Саша был коми человеком по рождению и русским поэтом по дару. Мы познакомились на одном из семинаров Союза писателей Республики Коми, я была тогда обычной сыктывкарской школьницей, только-только начинавшей писать стихи. Было сумбурное, почти официальное знакомство – а потом близкое: мои кухонные посиделки со «взрослыми поэтами» – Андреем Поповым, Сережей Журавлевым, Володей Цивуниным и Сашей Поташевым. Он приезжал из своей глубинки – поселка Щельяюр Ижемского района – и привозил ворох стихов, заполненных ярким светом, вихрем теплых и холодных слов, тихими и громкими эмоциями. Я училась у этих людей, и общение с ними, как сейчас понимаю, – было драгоценным временем дружбы и душевной теплоты. 17 февраля, три дня назад, Саши не стало. Об этом мы узнали от ижемского священника, который позвонил спустя почти два года с тех пор, как от Саши были последние весточки. Видимо, совсем ушел в себя и ни с кем не хотел общаться. А может быть, не было новых стихов, чтобы поделиться с нами…
А когда-то, в ту самую пору знакомства, он учился на Высших литературных курсах в Литинституте, здесь, в Москве. Его сравнивали с Рубцовым и Есениным. Он писал действительно хорошие стихи. Может, в чем-то наивные, но художественно яркие и цельные. А что осталось? Пара тоненьких, почти самодельных, книжек и письма – длинные, в шесть-восемь тетрадных листов, со всем его внутренним миром, тревогами и радостями, стихами. Вернусь в Сыктывкар и постараюсь их найти.
Саше было сорок два. Вроде бы, у него есть сын. Вроде бы, его зовут Данил и вроде бы ему семь-восемь лет.
У меня нет ни одной Сашиной фотографии, но есть несколько стихотворений. Я перечитываю их, не прерывая разговора с ним.
Берег
Еще в небесной гавани Печоры
в вечернем ветре плещется заря,
и парусами сонно никнут шторы
у тихого причала ноября.
Сойду со сходней ночи в гулком поле
и припаду к щемящей тишине,
где от костра необратимой боли
ты пламя рук протягивала мне...
Уже зима в забывчивости слепла.
Так почему ж, ослепшему вчера,
мне даже снегопад казался пеплом,
хрустальным пеплом твоего костра?
Где без конца – единое начало –
цепная ночь не сходит со двора.
Я оторвусь со своего причала
за звездным дымом твоего костра.
И отойдет с печальным опозданьем
от горизонта дымка птичьих стай…
Я вновь шепчу кому-то: «До свиданья!»,
когда так надо прокричать: «Прощай!»
Причал
Какой туман! Я снова на причале.
Паром безлюден. Мне уже пора.
А мысли, словно бабочки, сгорали,
всю ночь слетаясь к пламени костра.
Мне нравится, что тратится на брызги
его восторг у призрачной черты,
что жаждет жертвы, что в предсмертном визге
взмывает выше собственной мечты.
Сгорю и я на этом перегоне,
Спорхну с улыбкой с вешних губ земли.
Гори, костёр, пока пасутся кони,
их звёздный зов оплачут журавли.
Гори, костёр! А по ступеням терний
небесных лестниц с шелестом дождей
восходит осень гулкою вечерней
в алтарь зари с кадильницей твоей.
Гори, костёр, пока грустит о чём-то
с причала ночь, и чудится с кормы –
топор заката в плаху горизонта
уже вошёл по рукоять зимы.
***
На Восток мои дороги, на Восток.
Не восходит над туманом Коловрат.
Мне на Родине бы – Родины глоток.
Богородица сегодня поутру
Подняла лебяжье воинство Своё.
Песней предков тает роща на ветру.
Напои осенней зорькой, напои
Из горстей крылатых вешние глаза.
Искупительных дождей шаги твои
Напророчила последняя гроза.
Памяти дочери
Ты выпадешь снегом, я знаю,
Из Млечного круга.
Прижмешься ко мне, неземная,
Доверчивой вьюгой.
И небо сойдет за тобою,
По белому следу,
Когда из весны и покоя
Ты выпадешь снегом.
Проступишь из вышнего плена,
И, словно случайно,
В развернутом свитке Вселенной
Ты высветлишь тайну.
И тайну отпустит на волю
Полуночный Вестник,
Когда из безмолвия боли
Ты выпадешь песней.
К высокому завтра нескоро
Привьется начало
Вчерашней надежды, которой
Окажется мало.
И с небом сегодня не слиться
Обветренным векам,
Откуда ты падала птицей,
А выпала снегом.
Домой
Просто
там на высоком лугу,
кто-то жертвует звездные росы.
Просто
ветер венчает пургу
с легкомысленным юным морозцем.
Просто
пьяный я день ото дня,
и на мне снегопад не по росту.
Просто
кто-то заждался меня
у огня по-домашнему.
Просто.
Февральская сага
В себе свинцовую печаль
Покоит небо.
Давненько ты со мной, февраль,
Печальным не был.
Шепни мне на ухо, родной,
Случайной вьюгой,
Что гаснут звезды по одной,
Сбиваясь с круга.
Что на бревенчатой груди
Избы-скворечни
Уснул закат, пока дожди
В утробе вешней.
Так почему ты приугас
На самом деле?
И не махнешь в последний раз
Платком метели?
Жестикулируя в окно
Ветвями сада,
Ты что-то высказать давно
Хотел с досадой.
О чем молчали до сих пор
Лесные чащи,
Не прерывая разговор
О проходящем.
Уже без четверти рассвет
Весенних будней…
Февраль, ты свел себя на нет
Уже к полудню.
Фото из архива «Фомы»
