«Над небом голубым есть город золотой»: кто на самом деле автор песни и какие символы в ней сокрыты

Стихотворение

РАЙ

Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою стеной
А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы
Одно как рыжий огнегривый лев
Другое — вол, исполненный очей
Третье — золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

А в небе голубом
Горит одна звезда
Она твоя о Ангел мой
Она всегда твоя
Кто любит тот любим
Кто светел тот и свят
Пускай ведет звезда твоя
Дорогой в дивный сад
Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол исполненный очей
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

Именно в таком виде, с сохранением авторской пунктуации и строфики эти стихи были напечатаны в сборнике «Анри Волохонский. Стихотворения» (1983 год, США, Мичиган, эмигрантское издательство «Эрмитаж»).

Кто же он — Анри Волохонский?

Написал стихотворение «Рай» Анри Гиршевич Волохонский (1936–2017), человек многогранный. Не только поэт, прозаик, драматург и переводчик, но еще и крупный ученый-эколог. Родился он в Ленинграде, занимался наукой, участвовал в многочисленных экспедициях, изучая водоемы. А параллельно с этим чуть ли не со студенческих времен писал стихи, пьесы, песни. Но не публиковался (точнее, лишь одно его стихотворение было напечатано в ленинградском журнале «Аврора» в 1971 году). А все остальное распространялось в самиздате (для молодых читателей на всякий случай поясню: в советское время те произведения, что по идеологическим причинам не могли быть опубликованы официально, перепечатывались на пишущих машинках и распространялись среди людей, доверявших друг другу).

Можно сказать, Анри Волохонский входил в среду «неформалов» от литературы и искусства, то есть тех, кто активно и профессионально занимался творчеством, но редко публиковался или не публиковался вообще. Таковы были, к примеру, поэты Олег Григорьев, Виктор Кривулин, Елена Шварц, художники Дмитрий Шагин и Владимир Шинкарёв (создавшие субкультуру, известную под названием «Митьки»).

У Волохонского был друг, поэт и бард Алексей Хвостенко (1940–2004), и многое, особенно в юности, они написали совместно. Авторство таких произведений они указывали как А. Х. В. Забегая вперед, скажу, что именно Хвостенко первым исполнил песню на стихотворение Волохонского «Рай». Между прочим, Хвостенко был православным христианином, и дружба с ним наверняка каким-то образом повлияла на отношение Волохонского к вере.

Диапазон творчества Волохонского впечатляет. Тут и шуточные, иронические стихи, и глубокие метафизические поэмы, и философская лирика. Волохонский постоянно экспериментировал с формой, с языком, со звуком (есть такое понятие, как музыка стиха, это вовсе не то же самое, что музыка, превращающая поэтический текст в песню).

В январе 1974 года Анри Волохонский эмигрировал за границу, в Израиль. Там он активно занимался наукой (все та же тема — экология водоемов) и продолжал писать. Но и там его литературная карьера складывалась нелегко. Достаточно сказать, что, хотя он и публиковался в израильской периодике, первая его большая книга стихов вышла лишь спустя десять лет после отъезда, в 1983 году, причем не в Израиле, а в США. Зато сложилась семейная жизнь — там, в Израиле, Волохонский женился, у него четверо детей. А в 1985 году он с семьей переехал в Германию, где в 2017 году скончался в возрасте 79 лет.

По воспоминаниям близко знавших его людей, был он человеком очень сдержанным, можно сказать, замкнутым, не гнался за славой и популярностью, не слишком переживал из-за бытовых неурядиц. По-настоящему были ему важны его творчество и его научные исследования.

И вот еще какая важная (особенно для нашего журнала) деталь: на протяжении многих лет Анри Волохонский переводил с церковнославянского на современный русский язык последования церковных богослужений. Об этом его попросил в 1982 году близкий друг, священник Американской Православной Церкви Михаил Аксенов-Меерсон. Некоторые из этих переводов были впоследствии изданы по благословению архиепископа Нью-Йоркского Петра (Уилье). Заметим, что переводы эти использовались лишь в приходе отца Михаила и не получили широкого распространения за его пределами.

Конечно, у читателя возникает естественный вопрос: а был ли Анри Волохонский православным христианином? Особенно учитывая его богослужебные переводы. А этого никто не знает. Если с кем Волохонский при жизни и говорил о своей вере, то лишь с очень близкими людьми, которые не рассказывали об этом публично. Неизвестно, отпевали ли его. Несомненный факт — он глубоко знал Священное Писание. И если он веровал (что весьма вероятно) — то не в того абстрактного Бога, который «в душе», а в Того, о Ком говорит Евангелие.

Стихи были написаны... за 15 минут!

В 1972 году в жизни Анри Волохонского случилось некоторое событие. На первый взгляд, совсем не масштабное, бытовое. Сестра подарила ему недавно вышедшую грампластинку фирмы «Мелодия» «Лютневая музыка XVI–XVII веков». И первое же произведение этого альбома, «Канцона», автором которой значился итальянский музыкант XVI века Франческо Канова да Милано, потрясло Волохонского до глубины души. Как сам он написал в письме к театроведу Татьяне Жаковской, «я месяц или более того бубнил эту мелодию себе под нос с подаренной пластинки “Лютневая музыка”». Это он объяснял ей, как ему удалось так быстро, за пятнадцать минут, написать стихотворение «Рай».

А написано было это стихотворение в конце ноября 1972 года. Место действия — Ленинград, мастерская художника Бориса Аксельрода. Студия в мансарде на углу Фонтанки и Майорова была местом, куда тянулись творческие люди со всего Ленинграда и не только. Художники, музыканты, писатели, ученые. Главным образом — ради атмосферы. Высокие (и это слово здесь употреблено без всякой иронии) человеческие отношения. Творческие порывы, дружелюбие, понимание и принятие, откровенность, увлеченность... этот ряд можно продолжать бесконечно. Конечно, вектор задавал хозяин этого места, Борис Аксельрод, но создавалась эта атмосфера всеми, кто там бывал. Анри Волохонский был завсегдатаем.

Важная деталь: в 1972 году Аксельрод получил большой заказ — сделать мозаичное панно «Небо» для Таврического сада. Он делал эту мозаику не из настоящей смальты, а из заранее заготовленных керамических плиток разного цвета. Плитки разрезались на части, и уже из этих частей выкладывались фигуры зверей, которых заранее нарисовал художник. Потом эти кусочки наклеивались на плотную бумагу, а далее их нужно было уже перенести на цемент. Общая площадь панно должна была быть 254 квадратных метра. Работа продолжалась несколько лет, но по разным причинам так и не была окончена. Понятно, что друзья Аксельрода видели этот рисунок, который предполагалось перенести на мозаику. В том числе видел и Волохонский. А звери на рисунке — те самые огнегривый лев, синий вол, исполненный очей, и золотой орел небесный, так хорошо знакомые всем, кто слышал песню «Город золотой».

Так вот, придя как-то раз в мастерскую Аксельрода, Анри Волохонский взял и за пятнадцать минут написал то стихотворение, о котором мы и говорим. Стихотворение, которое чуть позднее он назвал «Рай». Отвечая потом на вопрос, как вообще это возможно — за такое время сочинить такие стихи, — Волохонский писал: «правда и то, что под диктовку, как бы свыше. Нужно, правда, учитывать, для правдивого сопоставления, что я месяц или вроде того бубнил эту мелодию себе под нос с подаренной пластинки “Лютневая музыка”, готовясь к наиправдивейшему диктанту. Так что правда выходит помногообразнее, чем себе это обычно воображают…»

Итак, в конце ноября 1972 года появилось стихотворение. А как появилась песня?

От квартирников до «Ассы»

Вскоре после написания «Рая» Волохонский прислал стихотворение Алексею Хвостенко (который к тому времени уже переехал из Ленинграда в Москву). Именно Алексею и пришла мысль сделать из стихотворения песню, взяв за музыкальную основу ту самую «Канцону» Франческо да Милано с упоминавшейся уже пластинки.

Так появилась песня. Хвостенко музыку немного изменил, чтобы на нее лучше ложились слова, и начал исполнять. Исполнялось это, конечно, не в концертных залах, а в квартирах друзей и знакомых. И конечно, записывалось на магнитофоны. А потом эти записи люди друг у друга переписывали, распространяли — обычное дело в те годы. Между прочим, кассетных магнитофонов тогда, в начале 70-х годов, еще не было, были катушечные, здоровенные. Чтобы переписать с катушки на катушку, порой приходилось ехать через весь город с тяжелым и объемным грузом.

Одна из таких записей попала к известной исполнительнице песен Елене Камбуровой. Она настолько прониклась и музыкой, и словами, что начала петь это сама. Но сильно отредактировала и текст, и музыку. Причем музыку отредактировала так, чтобы получилось в точности как на пластинке, как у Франческо да Милано. Возможно, поэтому и в текст внесла изменения, чтобы в ритм попадало.

Затем эту песню в варианте Камбуровой стал исполнять известный бард Виктор Луферов. Записи и Хвостенко, и Камбуровой, и Луферова ходили по рукам.

А в 1976 году в Ленинграде молодежная театральная студия «Радуга» поставила спектакль «Сид» по пьесе известного французского драматурга XVII века Пьера Корнеля. И там, в спектакле, исполнялась эта песня (разумеется, без названия — причем даже не из цензурных соображений, а просто его никто не знал, как не знал и авторства текста и музыки). В то время, к слову, люди вообще меньше интересовались темой авторского права. Услышали хорошую песню — почему бы не спеть, и какая разница, кто сочинил?

На премьеру «Сида» пришел молодой Борис Гребенщиков* (надо сказать, что и сам он, и его друзья по «Аквариуму» часто бывали в «Радуге», дружили с актерами, некоторые музыканты «Аквариума» сами играли в спектаклях студии). Он услышал песню, пришел в неописуемый восторг, за пять минут во время антракта наскоро переписал слова, запомнил музыку и... и группа «Аквариум» начала исполнять эту песню. Впоследствии она вошла в альбом «Десять стрел» (1986) под названием «Город». Надо сказать, Борис Гребенщиков* не приписывал себе авторства ни текста, ни музыки. По его словам, на тот момент он действительно не знал, что это стихи Волохонского. А вот что музыка — это «Канцона» с пластинки 1972 года, наверняка знал, пластинка была очень популярна.

А потом в 1987 году по просьбе режиссера Сергея Соловьева «Аквариум» исполнил эту песню в его фильме «Асса» (в титрах насчет ее авторства не было сказано ничего). Фильм вышел на экраны в 1988 году и сразу стал культовым. Культовой стала и песня «Город», которую чаще стали называть либо «Город золотой», либо «Под небом голубым». Обратим внимание на это «под» вместо «над». Момент ключевой, и скоро мы к нему вернемся. Но прежде чем перейти от истории к сути стихов, к их религиозному смыслу, нужно сделать одно важное разъяснение.

Неожиданное открытие

На обложке альбома «Лютневая музыка XVI–XVII веков» чуть ниже заголовка указано «В. Вавилов». Кто он такой, не уточнялось, и по логике вещей можно было решить, что это музыкант, исполнивший вошедшую в альбом старинную музыку. Все (включая Волохонского и Хвостенко) так и думали.

А правда заключается в том, что на самом деле ленинградский гитарист-самоучка Владимир Вавилов (1925–1973) и был автором почти всех произведений альбома (за исключением английской народной песни «Зеленые рукава» и народного танца «Спандольетта»). То есть произошла грандиозная музыкальная «мистификация», раскрытая только в 90-х годах прошлого века! Проверили архивы, оказалось, что у музыкантов, указанных на пластинке, не было таких произведений. И более того, они просто не могли написать такого, потому что в этой музыке использованы приемы, которых в старину еще не знали. Как же это вышло?

В 1968 году Вавилов пришел в фирму «Мелодия», представился историком музыки, работающим с нотными архивами, и предложил выпустить альбом старинной лютневой музыки. И вызвался сам исполнить некоторые произведения. Идея понравилась, началась работа над записью альбома. Интересная деталь — «старинную лютневую музыку» Вавилов исполнял на специальном инструменте, так называемой «лютневой гитаре». Настоящая лютня появилась у него только в 1971 году. На всякий случай заметим, что в СССР лютни не выпускались, игре на лютне ни в каких музыкальных учебных заведениях не учили, это была экзотика.

Какова же была мотивация Вавилова? Перед смертью (он скончался от рака поджелудочной железы, не дожив до 48 лет) Владимир Федорович раскрыл дочери правду.

Дело в том, что он с 1952 года сочинял музыку. И ему очень хотелось поделиться своим творчеством с людьми. Ему не нужна была слава, он исходил из совершенно бескорыстных соображений. Но исполнять свою музыку на концертах, печатать в музыкальных издательствах ноты, а уж тем более записываться на пластинки для него было совершенно невозможно. Ведь формально он был никто. Вернувшись с Великой Отечественной войны, он работал механиком на заводе, а все его музыкальное образование — это вечерняя музыкальная школа для взрослых. Пробиться с таким «бэкграундом» было совершенно немыслимо, он это отчетливо понимал. А очень хотелось, чтобы люди услышали его музыку. Пусть даже не зная, что она — его.

Вот так у Вавилова и родилась идея такого проекта — отдать свои произведения старинным музыкантам. Он верно рассчитал: никто не стал дотошно проверять, требовать от него предоставить оригиналы или хотя бы копии нот из архивов.

Пластинка, кстати, пользовалась огромным успехом, многократно переиздавалась. В 2000-е годы она была оцифрована, издана на CD-диске, все это сейчас можно найти в Интернете.

Итак, никакой не Франческо да Милано, а именно Владимир Федорович Вавилов и был автором той музыки, которая вдохновила Волохонского на написание своего стихотворения, а Алексея Хвостенко — на перевод его в формат песни.

Так про что же «Рай»?

Прежде чем разбирать стихотворение по строчкам, скажу главное. Оно не просто называется «Рай», оно всё — про рай. А что такое рай? Как это слово понимать? Это же центральное понятие в христианском вероучении! Чтобы не вдаваться в длинный богословский экскурс, дам ссылки на статьи в журнале «Фома», где все это разбиралось подробно: «Что такое рай», «Рай и ад: что знает о них христианин», «Рай: что это такое и можно ли туда вернуться?». А если совсем уж в двух словах, то это не место (в физическом смысле), а внутреннее состояние, когда человек находится в постоянном общении с Богом и это общение становится для него радостью, несравнимой ни с какими земными удовольствиями.

Разумеется, невозможно дать детальное описание рая, потому что это иная реальность, духовная, и все человеческие слова тут полной картины дать не могут. Об этом говорил и апостол Павел: Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор 2:9). И в этом же послании: Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда позна́ю, подобно как я познан (1 Кор 13:12). Здесь Павел объясняет, что в земной жизни мы можем понимать рай лишь с помощью иносказаний, поэтических образов, трогающих наши сердца, но когда окажемся там, то всё увидим и поймем по-настоящему.

Стихотворение Волохонского — именно такая метафора. Да, мы знаем, что и город, и ворота, и стену, и травы с цветами, и животных невиданной красы не надо понимать буквально, но сердце отзывается на эти образы, и мы понимаем главное: рай — это пространство любви, красоты и радости.

Теперь давайте посмотрим по строчкам, что там откуда. Образы в стихотворении в основном взяты из двух библейских книг: это ветхозаветная Книга пророка Иезекииля и новозаветная книга Откровение Иоанна Богослова, чаще называемая Апокалипсис.

Над небом голубым

Обратим внимание: именно «над», а не «под». Дело в том, что язык Библии символический, и небо, о котором говорится в книге Бытие, это не физическое небо, не атмосфера нашей планеты, а некая граница, отделяющая материальное от духовного. Как сказали бы в старину: «мир горний от мира дольнего». То есть то, о чем в стихотворении идет речь, — это не здесь, не на Земле и не где-то в космосе, это в иных сферах бытия, в духовном мире. Момент принципиальный. «Под небом голубым» значило бы «где-то здесь, у нас, некое место, географически определимое». Спев это «под», Гребенщиков* невольно выбросил библейский контекст.

Известно, что на эту тему они с Алексеем Хвостенко жарко спорили (напомним, Хвостенко был православным христианином). Гребенщиков* ссылался на то, что Царствие Божие внутрь вас есть (Лк 17:21), а значит, можно петь «под». Но эта логика кажется неубедительной. Из того, что Царствие Божие (а словосочетание «Царствие Божие» — синоним рая) внутри человеческой души, вовсе не следует, что оно, стало быть, находится там, где пребывает человеческое тело, то есть в конкретной Москве или конкретном Лондоне.

Любопытно, что Анри Волохонский написал свое стихотворение в мансарде Бориса Аксельрода, а в подвале мастерской в это время хранилось несколько тонн керамических кусочков, из которых планировалось сложить мозаику «Небо». Несколько тонн голубых плиток. То есть, получается, писал Волохонский, в определенном смысле действительно находясь как раз над небом голубым.

Есть город золотой

Этот золотой город подробнейшим образом описывается в Откровении Иоанна Богослова, в 21-й и 22-й главах. И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога (Откр 21:10). Город действительно золотой: ...а город был чистое золото, подобен чистому стеклу (Откр 21:18).

С прозрачными воротами

Про ворота в тексте Апокалипсиса действительно говорится, но их двенадцать и они жемчужные: А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины (Откр 21:21). А что же тогда прозрачное? Улицы! Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло (тот же стих).

И про стену тоже сказано: она построена из ясписа (Откр 21:18). Яспис — это устаревшее название полудрагоценного камня, яшмы. Причем в древности под яшмой понимали прозрачные, чаще всего зеленые, халцедоны. То есть стена из такого камня, действительно, яркая. Ну и, конечно, заметим, что городская стена имеет не только прямое, но и символическое значение. Стена — это то, что отделяет город от всего того, что им не является. Стена — это то, что защищает город, что не дает силам зла его разрушить.

А в городе том сад
Всё травы да цветы

Здесь мы из последней библейской книги, Апокалипсиса, переносимся в первую, в книгу Бытие. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал (Быт 2:8). И далее: И взял Господь Бог человека… и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его (Быт 2:15). То есть это библейский образ: сад с травами и цветами как символ рая.

Гуляют там животные
Невиданной красы

Прежде чем непосредственно перейти к этим животным, замечу, что присутствие животных в раю, в саду, который насадил Господь Бог, было совершенно естественным и необходимым: Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей (Быт 2:19).

А теперь — животные!

Одно как рыжий огнегривый лев
Другое — вол, исполненный очей
Третье — золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

Здесь использованы образы из ветхозаветной Книги пророка Иезекииля, написанной в VI веке до Рождества Христова. Начинается книга с видения, которое было явлено пророку. Он увидел четыре фигуры животных, движущиеся к нему. Каждая фигура имела четыре крыла и четыре лица — человеческое, львиное, бычье и орлиное (Иез 1:5–14). Кроме того, перед каждым из животных двигалось четыре колеса, причем дух животных был в колесах (Иез 1:21), и колеса были с глазами: А ободья их — высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз (Иез 1:18). Вот что значит «исполненный очей».

Как видим, в Книге Иезекииля все сложнее, чем просто три животных. Но от поэта богословская точность в данном случае и не требуется, здесь главное — сама отсылка к библейскому контексту.

Но как же понимать этих четырех животных, которых видел пророк? Это ангелы, силы небесные, используя которых, Бог показал Иезекиилю Свое присутствие. То, какими увидел этих ангелов пророк, вовсе не означает, что они действительно имеют такой облик. Это, говоря современным языком, субъективное восприятие, попытка выразить непредставимую духовную реальность с помощью привычных человеческих понятий и образов.

Дальнейшее содержание Книги Иезекииля далеко от темы стихотворения Волохонского. Кстати, большинство воцерковленных людей помнит из этой книги прежде всего пророчество о воскрешении мертвых (глава 37). Этот отрывок читается на утрени Великой Субботы, в чине погребения Плащаницы. Но в самом конце, в последних главах, Бог через Иезекииля объясняет народу израильскому, как именно нужно обустроить Иерусалимский храм, когда тот будет восстановлен (напомним исторический контекст: Иезекииль жил в то время, когда первый Иерусалимский храм был уже разрушен войсками вавилонского царя Навуходоносора (586 год до Р. Х.), а евреи уведены в вавилонский плен. Воссоздан был храм в 516 году до Р. Х., после вавилонского пленения). Так вот, в этих последних главах Книги Иезекииля можно увидеть и более глубокий смысл — воссозданный храм как прообраз Небесного Иерусалима, который упомянут в Апокалипсисе.

Между прочим, в Апокалипсисе тоже упомянуты лев, орел и вол. Перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет (Откр 4:6–8).

Но и это еще не всё! Известно, что в христианской традиции принято на иконах изображать евангелиста Марка со львом, Иоанна — с орлом, Луку — с волом (тельцом), а Матфея — с ангелом. Эти животные, лев, орел и телец, стали восприниматься как указание на авторов Евангелий. Вполне возможно, что и Волохонский образами населяющих дивный сад животных намекал на евангелистов, то есть давал понять читателю: здесь речь именно о том, о чем говорится в Евангелии.

А в небе голубом
Горит одна звезда

Обратим внимание: «одна звезда» горит не над небом голубым, а в самом небе. И если понимать небо по-библейски, как границу между нашей реальностью и реальностью духовной, то предлог «в» имеет важное значение. Звезда — она на границе, она причастна обоим мирам, она — сигнал из того мира нашему.

Так что же это за звезда? Здесь надо сказать, что вообще образ звезды (как присутствия некоего иного, высшего начала в нашем земном мире) очень характерен и для андеграундной поэзии той эпохи, и вообще для отечественной поэзии. Например, постоянное упоминание звезд было у Виктора Цоя («Звезда по имени Солнце», горящая в груди звезда из песни «Апрель»), звезда, ударившая под сердце из песни Владимира Высоцкого «Мне этот бой не забыть нипочем», «Тихоокеанская звезда» из песни Юрия Визбора, «Мне звезда упала на ладошку» Александра Дольского. И это лишь то, что приходит в голову навскидку.

Безусловно, автор «Рая» был погружен в библейский контекст, и не только в библейский, но и в церковно-богослужебный (не случайно же он спустя десять лет возьмется за перевод православных богослужебных книг), и звезда не просто же так в стихотворении появилась, что-то же она символизировала!

Самая очевидная ассоциация — «Солнце Правды», как метафорически именуется Христос в рождественском тропаре. То есть горящую в небе голубом звезду можно понимать как Христа, который здесь, с нами, пускай и незримо.

Уместна и другая ассоциация — вифлеемская звезда, которая вела восточных волхвов к младенцу Иисусу. Здесь тоже указание на Христа. Вифлеемская звезда ведет к Христу, поскольку город золотой, куда ведет звезда, — это рай, Царство Божие.

То есть звезду можно понимать как Самого Христа, который каждого призывает к Себе, причем не только призывает, но и помогает в этом нелегком пути, освещает его — И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин 1:5). Эта тема Божественного света и дальше будет звучать в стихотворении.

Она твоя о Ангел мой
Она всегда твоя

Прежде всего зададимся вопросом: «о, Ангел мой» — это обращение к кому? К тому, кому сказано далее: «пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад». Кто такой этот «ты»? Разумнее всего предположить, что это адресат стихотворного послания, то есть читатель. Тот читатель, который откликнулся на призыв, который хочет в дивный сад. Почему же тогда автор называет его ангелом? Это же человек!

Ответ прост: такое обращение, «ангел мой», было очень распространенным в дореволюционной русской культуре. В нем звучала любовь к собеседнику, в нем изначально задавались высокая планка человеческих отношений, доверительный формат разговора. Да, со строго богословских позиций неправильно называть человека ангелом, но вот так уж сложилось. А почему «ангел мой» с заглавной буквы? Так написал Волохонский. Что он вкладывал в такое написание, неизвестно. Уже не спросишь. Заметим только, что поэты сплошь и рядом вольно обращаются и с заглавными/строчными буквами, и со знаками препинания.

А что значит «она твоя»? Если понимать звезду как намек на Христа, то в каком смысле «твоя»? Наверное, в том, что именно ради спасения людей Бог Сын, предвечный Логос, воплотился и стал человеком, умер и воскрес. Не просто ради абстрактного собирательного понятия «человечество», а ради каждого человека. И ради автора стихотворения, и ради его адресата. Того самого «ты». Звезда не просто так в небе голубом зажглась. Она для тебя зажглась!

Иными словами, здесь речь о том, что Бог всегда присутствует в нашей жизни, всегда зовет к Себе и всегда помогает на этом пути. Причем Его помощь не разовая, не единовременная, а постоянная. Пока человек жив, у него есть шанс. Как бы он ни ошибался, какие бы духовные падения ни совершал — все равно Бог принимает его покаяние и помогает дальше. Отсюда и «она твоя всегда».

Кто любит тот любим

Здесь очевидная отсылка к словам Христа в Евангелии от Иоанна: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам (Ин 14:21).

То есть речь о любви к Богу и о Божественной любви. И это очень важный момент. Человеческая жизнь может складываться трагично. Человека могут презирать и ненавидеть, угнетать, изгонять... и ему может показаться, что никто его не любит. Но это не так! Бог всегда его любит, Бог с ним в его труднейших обстоятельствах.

Обратим внимание на слова «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их», сопоставим с другими словами Христа: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин 13:34). То есть любовь к Богу неотделима от любви к людям. И поэтому слова «кто любит» здесь, в стихотворении Волохонского, означают «кто любит людей и любит Бога».

Такие люди, любящие и ближних, и Бога, очень заметны со стороны, от них как бы исходит свет. И тут мы смотрим на следующую строчку:

Кто светел, тот и свят

Что значит «светел»? Кого мы в обыденной жизни называем светлым человеком? Доброго, сострадательного, отзывчивого, не дающего воли своим страстям. То есть «светел» — понятие этическое, ведь этика — она про человеческие отношения. Но тут же рядом — «тот и свят».

А что значит «свят»? Что такое святость? Это особая близость к Богу, особая открытость Ему, когда человек становится прозрачен — и через него на людей изливается Божий свет. Такой человек не переселяется в какие-то иные сферы бытия, он живет вроде бы обычной жизнью — есть, пьет, одевается, работает, ездит в транспорте, но он настолько близок ко Христу, настолько готов отрешиться от своей «самости», то есть от своего эгоизма, что через него начинает действовать Бог.

И вот в стихотворении эти слова «светел» и «свят» стоят рядом, причем тут проводится связка: кто светел, тот и свят. Не «сперва был просто светел, а потом стал еще и свят», а одновременно. «Светел» и «свят» — это про одно и то же, только взгляд с разных ракурсов. «Светел» — с этического, а «свят» — с духовного.

Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад

Здесь, в общем, о том, что уже сказано было ранее. Лишь уточняется, что цель звезды (то есть цель Бога) — вести нас в тот дивный сад, который можно назвать раем, можно — Небесным Иерусалимом, можно — Царством Божиим. Именно в этом цель христианской жизни — соединение с Богом, богообщение. А это же и есть рай, если понимать его не как некое место, а как состояние души.

И тут, пожалуй, не случайно слово «пускай». Ведь «пускай» означает пожелание, а пожелание имеет смысл там, где что-то может случиться, а может и нет, где нет никакой железной предопределенности. Странно было бы сказать «Пускай сумма квадратов катетов будет равна квадрату гипотенузы!» Она и так равна, без наших «хотелок». Так вот, «пускай ведет звезда тебя» — это пожелание, и обращено оно не к звезде (потому что стремление Бога каждого из нас спасти несомненно), а к «тебе». Ты наделен свободой, ты можешь захотеть идти в дивный сад, но можешь и отказаться. Как говорят в народе, «в рай на аркане не тащат». Это «пускай» означает «я очень хочу, чтобы ты пришел в дивный сад, и ты, пожалуйста, тоже этого захоти, пойди вслед за звездой!»

Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол исполненный очей
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

Здесь особых пояснений не нужно. В раю будут и люди, и ангелы, но общение в любви там будет и между людьми, и между людьми и ангелами. Но тут можно поставить еще один акцент — на невиданную красу этих животных. Дело не только в том, что образы животных попали в стихотворение из Книги пророка Иезекииля. Уже не в библейской книге, а в самом стихотворении Волохонского эти лев, орел и вол олицетворяют красоту созданного Богом мира. Красоту, которую мы в той или иной мере ощущаем в земной жизни, но полностью воспримем лишь там, за пределами земного бытия. Там, куда приведет нас звезда.

* в июне 2023 года объявлен Министерством юстиции РФ иностранным агентом.