тусовщики, бесы, ангелы — ничего не хочу, никого не желаю: УСТАЛ»...
Страшное состояние, огромная боль в романе. И я не сужу автора, не берусь. Я не на его месте. Я только понимаю, что путь героев, Маргариты и Мастера — не выход. Что та пошлость, которой они стараются избежать, заманивает их в ловушку — тонко и умно. Потому что пошлость умеет быть красивой, обольщать и обманывать.
Потому, что верно Достоевский не верил, что любая красота спасёт мир:
«Красота — это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, и определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы... Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей» (Достоевский. Братья Карамазовы).
«Мастер и Маргарита» — возможно, далеко не лучший роман Булгакова, но он невероятно, завораживающе красив, и увлекает всякого читателя. И меня также потрясает и влечет магия булгаковского слова. И я готов плакать над печалью вечерней земли, хохотать над осетриной «второй свежести» и лететь над неразрушенной ещё Москвою эдаким лермонтовским демоном... Но понимаю, что чаю я все же иной красоты, которую описать невозможно, потому что и апостол Павел не смог описать, говоря только о «неизъяснимых глаголах», а Достоевский смог лишь кратко и невнятно в дневниках пометить: «Христос — 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера...»
Мне это дороже — при всём изумлении художественной силой булгаковской прозы. Уже давно у меня нет иллюзий по поводу евангелия и даров Воланда. И если фильм Бортко обнажил под великолепием булгаковского слога нечто подлое и обманное, то это не только (а может и не столько) результат погрешностей фильма. И совершенно точно — не случайность...
В продолжении темы читайте:
• Владимир Акимов: НУЖНО ЛИ ОТДАВАТЬ НЕЧИСТОЙ СИЛЕ Михаила БУЛГАКОВА?
• ПОДВАЛ НА ДВОИХ. Опыт прочтения «Мастера и Маргариты»
• Юрий ВЯЗЕМСКИЙ: «Я не могу быть уверен даже, нужна ли эта череда новых романов о Евангелии. Но мне хочется надеяться, что если этот труд — роковая ошибка, то Бог не даст мне ее совершить».
