Солнечный осенний денек. Я неспешно иду по аллее под желтыми кленами, воробьи весело теребят ветку рябины… Иду к совершенно незнакомым людям. Какие они?
Прошло около часа — и вот уже Марина, мама восьмилетней Даши, сидит на краю дивана напротив меня. Мы разговариваем, и я стараюсь понять, как им живется. Оказывается, Марина очень любит детей и занимается с ними в детском клубе, старается дать все то, что ее саму увлекает и что не удается разделить с маленькой Дашей… А так хотелось бы! Хотелось бы вместе бегать, играть в мяч, читать книжки по вечерам и ходить в гости! А потом весело обсуждать все важное и не очень, что случилось за день.
Я понимаю, что это не так просто. Марина горестно рассказывает мне о том, как ей стыдно перед людьми за поведение своей девочки. Говорит, что готова сквозь землю провалиться, лишь бы этот кошмар закончился. Рассказывая свою историю, она сидит сжавшись, будто на нее сейчас снова обрушится этот шквал холодного неодобрения. Ее глаза становятся влажными, и тоскливое чувство передается мне.
Спрашиваю Марину, а что, собственно, Даша делает? Оказывается, громко кричит и машет руками. Когда приходится ехать в общественном транспорте, люди начинают качать головами: мол, что за воспитание! Кто-то из пассажиров начинает выговаривать: «Дома надо сидеть с таким ребенком!». Становится совсем уж невмоготу, когда брезгливо отворачиваются.
«И что вы тогда делаете?» — спрашиваю я, чувствуя поднимающееся изнутри возмущение.
«Начинаю оправдываться, извиняться, говорить, что мы скоро выйдем…» — Марина отводит взгляд, как будто ждет очередного осуждения, теперь уже от меня, за Дашино поведение. В это момент Даша дернула за шнур, и телефон громко и протяжно зазвенел. Марина подняла его с пола, платком вытерла Даше губы и взяла ее на колени.
Смотрю на ребенка. Ну ведь видно, что девочка больна! Неужели там, в автобусе, люди этого не замечают? Наверное, так и есть. Или, может, у самих на душе тяжело, а тут еще такие «даши» рядом! Вот и раздражаются. Они же не знают, сколько Дашиной маме пришлось по больницам скитаться в надежде хоть как-то смягчить проявления болезни. А это одиночество и недоумение: как такое могло случиться? Впрочем, это вопрос мучает все меньше. Что толку искать виноватых, когда стольким детям ставят неутешительный диагноз — ДЦП. И тянутся годы семейной жизни, полные одиночества и вины.
История, рассказанная Дашиной мамой, не первая, услышанная мною. И чувства, о которых рассказала мне Марина, до боли знакомы родителям больных детей. Хотя мне, собственно, не совсем понятно, почему одни болезни — которых не видно — не вызывают такого отторжения, а очевидные, которые не прикроешь, заставляют людей отворачиваться и обвинять?
Мне очень захотелось поделиться с вами увиденным. Захотелось что-то сделать, чтобы таким семьям как-то легче жилось. Почему-то подумалось, что нам ничего не стоит просто посочувствовать им и… не раздражаться на их боль! Она их. А мы просто рядом. Мы можем просто подать руку или улыбнуться.
Татьяна НИКОНОВА, психолог Детского хосписа, семейный терапевт
